Сообщая об изложенном, присовокупляю, что Гриневский, за проживание по чужому паспорту, мною подвергнут 3-месячному аресту при полиции, по отбытии срока какового будет препровожден в распоряжение Вашего превосходительства».

Через четыре дня после ареста Грин обратился с письмом к Леониду Андрееву:

«Глубокоуважаемый Леонид Николаевич!

К сожалению, меня арестовали, и я лишен пока возможности узнать содержание Вашего письма. Будьте добры, не откажите в случае успешности переговоров Ваших с «Просвещением» - свести представителя этого издательства * с моей женой, для выяснения взаимных пожеланий. Адрес ее - В. Остров, 6-я линия, Вере Павловне Абрамовой **.

Если же ничего не выйдет, - благодарю Вас за участие, которое приняли Вы в этом деле.

Я арестован, вероятно, по доносу какого-нибудь из моих литературных друзей. Мне это, впрочем, безразлично. И за то, что уехал из административной ссылки, прожив эти четыре года в Питере по чужому паспорту, Я сообщаю Вам это для того, чтобы Вы не подумали чего-нибудь страшного или противного моей чести. Ваш покорный слуга А. С. Грин (Александр Степанович Гриневский)».

* Издательство «Просвещение» хотело выпустить сборник рассказов Грина. Соглашение не состоялось.

** Вероятно, Грин забыл сообщить в письме номера дома и квартиры.

PAGE 467

Грин - писатель, только писательство существует для него в жизни, это главное, а все остальное - второстепенное, мелочи. Как относился он к своему аресту, мы только что видели по письму Л. Андрееву.

В эти дни Грин пишет два прошения - царю и министру внутренних дел. Привожу один из этих документов, на мой взгляд более интересный, полностью.

«Его высокопревосходительству господину министру внутренних дел от потомственного дворянина Александра Степановича Гриневского

ПРОШЕНИЕ

Ваше высокопревосходительство! В декабре 1905 года (не точно: 7 января 1906 года. - В. С.) я был арестован в С.-Петербурге и по прошествии пяти месяцев - выслан административным порядком в г. Туринск Тобольской губ «ернии» на 4 г «ода», откуда немедленно уехал и поселился в С.-Петербурге, проживая по чужому паспорту на имя Алексея Алексеева Мальгинова. За эти 4 г. я сделался беллетристом, известным в провинции и Петербурге под псевдонимом «А. С. Грин». Рассказы мои и повести печатались в «Образовании», «Русской мысли», «Новом журнале для всех», «Слове», «Новом слове», «Товарище», «Современном слове», «Родине», «Ниве» *, различных альманахах и сборниках.

Кроме того, до настоящего времени я состоял постоянным сотрудником журналов «Весь мир» и «Всемирная панорама». В СПб книгоиздательстве «Земля» вышла зимой прошлого года (не точно, вышла за пять месяцев до написания настоящего прошения. - В. С.) книга моих рассказов.

Ныне арестованный, как проживающий по чужому паспорту, я обращаюсь к Вашему высокопревосходительству с покорнейшей просьбой не смотреть на меня, как на лицо, причастное к каким бы то ни было политическим движениям и интересам. За эти последние пять лет я не совершил ничего такого, что давало бы право отно-

* В двух последних журналах имя Грина до 1910 года не появлялось. Думаю, что это камуфляж, ибо «Родина» и «Нива» были самыми распространенными и благонадежными изданиями.

PAGE 468

ситься ко мне как к врагу государственности *. Еще до административной высылки в миросозерцании моем произошел полный переворот, заставивший меня резко и категорически уклониться от всяких сношений с политическими кружками. Переворот этот, как может подтвердить г. начальник Дома предварительного заключения ** (несколько дней после ареста Грин посидел в Доме предварительного заключения - ДПЗ. - В. С. ), намечался во мне еще осенью 1905 года, когда, сидя в севастопольской тюрьме по делу о пропаганде, я из окна камеры старался удержать и успокоить толпу, готовившуюся разбить тюрьму ***. Это было после 17 октября.

