Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Одновременно с протестными настроениями «экономического характера» в войсках участились случаи и политического протеста. В основном они проявлялись в призывах убивать коммунистов, политработников и командиров. Взятые особыми отделами НКВД армий и дивизий в оперативно-агентурную разработку, такие выявленные красноармейцы по мере накопления компрометирующего материала арестовывались за высказывание «контрреволюционно-повстанческих и террористических настроений» и в подавляющем большинстве случаев приговаривались к расстрелу. Все дела обвиняемых по подпунктам знаменитой ст. 58 УК РСФСР слушались на закрытых заседаниях. Публичному расстрелу, например в 9-й армии, подверглись 16 бойцов и командиров, из них девять — осужденных за «контрреволюционные преступления»[178].

Всего за время боевых действий только военной прокуратурой 9-й армии было рассмотрено 700 уголовных дел. Вместе с тем официально опубликованные сведения сообщают о 843 бойцах и командирах, осужденных только по ст. 58–10 УК РСФСР по всем войскам действующей армии за период боевых действий. Однако российский исследователь К. Александров на основании имеющихся в его распоряжении статистических данных считает, что эта цифра явно занижена. Всего за 105 суток боевых действий за политические преступления были осуждены до 1100 военнослужащих РККА, а с учетом бывших советских военнопленных, возвращенных из Финляндии, — около 1500 человек

Целесообразно отметить еще один парадокс Зимней войны. Активно внедрявшийся в сознание населения советского народа лозунг о помощи рабочим и крестьянам Финляндии сыграл свою роль в отношении к финским военнопленным. В отличие от войны Продолжения, в Зимнюю войну серьезных нарушений прав пленных зафиксировано не было. В ходе подготовки данного исследования мною, например, не было обнаружено ни одного случая расстрела финнов при пленении, как это было в 1941–1944 годах. Советская пропаганда преподносила военнослужащих финской армии как насильственно мобилизованных, обманутых правителями «рабочих и крестьян, одетых в солдатские шинели финской белой армии». Советская пресса всячески поддерживала этот пропагандистский штамп, описывая военнопленных как плохо одетых, голодных и испуганных людей, с радостью принимающих хлеб и табак от красноармейцев. Соответственно у населения к пленным было больше сочувственное, нежели враждебное отношение.

Впрочем, во время Зимней войны гражданское население практически не имело возможности общаться с финскими военнопленными. В соответствии с советскими нормативными документами любое общение с пленными было категорически запрещено. Соответственно круг лиц, контактировавших с финнами во время Зимней войны, был весьма ограничен и сводился лишь к гражданским служащим лагерей НКВД — медперсоналу, техническим работникам и т. п. Как отмечает российский исследователь В. Конасов, во время работы смешанной советско-финляндской комиссии по обмену военнопленными взаимоотношения между военнопленными, содержавшимися в Грязовецком лагере, и его сотрудниками значительно улучшились. От былой вражды не осталось и следа[179].

Вместе с этим пошатнулась и дисциплина. Подъем пленных стал производиться в 7.30 вместо 6 часов утра. Один финский военнопленный был арестован и отправлен на гауптвахту за хулиганские действия в отношении сотрудницы лагеря. Служащие появлялись на территории в нетрезвом виде. Вернувшийся из служебной командировки начальник Грязовецкого лагеря старший лейтенант госбезопасности Волков, проработавший несколько дней в Смешанной комиссии, принял крутые меры. Некоторые сотрудники были привлечены к административной ответственности, а других пришлось уволить и даже привлечь к уголовной ответственности.

Итак, картина морально-политического состояния советского общества и его армии во время Зимней войны была далека от идиллической. Рассмотренные выше факты не позволяют согласиться с выводами наркома обороны маршала К. Е. Ворошилова, заявившего вскоре после окончания боевых действий о повышавшемся «с каждым днем в войсках» советском патриотизме, который «не ослабевал в самые трудные моменты боевой страды». Ворошилов предложил ЦК ВКП (б), Совнаркому и Сталину «гордиться высокой политической и моральной стойкостью» РККА.

