В начале августа деникинские войска перешли нижнее течение Днепра, а 18-го заняли крупный промышленный город и порт Николаев. Огромные обозы беженцев двинулись от Днепровских порогов на северо-запад. Они пошли, влекомые слухами о страшных расстрелах и поголовных казнях; ясно, что это было преувеличение, но в эпоху народных потрясений реальность повсеместно заменяется ирреальностью. Махно и его сохранившиеся отряды возглавили это стихийное шествие, а главное – составили его арьергард, который оказывал какое-то сопротивление деникинским конным частям, хоть и очень малочисленным, но настойчивым в преследовании тех, кого их генералы почитали врагами.
Жуткое это шествие бегущего народа, многократно происходившее на всех пространствах бывшего государства Российского, еще ждет своего изобразителя. Поистине гениальны сцены бегства казачьих семей в «Тихом Доне»: «В проулке образовался затор. Так плотно стиснулись повозки, что потребовалось выпрягать быков и лошадей, на руках выносить арбы к мосту. Хряпали, ломались дышла и оглобли, зло взвизгивали кони, быки, облепленные слепнями, не слушая хозяйских окриков, лезли на плетни. Ругань, крик, щелканье кнутов, бабьи причитания еще долго звучали около моста».
Люди бежали, бросая дома и все нажитое тяжким и честным трудом, лишь бы спасти себя и близких от надвигавшегося насилия. Кровавая пелена опускалась над Россией.
…Огромный табор, растекшийся на много верст по степным украинским дорогам, продолжал движение. В безумном и перепутанном том мире махновцы пересекли путь советских частей, поспешно отступающих из Крыма и Одессы. Расстроенные эти части, утомленные долгим отступлением, руководились Ионой Якиром. Сын провизора, этот двадцатитрехлетний человек не имел никакого военного образования и опыта, но волею революционных переменчивых судеб стал «комдивом», а летом 1919-го выводил разбитые соединения красных к Киеву. Они напоролись на отступающих махновцев. Есть достоверные сведения тогдашнего подпольного Екатеринославского губкома большевиков, что 17 августа отступавшие остатки красных были махновцами разоружены, а некоторые комиссары и командиры тут же расстреляны: жестокость гражданской войны нарастала. Многие источники свидетельствуют, что немалая часть рядовых красноармейцев добровольно влилась в махновские ряды.
К середине сентября махновцы и беженцы достигли района Умани – это было уже недалеко от Винницы, тогдашней «столицы» Петлюры. Между обоими лагерями имелись старые кровавые счеты, но с трех сторон их окружали самые главные, самые непримиримые враги – деникинцы и Красная Армия. Пришлось пойти на переговоры – тем и другим это сделалось в данный момент выгодно: петлюровцы слабы, а махновский походный табор смертельно устал, нужно хоть отдышаться, а там… Галина Кузьменко хорошо запомнила эти напряженные дни:
– На переговоры с Петлюрой послали Шпоту, нарочно яркого украинца, говорившего литературным украинским языком; договорились о перемирии, дабы не проливать украинской крови, раненых, больных и ослабевших оставили на попечение петлюровцев под их честное слово.
Нет, действительно, истинный народный самородок был Нестор Махно! Раз пошловатому националисту Петлюре приятна игра в «украинскую кровь» – пожалуйста, мы, дескать, тоже хохлы, а не кацапы. Но Махно-то был умнее и дальновиднее спесивого политикана из бывших недоучившихся бухгалтеров: одновременно с льстивыми переговорами он издал (успел! в тех-то условиях!) прокламацию «Кто такой Петлюра?». В ней, по штампам тогдашней примитивной пропаганды, утверждалось, что «головной атаман» является «врагом трудового народа» и хочет «установить порядок, угодный буржуазии»… Это была классическая «революционная пропаганда»: для своих одно, для чужих – иное. Итак, «чужим» (петлюровцам) обещали все что угодно, своих же предупреждали: погодите… скоро мы их… сами понимаете…
Переговоры прошли, как известно, на станции Жмеринка (это южнее Винницы, на «петлюровской» территории). Махно уступать умел, когда ему ничего не стоило. Немного лет спустя Аршинов-Марин утверждал в своих весьма взвешенных воспоминаниях с необычной для него прямотой и откровенностью: «Конечно, и Махно, и все остальные в армии видели, что нейтралитет этот фикция», но – «важно было выиграть время». Раскаявшийся позже перед Советской властью анархист Тепер, очевидец событий, рассказывал, что Махно собирался даже убить Пет-люру (по их самобытному лексикону – «украсть»), но ему это не удалось. Словом, совсем по Бакунину: высшая цель оправдывает любые средства.
