Внимательно наблюдая за действиями команды, я все больше убеждался в том, что принятая нами организация погрузки оказалась правильной: вся команда работала слаженно. Погрузка прошла без проблем, как будто была для всех обычным делом.
А распределили команду мы следующим образом…
Весь личный состав корабля, кроме занятых в дежурно-вахтенной службе (двух электриков, несущих вахту у главной станции электромоторов для дачи экстренного хода, двух мотористов и электрика, обслуживающих зарядку аккумуляторной батареи, трюмного для набивки воздуха высокого давления и радистов, круглосуточно принимающих радиограммы и сводки Совинформбюро), был разбит на восемь групп.
Первая группа разгружала вагоны, вторая переносила грузы со стенки гавани на борт подводной лодки к люкам 1-го, 4-го и 7-го отсеков, откуда три группы подавали грузы, а оставшиеся три группы - принимали их в отсеках и размещали по местам. Для безопасности на случай падения ящиков со снарядами, минами и другим боезапасом на стенке гавани, у вагонов, на палубе лодки и внизу в отсеках мы предусмотрительно разложили специальные маты.
Все работы проходили только в светлое время суток. Был разработан новый распорядок дня, учитывающий специфику поставленных задач. Этот распорядок выполнялся строго, с точностью до минуты. Соблюдались все корабельные расписания. Команда всегда находилась в безупречно чистой рабочей одежде. Ночью личный состав отдыхал, если не было срочных корабельных работ.
Забегая вперед, хочу отметить, что за все пять погрузок - три в Новороссийском порту и две в Туапсинском - никаких нарушений в приемке боезапаса допущено не было, и немалая Заслуга в этом нашего минера лейтенанта Егорова.
Отдельно хочу рассказать о нем. Сергей Григорьевич Егоров пришел на нашу подводную лодку в октябре 1941 года после окончания Севастопольского высшего [116] военно-морского училища имени П.С. Нахимова, вместо старшего лейтенанта В. Г. Короходкина, получившего повышение по службе. Сергей Григорьевич был самым молодым командиром боевой части. С первых шагов службы на подводной лодке он показал себя тактически подготовленным, инициативным командиром.
Вспоминались его первые ходовые вахты в роли вахтенного командира с присущими в таких случаях первыми, вполне естественными волнениями.
Я сам, переживший в недалеком прошлом точно такие же чувства, отлично понимал состояние молодого вахтенного командира и не вмешивался в его распоряжения, хотя пристально за всем наблюдал. Находясь на вахте, он часто и пристально всматривался в горизонт и небо. Громким, как мне казалось, чересчур громким, слегка вибрирующим голосом он командовал на руль и, стараясь подавить волнение, невольно охватывающее его, принимал слегка небрежную позу лихого, видавшего виды моряка.
Мне определенно все более и более стал нравиться этот уравновешенный, подтянутый, серьезный командир. Он быстро вошел в курс своих служебных обязанностей, отлично знал материальную часть торпедного и артиллерийского оружия. На протяжении всех походов в Севастополь и дальнейшей службы на «С-31» до окончания войны он не раз показывал образцы смелости, мужества и находчивости…
Постепенно все, кто был связан со спуском боезапаса в отсеки, освоились, стали работать уверенно. Самое трудное при такой погрузке - избежать удара снарядов о выступающие части переборок. Были также приняты меры, предотвращающие случайное падение боезапаса или удары о металлические предметы внутри корабля во время похода. Но вот погрузили последние ящики со снарядами.
- Принимай концевые! - весело закричали с палубы в носовой отсек.
Еще бы не радоваться: такая нелегкая работа наконец заканчивалась.
После погрузки подводная лодка была готова к немедленной даче хода электромоторами. На посту вертикального [117] руля, у сходни и швартовов поставили постоянную вахту.
