Читатели — как на родине, так и в изгнании, — ломали себе голову: неужели Фаллада всерьез решил отречься от своей книги? Решил закрыть глаза ка все, что видел и пережил сам, и начать «подпевать» нацистам? А может быть, его заставили отречься от своего романа, пусть хотя бы в такой форме? Или он надеялся, что нацисты зачтут ему это предисловие как смягчающее обстоятельство?
Томас Манн продолжает свою запись: «Бедные немецкие писатели! Это у них, скорее всего, просто перифраза, которой они вынуждены пользоваться: делая вид, что поносят гуманизм, они сами позже вступаются за него, пытаются протащить его, так сказать, через черный ход. Беда, однако, в том, что тут уж ничего не поделаешь: даже после самой антигуманной революции защита гуманизма остается естественной задачей писателя. Все остальное — игра».
Роман Фаллады «Маленький человек, что же дальше?» был опубликован месяцев по крайней мере за шесть до «антигуманной революции» нацистов. Следует ли нам полагать, что новая его книга и означала подобную игру? Или автор прибег этим предисловием к перифразе? Ведь защита гуманизма должна была бы остаться для него «естественной задачей»?
Вечером второго марта Фаллада сел за стол у себя в Нойенхагене и напечатал на листе заглавие: «Ханс Фаллада. Пополам — или заложу, Роман». К десятому апреля — даты аккуратно отмечаются на полях — он закончил двадцатисемистраничную главу «Созрел для выхода на волю». Семнадцатого, написав круглым счетом сто восемьдесят страниц, он прерывает работу — на третьей сцене главы четвертой.
Одной из причин этого было, судя по всему, плачевное состояние финансов издательства, ибо в последующие месяцы Фаллада берется за «литературную поденщину», пишет рассказы для газет и журналов. В июле издательство «Ровольт» не смогло даже выплатить зарплату своим работникам: оно попросило у своих кредиторов (к которым относился и терпеливо ожидавший гонорара Ханс Фаллада) отсрочки, а сотрудников, к числу которых принадлежал Рудольф Дитцен, заблаговременно предупредило, что с 30 сентября они могут считать себя уволенными. Дитцен получил документ, в котором, «на всякий случай», указывалось, что он обладает всеми правами на получение пособия по безработице.
Однако вскоре Эрнст Ровольт нашел-таки финансовую поддержку, и его дела снова пошли на лад. 24 сентября Фаллада посылает ему заявку, в которой предлагает опубликовать сразу три своих вещи — «Пиннеберг и его Малыш», «Толстячок» и «Маленький человек», на выбор. Почему он не продолжает работу над «Пополам — или заложу», сказать трудно: его переписка с издательством не дает на этот вопрос ответа. Может быть, ему хотелось сначала изложить на бумаге «историю совсем простого, обычного, даже счастливого брака», как он сам позже называл «Маленького человека»? Или он просто последовал очередному совету издателя? Каковы бы ни были причины, факт остается фактом: в период между октябрем 1931 и февралем 1932 года создается роман про Овечку и Пиннеберга.
Этот роман Фаллада пишет уже как «вольный художник». Аванс, который, согласно договору, выплачивается ему по частям ежемесячно, он подкрепляет гонорарами за рассказы, которых в тот же период успел написать до полудюжины. Но и после опубликования романа — видимо, в неуверенности, сможет ли он прожить без службы, Фаллада продолжает писать для газет и журналов. Он не оставляет этого занятия и после того, как издательство получило неплохой гонорар за публикацию отрывка из романа в газете «Фоссише Цайтунг», которая в письме от 1 мая 1932 года предложила заключить с ним договор.
17 апреля, ровно год спустя после того, как он прервал работу над новым романом. Фаллада подает заявку на «Пополам — или заложу», в которой сообщает, что «после окончания работы над этим романом» он собирается писать вторую часть «Маленького человека», которая будет называться «Поселенцы». В мае он снова пишет рассказы, в июне — участвует в работе над экранизацией «Маленького человека», затем уезжает на остров Узедом, где и остается до конца августа. Впрочем, 14 июля он пишет Ровольту: «Сижу над „Пополам — или заложу“; впрочем, до настоящей работы руки не доходят — все-таки первый отпуск, который я провожу вместе с женой и сыном».
