Странное это было поручение – если б не Капитан, Ник нипочем не взялся бы за него. Прошлой ночью он позвонил Полли, единственному, кроме Бобби Джея, человеку, с которым можно было посоветоваться по такому щекотливому делу, как подкуп умирающего старика, когда-то рекламировавшего курево. Полли, выслушав его, присвистнула.

– Да, – сказала она, – я бы на твоем месте сунула в кейс карточку с пожеланием скорейшего выздоровления, поставила его на крыльцо, нажала кнопку звонка и унесла ноги подальше. Пока он разговаривал с Полли, позвонила Дженнет, распаленная, бурно дышащая – ей не терпелось узнать, пора ли уже ревновать Ника к Фионе Фонтейн. И не успела она повесить трубку, как позвонила Хизер – на аппарате загорелась третья кнопка, отчего Ник ощутил себя авиасексдиспетчером.

Хизер звонила не из потребности пошептать ему на ухо междугородные нежности. Она звонила по делу и отвлеклась от него лишь для того, чтобы пожаловаться на вашингтонскую жару и вашингтонских таксистов. В большинстве своем они совсем недавно перебрались сюда из стран, в которых вождение автомобиля – национальный вид спорта, сильно смахивающий на корриду. Поэтому, когда в их зеркальце заднего вида объявляется красивая женщина с хорошей фигурой под тонким летним платьем, они напрочь забывают о дороге и начинают приставать к пассажирке с вкрадчивыми вопросами вроде: «Как вам нравится гаитянская кухня?» На сегодня Хизер по горло сыта потливыми тон-тон-макутами. Ей желательно знать, что известно Нику о законопроекте, который, по слухам, собирается внести Ортолан К. Финистер. На Холме о нем помалкивают, что само по себе странно. «Сан» попросила ее взять несколько интервью, так что ей необходимо показать себя во всем блеске. Ник сказал, что здесь, в Голливуде, он несколько выбился из обычной колеи, но попытается выяснить что-нибудь через юридический отдел.

– А кстати, – сказала Хизер, – что ты вообще там делаешь?

– Да ничего особенного, – ответил Ник, – так, прочищаю мозги ребятам из нашего офиса на Западном побережье. Инспекция войск на предмет укрепления боевого духа.

– А, – молчание. Хизер была слишком хорошим репортером, чтобы проглотить это вранье. Сенат замышляет нечто серьезное, а он сидит в ЛА без особой на то причины? – И все же, чем ты занят?

– Не для печати?

– Ладно. – Похоже, она немного обиделась.

– Я здесь для того, чтобы подкупить умирающего от рака легких Перекати-Поле. Хватит ему позорить нас на телевидении и в газетах. Хизер рассмеялась.

– Знаешь, такую чушь я все равно не смогла бы напечатать. Подобное недоверие расстроило Ника. Он переключился на Полли, обозлившуюся оттого, что ей пришлось дожидаться целых пять минут.

– Я разговаривал с репортером, – пояснил Ник, прибегнув к оправданию, неизменно срабатывавшему в «Отряде ТС».

– С Хизер Холлуэй? – осведомилась Полли.

– Нет, – сказал Ник. – Просто с… в общем, с журналисткой.

– Журналисткой?

– Я и имя-то ее мимо ушей пропустил. Почему, уже положив трубку, удивился Ник, он соврал Полли про Хизер?

Ферму Латча Гомес отнес к разряду «оползневых». Ник понял почему, когда увидел зияющий овраг, рассекший чахлые, обрамленные высохшими деревьями посадки авокадо перед домом.

Ник забрал у своих телохранительниц кейс и велел им не вылезать из машины. Они заспорили, не желая отпускать его за линию фронта безо всякой защиты. Мэйм, главная у них, резонно заметила, что Латч, пристрелив Ника, ничего не потеряет. На мгновение Ник задумался – не взять ли ее с собой? Но тут ему представился заголовок: «ПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ УБИТ В ПЕРЕСТРЕЛКЕ С ОХРАНОЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЯ ТАБАЧНОГО ЛОББИ», и Ник, решив, что это, пожалуй, ни к чему, настоял на своем и один поднялся по ступенькам веранды. Посреди нее на самом припеке развалилась здоровенная родезийская овчарка, едва взглянувшая на приближавшегося Ника. Здесь также стояло множество стальных баллонов с надписью «Кислород».

Сделав глубокий вдох, Ник постучал по проволочной сетке двери. «Сегодня, – сказал он себе, – ты уж точно отработаешь свое жалованье».