К вечеру 25 сентября деникинские части подошли непосредственно к огромному и нестройному махновскому табору. То были конные полки – 1-й Симферопольский и 2-й Лабинский – неполного состава: сильно поредевшие и уставшие, все же они представляли собой грозную силу регулярной армии, очень опасную для рыхлых партизанских объединений. Уже давно они преследовали бегущих махновцев, не раз наносили им частные поражения и, как получается в таких случаях, презирали противника (это, учит опыт истории, опасно прежде всего для самих презирающих).
Что махновцам оставалось делать? Бежать некуда, кругом враги, пощады ждать не приходится, смерть ожидает за каждым кустом, из-под каждого оврага. Множество людей, даже боевых, в подобных случаях смятенно поднимают руки вверх и предаются судьбе. Но не таков был Махно. Положение кажется безвыходным? Люди теряют веру? Вот-вот разбегутся? Значит, вперед! Опрокинуть самоуверенного противника! Превратить поражение в победу есть наивысшее достижение военного или политического руководителя; вперед, смелее!
И вот в ночь на 26 сентября 1919 года махновские отряды неожиданно напали на белогвардейцев и опрокинули их. Разгром был полный: к утру оба вражеских полка были рассеяны и сами превратились в бегущих. Тогда-то Нестор Махно с истинно природным чутьем оперся на свои сильные стороны и использовал полностью слабости противника.
О боевых особенностях махновцев говорилось: быстрота, решительность, отвага. Генеральная же слабость деникинских белогвардейцев состояла в том (перефразируем тут известное выражение), что «узок был круг этих контрреволюционеров». Деникин, одаренный военный, патриот и безусловно честный гражданин, узко смотрел на мятежную Россию и, к несчастью для него, имел таких же близоруких помощников. Армия – и все, сила – и все, и никаких попыток союза или временных уступок, с таким политическим кредо победить было трудно. И получилось, что сильнейшая в боевом отношении Добровольческая армия, грозные казачьи полки, бронепоезда, руководимые смелыми и умелыми командирами, – все эти силы тоненькой цепочкой располагались вдоль фронта с многочисленными врагами (красными, махновцами, петлюровцами, зелеными, кубанскими самостийными, кавказскими националистами). А в тылу? А там не имелось никакой политической опоры, только маломощные комендатуры да ненавистная всем «контрразведка» – подобие старой жандармерии.
Прорвав тонкую цепь деникинских войск, Махно со своими подвижными отрядами начал стремительный рейд по Южной Украине. Громить слабые белогвардейские власти не представляло трудной задачи; потом историки установили, что даже в Екатеринославе, крупнейшем центре края, никаких войсковых частей белых не имелось. Ясно, что решительно действующему Махно не составило большого усилия взять с ходу Кривой Рог, Никополь, переправиться через осенний Днепр и снова оказаться в Гуляйполе. Здесь Махно не остановился на отдых и уж, конечно, не загулял, не запил, что приписывали ему потом бульварные писаки, а стремительно двинулся дальше.
Скорость продвижения махновцев прямо пропорционально соответствовала росту их сил. К народному вожаку, победителю деникинцев, которые тогда вели неодолимое, как казалось многим, наступление на Москву, с восторгом присоединялось несметное число селянской молодежи, а ружья были тогда в каждой хате. По данным советской разведки, в ту пору у махновцев имелось 28 тысяч штыков и сабель при 50 орудиях и 200 пулеметах – грозная сила, хоть плохо сколоченная. 23 октября отряды Махно заняли Мариуполь – это было не только смелое, но и стратегически правильное решение: в ста километрах по прямой степной дороге находился Таганрог – тогдашняя ставка генерала Деникина.
