- Сторожевой катер точно над нами! Застопорил ход…
В центральном посту все умолкли, освещение погасили, оставили только несколько лампочек на жизненно важных постах управления - все обреченно ждали неминуемой бомбежки.
И вдруг акустик доложил:
- С катера на палубу подводной лодки бросают какую-то мелочь… [302]
Все переглянулись и замерли на своих местах - непредсказуемость врага изнуряла сильнее ожидания бомбежки.
- Уточнить, какую мелочь бросают фашисты, серебряную или медную, - вполголоса запросил я акустика.
От этой шутки в центральном посту все ожили, на лицах заиграли улыбки, но все же беспокойство не оставляло экипаж. Все продолжали внимательно вслушиваться в доклады акустика. В других условиях слова о «падающей мелочи» не привлекли бы ничьего внимания, но теперь, когда эти непонятные звуки исходили от противолодочного корабля, зависшего всего в нескольких метрах над головой, они, разумеется, приковали к себе мысли всего экипажа.
Медленно, очень медленно тянулось время. Порой казалось, что оно вообще остановилось. Много надо иметь терпения и выдержки, чтобы продолжать бездействовать. Но вот с катера вроде уже прекратили бросать жестянки, и, по-моему, катер даже дал малый ход. Иду во второй отсек к акустической рубке, чтобы самому убедиться в нежданном избавлении. Подойдя к двери рубки, я просунул голову в дверной проем (рубка у акустика столь мала, что другой человек вынужден помещаться в проходе), похлопал Ферапонова по плечу, надел вторые наушники и сам стал прослушивать подводную среду: шумов катера не слышно и, как говорят акустики, горизонт чист.
Дольше оставаться на фунте было бессмысленно: день уже клонился к вечеру, да и отлеживаться на мелководье, дожидаясь очередного «охотника», было бы равнозначно самоубийству, поэтому я решил срочно всплывать.
Личный состав занял свои места по всплытию, командир отделения трюмных Александр Быков запустил главный осушительный насос, откачивающий воду из уравнительной цистерны за борт. Дрогнули стрелки глубиномеров. Подводная лодка медленно оторвалась от грунта и стала всплывать: глубина - 24 метра… 23 метра… 20 метров…
- Боцман, держать глубину 20 метров!
Теперь было важно, не всплыв на поверхность, быстро покинуть опасный район. В эти решающие секунды [303] все зависело от мастерства боцмана Емельяненко, от его, я бы сказал, филигранной работы на горизонтальных рулях. Он был, как всегда, спокоен и сосредоточен, его слегка прищуренные глаза зорко следили за показателями приборов, а руки уверенно управляли рулями. За нашего боцмана мы были совершенно уверены. И действительно, подводная лодка всплыла на 20 метров и замерла на этой глубине. Я скомандовал:
- Малый вперед.
И, оторвавшись от фунта, подводная лодка стала медленно набирать ход.
Мы постепенно удалялись от злополучного места. На лицах, еще недавно таких серьезных, заиграли улыбки, в глазах заискрились огоньки, и вместо подозрительного шепота стали раздаваться оживленные голоса. Через пару часов мы всплыли в надводное положение.
Прочувствовав на себе всю нелепость этой вынужденной покладки на грунт, я вспомнил наши командирские дискуссии по этому вопросу.
Одни командиры подводных лодок, а их было большинство, придерживались рекомендаций боевого наставления, требующего уклоняться от противолодочных сил на ходу, резко изменяя скорость хода, курс и глубину погружения. Сущность этого уклонения заключалась в следующем.
Противолодочный корабль искал подводную лодку, прослушивая море на малых ходах. Обнаружив лодку, он поворачивал на нее и резко увеличивал ход для бомбометания. Это ускорение было необходимо для того, чтобы быстро подойти к месту предполагаемого нахождения подводной лодки, а затем так же быстро отойти от бомбовых разрывов на безопасное расстояние. Разумеется, что с увеличением хода преследующего корабля усиливался шум его винтов, который легко прослушивался шумопеленгаторной станцией подводной лодки, а иногда был слышен даже непосредственно на ее корпус.