Что-то уткнулось ему в спину, и каркающий голос сказал:

– Не шевелись, не то я сделаю в тебе дырку размером с грейпфрут. Подними руки так, чтобы я их видел. Ник подчинился.

– Теперь повернись. Медленно.

Медленно повернувшись, Ник обнаружил прямо перед собой Лорна Латча собственной персоной. Он все еще оставался прежним Перекати-Полем, несмотря на потерянные пятьдесят фунтов веса и пожелтевшую кожу. Одетый в купальный халат и шлепанцы, он не выглядел бы сколько-нибудь опасным, если б не дробовик, нацеленный теперь Нику в живот. Латч вгляделся в Ника.

– Ты ведь Ник Нейлор, так?

– Да, сэр. Я просто…

…шел тут мимо с полумиллионом долларов наличными…

– У вас найдется для меня минутка? Если вам сейчас неудобно, я мог бы, э-э, заглянуть попозже.

Латч с подозрением спросил:

– А зачем ты сюда явился?

– Да просто… поговорить.

– Ладно, – сказал Латч, опустив дробовик и толкнув дулом сетчатую дверь.

Они вошли в дом, сели.

– Я не хотел тебя пугать, – сказал Латч. – Но за мной тут кто-то следит. Гомес?

– Роберта, зайди, – прокаркал Латч и закашлялся. Он кашлял, и кашлял, и кашлял.

Вошла миссис Латч. Кинув на Ника один взгляд, она заледенела, точно колба с жидким азотом. Латч продолжал кашлять, Ник стоял, дожидаясь, когда его представят. Неприятная, если честно сказать, сцена. Поскольку кашель Латча явно не собирался стихать, Ник решился на робкое «здравствуйте».

– Что вам нужно? – рявкнула миссис Латч со злостью, заставившей Ника пожалеть, что он оставил свою преторианскую гвардию в машине. Получить пулю от жены – это никак не входило в его расчеты.

– Тише, тише, Роберта, – прохрипел, утирая рот, Латч. – Не груби нашему гостю.

Не думаю, чтобы он притащился в такую даль без серьезной причины. И помни, это он отговорил компанию судиться со мной за нарушение контракта.

– Я бы скорее скормила его свиньям, чем пустила в дом, – и, напоследок пальнув в Ника взглядом, она направилась к выходу, но у двери остановилась и спросила: – Тебе морфию больше не нужно, милый?

– Нет, спасибо, – сказал Лорн, – пока справляюсь. Может, наш гость чего-нибудь хочет.

– Немного морфию, если не трудно, спасибо, – сказал Ник. Миссис Латч удалилась – пошла, верно, подмешивать к его морфию «Драно».

– Я тебе вот что скажу; – произнес Лорн, откидываясь в большом ободранном кресле, – единственное, чем может порадовать человека рак в последнем градусе, это наркотики. Какие мне снятся сны!.. И все цветные.

– Да, наверное, это здорово, – сказал Ник.

– Тебе известно, откуда взялось слово «героин»? Из немецкого языка. Это фрицы его сюда завезли, еще в прошлом веке. Лучшее, чем мир обязан Германии, можешь мне поверить. Heroisches. Такое чувство он внушал людям. Героическое. Знаешь, когда я в первый раз попал на химиотерапию, люди приезжали за многие мили, чтобы привезти мне печенья с марихуаной. Помогает от тошноты. Ее можно и в таблетках получить, но это надо черт-те как постараться, да они ее еще отмачивают в кунжутном масле, чтобы ты не очень балдел. Как тебе это нравится? Человек умирает в муках, а Бог, видишь ли, против того, чтобы он получил при этом хоть какое удовольствие. Кстати, у меня в холодильнике лежит фунтов десять печенья с гашишем. Вот бы Гомес обрадовался, узнав об этом, подумал Ник. «ПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ АРЕСТОВАН ЗА ХРАНЕНИЕ НАРКОТИКОВ».

– Считай, до конца жизни кайфу хватит. – сказал Латч. – Не хочешь попробовать?

– Нет, спасибо, – сказал Ник. – Довольно будет и морфия. Не люблю смешивать. Латч рассмеялся и оттого снова закашлялся. Этот приступ тянулся дольше предыдущего. Вбежала миссис Латч с аэрозольной прыскалкой.

– Извини, – сказал Латч, когда справился с кашлем. – Ты куришь?

– Нет, – сказал Ник. – После похищения не курю. Не получается.

– Да, я читал. Видел тебя… слушай, ты же был в шоу Лэрри Кинга? Роберта говорила – той же ночью, что и я. Странно, что мы не столкнулись в студии.