Если им что-то не нравится, то это обязательно «голословное». Нашу налоговую политику он обозвал «марксистской», раскритиковал сворачивание американской базы в заливе Гуантанамо как «позорное отступление», а введение платы за использование береговой охраны как «недемократическое». Последнее, о чем он высказался в весьма мрачных тонах, был Бермудский кризис. Пассаж заканчивался зловещим предсказанием: «Я не собираюсь молча наблюдать, как еще одна страна, оставленная Америкой на произвол судьбы, превращается в сателлит Советов».

Подозреваю, что нелюбовь Буша к президенту имела личную подоплеку. Когда Буш был губернатором, мистер Такер отказался принять участие в похоронах Фреда Буша, любимого коккер-спаниеля семьи Бушей. (Я настойчиво советовал ему не пренебрегать церемонией, но он не послушал меня.)

Наш начальник службы «авангарда» Лесли Дэч как всегда демонстрировал потрясающее рвение, но нам было не под силу повторить его подвиг, когда он по собственной инициативе перевез 15 000 радужных форелей из Национального заповедника в реку Аллагаш за день до очередной ежегодной рыбалки президента.

К тому же он обидел такое множество людей, исполняя свои обязанности, что пришлось задействовать систему компьютерной рассылки официальных извинений. Для того, чтобы иметь некоторое представление, насколько неприятно было иметь дело с нашей службой обеспечения визитов президента, то есть с Лесли Дэчем, достаточно представить, что к вам в воскресенье в семь часов вечера врываются в дом люди, которые требуют, чтобы вы с семьей провели следующие два дня в подвале. Заодно, ради безопасности первого лица государства, они сносят стены в столовой, собаку сажают в конуру, дом перекрашивают, лестницу расширяют, добавляют ванные комнаты, детей отправляют к родственникам, сносят часть крыши, ибо она мешает размещению оборудования связистов, а от вас, кроме того, ждут завтрака для четырехсот пятидесяти человек и не ждут, что вы будете поднимать шум из-за срубленных кизиловых деревьев (посаженных еще вашим дедушкой), которые могут помешать компании Эн-Би-Си транслировать репортаж о визите. «Авангард», как правило, не популярен.

Мы приносили извинения следующим образом:

Одно из вполне типичных писем отправилось в путь со следующими вставками:

(1) …ланча в Калифорнийском клубе.

(2) …с Вашей женой разговаривали в недопустимо грубой форме.

(3) …личном унижении.

(4) …выдающийся калифорнийский законодатель.

Обычно я сам формулировал нужные вставки и переписывал письмо. Думаю, жертвы Дэча были в состоянии это оценить.

Предвыборная кампания – время единения. Ведь проводишь шесть, иногда семь дней в неделю по восемнадцать-двадцать часов с одними и теми же людьми. Как правило, заводятся романы. Я понимаю. Человеческая природа, никуда от нее не деться. Однако вскоре выяснилось, что ситуация вышла из-под контроля.

Из-за своих ран и переломов я довольно долго не мог летать президентским самолетом. На некоторое время, пока я совсем не оправился, Джоан вернулась в Вашингтон. Когда же я наконец выступил в поход, как говорится, на меня произвели большое впечатление юность и красота наших добровольных помощниц, толпившихся в отеле.

Как прекрасно, сказал я себе, когда много юных и привлекательных людей приходит в политику. Правда, мне показалось немного странным, что среди помощников почти не было юношей, но, в конце концов, Демократическая партия, в отличие от республиканцев, всегда была в авангарде феминистского движения – так что я не придал этому особого значения.

Но однажды рано утром, в шесть часов, когда мы были в Канзасе, все встало на свои места. Прихрамывая, я шел по коридору «Хайатт», когда одна из добровольных помощниц вышла из номера в самой короткой ночной рубашке, какую мне только доводилось видеть. Я улыбнулся ей и пожелал доброго утра. Несмотря на столь ранний час, меня не могли не тронуть ее свежесть, растрепанные светлые волосы, зовущее молочно-белое тело.

Стыдись, Герберт Вадлоу, одернул я себя. Будь здесь Джоан, она бы оттаскала тебя за ухо.

Отгоняя от себя непристойные мысли, я все же обратил внимание, из какого номера вышла сексуальная кошечка. (Мы всегда прикрепляли к дверям таблички с именами.) Бэмфорд Ллеланд IV! Помощник президента и любящий отец троих детей.

Интересно, понравилось бы это миссис Ллеланд? Естественно, я не собирался никому ни о чем сообщать.

Подойдя к двери Фили, я постучал.

– Что? Кто?

– Это я. Можно войти?

Я пришел всего на пятнадцать минут раньше.

– Встретимся в офисе.

– Нет, мне нужно с вами поговорить.

– Я в душе.

Накануне я был у него в номере и запомнил, что душ находится рядом с дверью, а голос доносился явно из спальни. Он был в душе, как я в Кливленде.

– Что случилось? Почему вы не позволяете мне войти?

– Мне надо одеться.

– Ради всего святого, я видел вас в чем мать родила.

– Уходите, – сказал он. – Встретимся в офисе.

Не в моих правилах шпионить, однако я пристроился в глубине холла, чтобы видеть его дверь. Пока я там стоял, еще одна добровольная помощница выскользнула из другого номера, держа в руках туфли, и на цыпочках пошла по коридору. Не было никакой нужды идти на цыпочках, так как на полу лежал толстый ковер, – скорее всего, она подчинялась условному рефлексу, выработанному еще дома, когда она пробиралась мимо родительской спальни.

Едва она завернула за угол, я отправился посмотреть, чей это номер, и к своему ужасу обнаружил, что он принадлежит одному из самых высокопоставленных сотрудников Белого дома.

Возмутительно! Это бордель или предвыборная кампания?

Я снова стал ждать. Через десять минут дверь номера Фили отворилась, и я немедленно узнал девушку. Такую нельзя было не узнать. Я обратил на нее внимание еще в приемной. Вылитая Аннет О'Тул. Когда она скрылась в лифте, я бросился к номеру Фили и забарабанил в дверь. На сей раз дверь открылась.

– Вам должно быть стыдно! – прошипел я.

Фили сделал вид, будто не понимает, о чем идет речь, однако я не купился на это.

– Приятно снова видеть вас на работе, Герб, – проговорил он утомленно.

– Прошу прощения! Прошу прощения за то, что затуманил ваш сексуальный горизонт! А мне-то казалось, что мы выбираем президента.

– Я работаю как зверь. И чего вы от меня хотите? Чтобы я спал с республиканками?

– Ваши внебрачные связи меня не касаются.

– Тогда о чем речь, Герб?

– А если она шпионка? Представьте только, что она работает на людей Буша.

– Нет, нет и нет. Она работала на нас в 1988 году.

– Когда училась в восьмом классе?

– Герб, уходите. – Он потуже завязал галстук. – Вы помните золотое правило? Не трахайся с кем работаешь. Но если уж начал… – Он подмигнул мне. – Если начал, то не останавливайся.

В самолете по пути домой я вызвал к себе Роба Дикинсона, координатора добровольных помощников Такера-Рейгелата, и приказал отныне привлекать к работе женщин старше сорока лет или мужчин.

– Больше никаких нимфеток.

И я не шутил.

Перемены были замечены незамедлительно, и я только и слышал, что зубовный скрежет и громкий стук стульев. Можно было подумать, будто я заставил всех надеть пояса целомудрия.