Разумеется, после напряженного рабочего дня команда устала, и я дал всем возможность отдохнуть. Тем временем вместе с комиссаром и старпомом мы проверили размещение и крепление грузов в отсеках. К нашему удивлению, весь рассчитанный боезапас и продовольствие благополучно уместились в подводной лодке. Вспомнилось, что, когда к ней по путям Новороссийского порта подходили железнодорожные вагоны, мы не верили, что вся эта гора грузов войдет в отсеки. А сейчас смотрим: все разместили умелые руки наших моряков. Правда, носовой и кормовой отсеки загрузили почти до самого подволока, пробраться через них можно было только ползком. Да и личный состав лишился спальных мест. Но ничего не поделать… Мы сознательно шли на это, другого выхода не было.
О готовности подводной лодки к выходу в море я доложил контр-адмиралу Г.Н. Холостякову и получил от него добро.
Погода была штилевая, и над акваторией новороссийской гавани беспрестанно кружились неугомонные чайки. Швартовые команды выстроились на палубе. На мостике отдавал последние распоряжения старпом. В первый боевой поход нас провожал капитан 1-го ранга А.В. Крестовский. Он стоял рядом со мной и комиссаром на стенке порта и делился мыслями о предстоящем походе. По всему было видно, что Крестовский в хорошем и, впрочем, как всегда, бодром настроении. Наступило время выхода. Он крепко пожал нам руки и на прощание сказал:
- Если подводная лодка на переходе будет тяжела (видимо, такое случалось), не стесняйся, выбрасывай за борт часть груза, вплоть до боезапаса. Будь спокоен и осмотрителен, не спеши.
Поблагодарив Андрея Васильевича за дельный совет, мы с Павлом Николаевичем направились на подводную лодку.
Отдав швартовы, отошли от стенки Новороссийского порта на середину Цемесской бухты и начали дифферентовку. [118]
К нашему общему удовлетворению, дифферентовка прошла быстро. В уравнительной, носовой и кормовой дифферентных цистернах оказалось достаточное количество воды для нужных манипуляций. Расчеты Григория Никифоровича Шлопакова, как всегда, оказались точными.
Сразу же после выхода в районе мыса Дооп сигнальщик Мамцев обнаружил самолет-разведчик, летящий параллельно береговой черте.
Подводная лодка, изменив курс, срочно погрузилась на безопасную глубину. Это погружение лишний раз убедило нас в правильности расчетов во время погрузки. Через некоторое время мы всплыли и легли на прежний курс.
Наступила теплая южная ночь. По небу кое-где мирно плыли редкие облака, между ними ярко мерцали звезды. Я спустился с мостика в центральный пост, потом осмотрел все отсеки. Свободный от вахты личный состав отдыхал кто где - в подавляющем большинстве на ящиках боезапаса. Усталость брала свое, а молодость не замечала неудобств.
Чувство искреннего уважения и товарищеской любви испытывал я к этим парням. У меня нет возможности дать здесь хотя бы самую краткую характеристику каждому командиру отделения и матросу - основной движущей силе корабля. Они вынесли на своих плечах всю тяжесть флотской службы. В любой, самой сложной обстановке каждый из них честно выполнял долг на своем боевом посту. Никто из них ни разу не дрогнул при бомбежке, преследовании и обстреле врагом. Но все же постараюсь сказать несколько слов хотя бы о некоторых из них.
В группе мотористов мое внимание привлекали два человека - командир отделения Петр Яковлевич Индерякин и моторист Аршак Минасович Аракельян.
Петр Яковлевич был родом из Астрахани, и вся его натура была пронизана духом свободолюбия и независимости. Официального отношения к себе он совершенно не терпел и на подобное обращение отвечал грубовато, даже немного развязно. Но когда его называли по имени-отчеству, он готовился слушать внимательно, и было заметно, как он становится все более подтянутым. Его бодрый [119] ответ: «Будет сделано!» - всегда гарантировал своевременное выполнение любого задания, которое с этого момента становилось законом для него самого и для пяти его мотористов.
Индерякин обладал удивительной способностью воплощать свои технические знания в быстрые и эффективные действия, причем это качество было известно всем. К личным удобствам он относился с полным безразличием. Никто из команды не удивлялся, когда узнавал, что Индерякин во время ремонта не уходил с подводной лодки и даже спал за дизелями. На дивизионе он заслуженно снискал себе славу лучшего командира отделения мотористов.