Последние 4 года, проведенные в Петербурге, прошли открыто на глазах массы литераторов и людей, прикосновенных к литературе; я могу поименно назвать их, и они подтвердят полную мою благонадежность. Произведения мои, художественные по существу, содержат в себе лишь общие психологические концепции и символы и лишены каких бы то ни было тенденций.

На основании вышеизложенного покорнейше прошу Ваше превосходительство облегчить участь мою; тюрьма, высылка, 4 года постоянного страха быть арестованным в конец расшатали мое здоровье. Организм мой надломлен; единственное желание мое - жить тихой, семейной жизнью, трудясь, по мере сил, на поприще русской художественной литературы. Если Ваше высокопревосходительство не найдете почему-либо возможным освободить меня без всяких последствий - ходатайствую и покорнейше прошу разрешить мне покинуть Петербург и жить в провинции. Одновременно с настоящим моим прошением подано мной прошение на высочайшее

* Читатели, конечно, должны понимать, что за многими строчками прошения стоит обязательный в таких случаях словесный ритуал.

** Начальником ДПЗ к этому времени стал «старый знакомый» Грина, бывший начальник севастопольского тюремного замка П. Светловский. См. о нем в «Автобиографической повести», стр. 142 (сноска).

*** Грин вновь сознательно искажает факты. Из окна камеры третьего этажа он видел подошедшую к воротам тюрьмы большую группу манифестантов, требующих освобождения политических заключенных. Он не мог открыто предупредить севастопольцев, что во дворе, с винтовками на изготовку, выстроились две роты Белосток-ского полка. Грин кричал манифестантам, чтобы они отошли от ворот. Его не послушались, произошло столкновение: было много жертв.

PAGE 469

имя. В крайнем случае, прошу Ваше высокопревосходительство походатайствовать, если на то будет доброе Ваше желание. Дворянин Александр Степанов Гриневский. Августа 1-го дня, 1910 года».

Что же побудило Грина написать прошения? Зная нервный импульсивный характер его, можно предположить, что прошения были написаны им в том состоянии душевной депрессии - крепко забиравшей его иногда, - когда он особенно остро чувствовал свое человеческое и писательское одиночество.

Кроме того, Грин, резко и давно порвавший с эсерами, действительно не принадлежал ни к каким политическим кружкам и партиям.

Для нас сегодня самым интересным и важным является: изменилось ли политическое лицо Грина после написания им прошений? Исчерпывающе точный и совершенно объективный ответ на этот вопрос мы можем получить только в его книгах.

Мы не должны заблуждаться относительно утверждения Грина, что произведения его «содержат в себе лишь общие психологические концепции и символы и лишены каких бы то ни было тенденций».

Нетенденциозных писателей не бывает. Грин не просто тенденциозен. Он яростно тенденциозен. Любой, кто обратится к шеститомному Собранию сочинений Грина, выпущенному в конце 1965 года литературным приложением к «Огоньку», тотчас уловит нарастание углубленно-критического отношения к «расейской» действительности. Такие рассказы, как «Пассажир Пыжиков», «Ксения Турпанова», «Зимняя сказка» и особенно беспощадные: «Далекий путь», «Жизнеописания великих людей», «Проходной двор», «Тихие будни», «Человек с человеком», «Дьявол Оранжевых Вод» - говорят сами за себя.

Разумеется, департамент полиции немедленно запросил сведения о Грине, о его благонадежности, у охранного отделения.

Исполняющий обязанности петербургского градоначальника некий генерал-майор ответил:

«Возвращая при сем прошение потомственного дворянина Александра Степанова Гриневского, ходатайствующего об освобождении его от высылки в Тобольскую губернию и гласного надзора полиции, уведомляю, что