Пока Фаллада отдыхал на взморье, политическая ситуация в измученной кризисом стране ухудшилась, причем заметно. С первого июня к руководству страной приступил кабинет Папена. 20 июля фон Папен и фон Шлейхер совершили государственный переворот, в результате которого социал-демократическое правительство Пруссии подало в отставку. Крупный капитал окончательно подтвердил свой союз с Гитлером и продолжал оказывать нацистам самую активную поддержку. 31 числа того же месяца состоялись выборы в рейхстаг, на которых почти четырнадцать миллионов избирателей отдали свои голоса за НСДАП, и двести тридцать депутатов со свастикой на лацканах торжественно вошли в немецкий парламент, председательствовал в котором Геринг. Теперь Гитлер больше не стоял у ворот. Его впустили в дом. И ровно полгода спустя он пришел к власти.
За какую партию голосовал Фаллада, как он вообще оценивал ситуацию, нам не известно. Зато известно, что успех, выпавший на долю его романа в эти месяцы, он воспринял с большим удовольствием. В июле издательство сообщило, что в день расходится от ста до ста пятидесяти экземпляров. Через месяц было продано уже пять тысяч, в сентябре — пятнадцать, в декабре — сорок восемь тысяч. Лицензии на выпуск романа были выданы десятку иностранных фирм и проданы права на фильм.
Фалладе, годами перебивавшемуся на скромную зарплату служащего, показалось, что на него обрушился золотой дождь. Вспоминая позже об этих временах («Сегодня у нас дома», 1943), он и сам признавал, что эти деньги пришли к нему слишком неожиданно: «Из человека бережливого и робкого я вдруг превратился в отчаянного мота. Деньги тратил на самые дурацкие вещи… Ночи просиживал в барах, платил там чуть ли не за всех и домой возвращался с больной головой».
Эти искушения и угроза возобновления запоев заставили Фалладу согласиться на уговоры жены и начать искать более спокойный уголок. Второй причиной его переезда в более удобную квартиру был сын Ули, которому тогда уже было два с половиной года: заниматься творческой работой в маленькой квартире в Нойенхагене стало совершенно невозможно. И вот в конце сентября Дитцены нашли новую квартиру — в местечке Беркенбрюк возле Фюрстенвальде, в часе езды на электричке от Берлина.
Переезд — дело хлопотное: понятно, что и тогда Фаллада не мог продолжать работу над начатым романом, поэтому он писал лишь короткие рассказы. Только к концу года, когда они уже обжились в новой квартире, Фаллада снова садится за роман «Пополам — или заложу». Были начисто переписаны обе первые главы, переработана и сокращена третья: к седьмому января 1933 года он наконец переписал на машинке и ее. Но тут началась работа над экранизацией «Маленького человека», и Фалладе, связанному с киностудией договором, пришлось возвращаться в Берлин. Сам Фаллада и поехавшая вместе с ним «для верности» фрау Зузе поселились в пансионе Штессингер и жили в Берлине до начала марта, пока не была закончена работа над фильмом.
Вечером 27 февраля в винном погребке Шлихтера на Аугсбургерштрассе сидели две супружеские пары: Дитцены и Ровольты. Жены, пишет Фаллада, «беседовали», а они с Ровольтом просто болтали, когда по залам вдруг пробежал официант с криком: «Рейхстаг горит!» «Мы вскочили, молча переглянулись и стали звать официанта. „Эй, Ганимед! — крикнули мы этому подручному Лукулла. — Закажите нам такси! Мы едем к рейхстагу! Надо помочь Г. (Герингу) раздувать огонь“».
Неизвестно, кому первому пришла в голову эта мысль — если всё действительно так и было, ведь Фаллада описал эту сцену лишь двенадцать лет спустя: — издателю, слывшему мастером на злые шутки, или его уже основательно подвыпившему автору, но вывод из нее Фаллада сделал верный: «Эта маленькая сценка хорошо показывает, как многие рядовые немцы относились к правительству н. (нацистов). Но нам приходилось уже… читать о той жестокости, с которой эти правители обделывали свои дела. И все-таки нам казалось: ну, до такого-то уж они не дойдут!..Как же мы были глупы…»
