С Васильевского мы ехали домой на извозчике, и каждый из нас держал в руке кучу золотых монет, - нам так нравилось.

- Сейчас будем решать, что нам на это сделать, - сказал Александр Степанович, - вот только домой приедем… У меня уже на уме кое-что заиграло.

Приехали домой. Я накрыла стол белой скатертью и разложила пятирублевки золотым кругом, - вышло красиво.

И Александр Степанович сказал: - Давай сделаем из «Блистающего мира» не комоды и кресла, а веселое путешествие. Не будем думать о далеких завтрашних днях и сегодняшних нуждах, а весело и просто поедем на юг, в Крым. Ты никогда не была там, а я был и люблю его. Едем в Крым и, пока не истратим всего этого блеска, не вернемся. Пусть это

PAGE 335

будет нашим запоздавшим свадебным путешествием. Согласна?

Ну еще бы не согласиться!

Кое- что купили на бумажные ассигнации, кое-что оставили матери, жившей тогда в Лигове, и веселые поехали в Севастополь.

Поздно вечером подъехали к городу. Выйдя из вокзала, расположенного в амфитеатре домов, мы попали в душистый мрак южного вечера. Звезды сияли в черном небе, и, как бы стремясь к ним, блестели огни домов, взбегающих на окружающие вокзал холмы.

Остановились в гостинице против Инфизмета *. На следующий день пошли осматривать город, первым делом Графскую пристань, где много лет назад Александр Гриневский был арестован за 1р5еволюционную пропаганду в царской армии и флоте 15. Александр Степанович показал мне Дом армии и флота, а затем - издали - тюрьму, где просидел почти два года. Знание севастопольской тюрьмы помогло ему в работе над «Дорогой никуда». Камень, через который пробивались Стомадор и Галеран, делая подкоп в тюрьму, был тот самый акма-най, на котором лежит Севастополь.

Александр Степанович наслаждался Севастополем не меньше меня. Он говорил, что красота и своеобразие города вошли в него настолько, что послужили прообразом Зурбагана и Лисса.

Долго бродили по городу, смотрели на него и удивлялись - что в этом цветущем белом городе, легко взбегающем на прибрежные кручи, дает такое сильное впечатление? Все ли пережитое им, но не обугрюмившее его лица; улыбка ли мудрости и простоты, лежащая на нем…

А севастопольский базар тех времен! Живая картина! Под огромными зонтиками кучи разнообразнейших товаров; базар блистал сочной яркостью серебристо-разноцветных рыб, фруктов, овощей, цветов; а сзади, как фон, голубая бухта, где сновали или стояли на причале разные мелкие суда - от лодок до шхун с белыми, желтыми, розовыми парусами. Базар пел, кричал, завывал и по-южному беззаботно веселился. Какие голоса! Какие рулады торговцев и живописнейших торговок - песня,

* Инфизмет - институт физических методов лечения. - Прим. Н. Н. Грин.

PAGE 336

да и только! Казалось, весь город радуется существованию этой своей утробы. И - табак, на который с жадностью накинулся Александр Степанович. Табак, длинный, золотистый, душистый, тонко нарезанный, в длинных коробках… Продавали его главным образом черноглазые мальчишки лет тринадцати-четырнадцати. Сразу же купили его десять фунтов, чтобы «подольше вдыхать и вспоминать аромат прекрасного Севастополя», - говорил восхищенный Александр Степанович.

Нам после усталости, серости и скудности много лет голодавшего Петрограда, его вялого климата казалось, что и всем здесь так Хорошо, как нам.

Как- то на берегу, у Графской пристани, встретили красивого молодого человека в тропическом шлеме. Оказалось, это старый знакомый Александра Степановича московский поэт Георгий Шенгели. Дня два всюду ходили вместе, а добрые отношения с ним остались надолго.

Затем мы поехали в Балаклаву, любезную сердцу Александра Ивановича Куприна, а оттуда на пароходе - в Ялту.

И опять целые дни мы бродили по городу, побережью, как козы лазали по холмам, ездили на лошадях в Ливадию, Алупку, к водопаду Учан-су. И так как в эти счастливые дни у нас не хватало времени и сил даже газету прочесть, то случившееся было для нас полной неожиданностью: Александр Степанович, зайдя вечером в погребок за белым вином, вернулся в большом возбуждении, с газетой в руке.