Противолодочный корабль сбрасывал глубинные бомбы, как правило, с кормы, поэтому он должен был пройти точно над подводной лодкой. В момент, когда корабль противолодочной обороны подходил к самой подводной [304] лодке, гидролокационный контакт терялся, благодаря чему создавался «мертвый» промежуток, когда командир подводной лодки мог неожиданно изменить курс и отойти от места бомбометания как можно дальше.
Времени, которое тратит противолодочный корабль на ускорение, бомбометание, вкупе со временем погружения глубинных бомб, было вполне достаточно для того, чтобы удалиться на значительное расстояние. Таким образом, у командира подводной лодки были время и возможность для своевременного и спасительного маневра. Также у маневрирующей подводной лодки всегда оставался неоспоримый шанс - контратака против надводных кораблей, чего, конечно, была лишена подводная лодка, лежащая на грунте.
Другие командиры, их было меньшинство, во время преследования противолодочными кораблями предпочитали затаиться на месте и лечь на грунт, если, конечно, позволяла глубина. Эта пассивная тактика, по-моему, было похожа на поведение страуса, скрывающего голову в песке, и, разумеется, она повышала вероятность гибели подводной лодки.
В доказательство порочности этого приема приведу несколько горьких примеров.
15 августа 1941 года подводная лодка «Щ-211» под командованием А.Д. Девятко после своей первой успешной атаки тут же легла на грунт…
21 сентября 1941 года подводная лодка «М-34» под командованием капитан-лейтенанта Н.И. Голованова после торпедной атаки также легла на грунт. В течение 11 часов ее жестоко бомбардировали корабли охранения, которые сбросили на нее несметное количество глубинных бомб, и в конце концов подводная лодка погибла.
1 октября 1942 года подводная лодка «М-118» под командованием капитан-лейтенанта С.С. Савина после успешной торпедной атаки также стала отлеживаться на грунте, но была обнаружена немецким самолетом, который навел на нее румынские канонерки. Канонерские лодки сбросили на «М-И 8» всего 7 глубинных бомб, которыми ее и потопили. [305]
Все эти подводные лодки погибли еще в начале войны, и не исключено, что в результате этой порочной тактики уклонения.
29 мая 1942 года подводная лодка «А-3» (командир капитан-лейтенант С.А. Цуриков) после успешной торпедной атаки также легла на грунт. Подводная лодка пролежала на грунте пять часов.
23 августа 1942 года подводная лодка «М-36» (командир капитан-лейтенант В.Н. Комаров) после торпедной атаки легла на грунт. Сторожевые корабли обнаружили ее и начали бомбить. В шестом отсеке сорвало задрайки люка, хлынувшая внутрь подводной лодки вода затопила отсек, и личный состав был вынужден перейти в другие отсеки. На подводной лодке помимо вышедших из строя электродвигателей, трюмной помпы, компрессора и кормовых горизонтальных рулей были погнуты вертикальный руль, лопасти гребного винта и оторван лист киля. Противник посчитал лодку потопленной и оставил ее в покое, после чего подводная лодка всплыла и вернулась в базу, попутно успешно отбиваясь от самолетов противника.
14 октября 1942 года подводная лодка «М-32» (командир капитан 3-го ранга Н.А. Колтыпин) после успешной торпедной атаки легла на грунт на глубине не более 13 метров. На подводной лодке, соблюдая тишину, выключили все механизмы, включая гирокомпас, однако, вопреки принятым мерам, корабли охранения смогли ее обнаружить и нещадно бомбили в течение длительного времени. Взрывной волной оторвало задрайки верхнего рубочного люка, и в центральный пост через рубку хлынула вода. Нижний рубочный люк удалось задраить, но вода продолжала течь в центральный пост через тубус перископа. Из строя вышли турбонасос, трюмная помпа, гирокомпас и магнитные компасы, погасло освещение, затопило радиорубку, пробило главную балластную, масляную и солярные цистерны. Масло и соляр стали вытекать внутрь пятого отсека и наружу в море. На поверхность вместе с флагами, бушлатами и ящиками всплыли огромные пятна масла и соляра. Это спасло «М-32»: противник посчитал ее погибшей [306] и после проверки звукоподводными сигналами и металлическим щупом покинул место бомбометания. Личному составу удалось завести дизель и при 6-балльном шторме вернуться в базу.