В обществе сохранялся внутренний конфликт, порожденный многолетней репрессивной политикой государства по отношению к собственному народу. Кратковременная, но кровопролитная Зимняя война выявила такое специфическое явление советской действительности, как стихийный антисталинский протест. Он принял характерные очертания в условиях непопулярных боевых действий, сопряженных с военными поражениями, и имел различный характер: от жалоб и выражения частичного недовольства до открытой агитации, высказываний террористических намерений, случаев перехода на сторону противника и вступления в вооруженные антисоветские формирования. Однако факты недовольства войной так и не переросли в открытый протест, как на это рассчитывали представители русских эмигрантских организаций. В этом заключался парадокс времени. Публично заявлять о своем несогласии с «мудрой сталинской политикой» было чревато суровыми последствиями. Информация о недовольных постоянно стекалась в органы государственной безопасности со всех уголков СССР.

У людей выработалось чувство «внутренней» цензуры. Это касалось самых разнообразных сфер жизнедеятельности человека — от простых разговоров до похоронных обрядов, как это было, например в Карелии. Известный карельский фольклорист А. Степанова отмечает, что, «полностью отсутствуют зафиксированные материалы о погребальных обычаях в 1930-1940-е гг. Можно только догадываться, что в состоянии всеобщего страха, когда все старые обряды и религия отрицались, считались идеологически вредными, реакционными, упростились и похороны. В отношении причитаний не было таких жестких и прямых запретов, но люди сами могли осуществлять «внутреннюю» цензуру и на всякий случай не рисковать»[180].

И все же большинство советских граждан верили в необходимость войны с Финляндией. Люди были убеждены в том, что победа в ней отодвинет границу от Ленинграда и тем самым обеспечит его безопасность. Многие верили в правильность позиции, занятой СССР по территориальному вопросу. Да и официальная пропаганда говорила о войне как об освободительной миссии: Красная Армия шла в Финляндию не как захватчик, а как друг, способный оказать помощь трудящимся Финляндии в их борьбе против ига помещиков и капиталистов.

Одновременно с этим у населения СССР не был создан единый образ финна как врага. Объяснить это обстоятельство можно, как мне кажется, не только прямолинейностью и неповоротливостью пропагандистских органов страны, но в том числе и тем, что в советской прессе усиленно рисовался облик финского солдата как запуганного и обманутого, то есть вызывавшего больше сочувствия, чем ненависти и вражды. Кроме того, часть населения осознавала, что фактически Советский Союз выступает в роли захватчика, так как боевые действия велись только на территории Финляндии. Во время войны Продолжения, в отличие от кампании 1939–1940 годов, ситуация некоторым образом изменилась. Советский народ чувствовал себя жертвой агрессии со стороны Финляндии, вступившей в коалицию с Германией.

Зимняя война. Финляндия

Население Финляндии, в отличие от жителей Советского Союза, заняло практически единодушную позицию в отношении к войне с СССР. Однако было бы наивно предполагать, что единение общества перед лицом угрозы со стороны восточного соседа произошло быстро и сразу. Здесь для более полного раскрытия темы необходимо сделать историческое отступление. Как мы знаем, Финляндия, став независимой, практически сразу же вступила в период Гражданской войны. Страна разделилась на белых и красных. Германия, на которую Финляндия тогда ориентировалась в своей внешней политике, поддерживала законное правительство страны, поставляла вооружение и способствовала подготовке национальных военных кадров. Советская Россия, со своей стороны, поддерживала социал-демократов и Красную Гвардию. В боевых действиях на стороне красных принимали участие до 10 тысяч русских. Гражданская война носила чрезвычайно жестокий характер. Как мы помним, в 1918 году около 80 тысяч красных финнов содержались в лагерях и тюрьмах страны.

вернуться

178

РГВА, ф. 34980, оп. 10с, д. 5, лл. 13–14, 21–22, 24; К. Александров, Д. Фролов. 2003. С. 315–316; UA, 109Е7 kot. 42 (прошение военнопленного А. Семихина).

вернуться

179

В. Конасов, А. Кузьминых, 2002. С. 21.

вернуться

180

А. С. Степанова. Карельские плачи. Специфика жанра. (Избранные статьи). 2003. С. 46.

78
{"b":"243575","o":1}