- Керзон предъявил нам ноту, - взволнованно сообщил он, - должно быть, в ближайшие дни начнется война. Город в панике; все автомобили нарасхват. Я пойду искать какую-нибудь машину, а ты быстренько соберись в дорогу. Немедленно возвращаемся в Москву.

Часа через три, когда у меня уже все было готово к отъезду, вернулся Александр Степанович, уставший и нервный, машины не достать, все разобраны теми, кто лучше знает Ялту или давно живет в ней. Бегут и старожилы и курортники. Наутро в одном из гаражей обещали ему два места в грузовой машине.

Тревожно провели ночь и рано утром были у гаража. Большая толпа желавших уехать уже ждала машины. Все волновались; слухи, один другого страшнее, переходили из уст в уста. А самое главное было уехать из

12 Зак. № 272 PAGE 337

этого прекрасного уголка, лежавшего в восьмидесяти километрах от железнодорожной станции, возле которой нам, конечно, не будет так страшно.

Поезда отходили непрерывно. Несмотря на большое скопление людей, был хороший порядок, и мы, получив билеты и сев в поезд, свободно и спокойно вздохнули. Теперь мы радовались, что не попали в «мешок».

В Москве Александр Степанович написал рассказ «На облачном берегу» - отзвук нашего путешествия.

В феврале 1927 года Александр Степанович заключил с издательством «Мысль» Вольфсона договор на издание Полного собрания сочинений. Не зная еще тогда, что мы попали в руки к ловкому и прожженному дельцу, причинившему нам в дальнейшем много горя 16, мы наслаждались деньгами и мечтами. Март и апрель провели в подборке и розыске материалов для книг, а в мае надумали снова съездить в Ялту, очарованье которой еще не ушло из нашей памяти. В середине мая поехали.

Ялта была битком набита курортниками, и мы достали лишь огромную, сырую, не очень уютную комнату в доме, стоявшем в парке. Теперь, уже немного зная Ялту, мы не торопились, не горели, а тихо радовались. Решили осмотреть окрестности.

Наняли сановитого бородатого извозчика Николая, имевшего хорошую парную коляску, договорясь с ним о местах и о сроках поездок. По вечерам, умиротворенные и усталые, возвращались мы обратно. Николай рассказывал нам всякие страшные истории, но рассказы его воспринимались ухом, а не сердцем, которое радовалось окружающей красоте.

Я всегда любила езду на лошадях, неторопливую, без скучного запаха бензина, под мерное цоканье копыт и пофыркиванье лошадей. Александр Степанович тоже быстро обрел вкус и охоту к этому виду передвижения.

Вечерами он любил посидеть в малолюдном винном погребке, расположенном в уступе скалы; через небольшие высоко посаженные окна погребок таинственно освещался лучами заходящего солнца. Посидит час-пол-тора, потягивая любимое белое вино, просмотрит газету.

Так прожили мы три недели; перед отъездом домой решили съездить в дом отдыха московского ЦКУБУ. Как-то в Ялте мы встретили знакомых оттуда и пообе-

PAGE 338

щали навестить их. Дом отдыха находился километрах в одиннадцати от Ялты, в сторону Севастополя.

- Поедем на лодке, - предложил Александр Степанович, - не торопясь, с отдыхом, мы часа через четыре доплывем. Лодочника не возьмем, вспомним старину - сам буду грести, а ты - править.

Так и сделали. Оставив залог за лодку, поплыли; часто приставали к берегу, осматривали красивые места. Через четыре часа пристали к месту, где был дом отдыха, расположенный довольно высоко над пляжем. С помощью каких-то курортников вытащили лодку на берег и пошли наверх. Встретили радушных знакомых, все осмотрели, переночевали, но в доме нам не понравилось: много людей, распорядок, дисциплина, различные процедуры, отсутствие легкой простоты - все это не прельстило нас, привыкших жить замкнуто и просто. Теперь, старая, я понимаю удобство таких домов, дающих возможность отдохнуть от всяких домашних и служебных забот, но тогда мы играли своими днями, и это было нам дороже и интереснее.