PAGE 428
которые брал у вольноопределяющихся, фельдшера и даже, с разрешения начальства, брал их из городской библиотеки, но все книги были хорошие, так как осматривались начальством…
Фамилии вольноопределяющихся и фельдшера, которые давали Гриневскому книги для чтения, я не помню. Гриневский против царя или же против устройства государства ничего не говорил».
За время службы в Оровайском батальоне Грин познакомился с подпольщиками. Пропаганду в Пензе вели как социал-демократы, так и эсеры. Причем в Оровай-ском батальоне пропаганду вели только эсеры. Программа эсеров была мелкобуржуазной и авантюрной. История давно вынесла эсерам свой окончательный приговор. Однако эсеры имели значительное влияние на крестьянство, и В. И. Ленин и ленинцы, ведя беспощадную идейную войну с эсерами и эсеровщиной, считали допустимыми временные соглашения с ними в некоторых случаях, для совместной общей борьбы с царизмом. На баррикадах первой русской революции социал-демократы и эсеры сражались рука об руку.
Грин в «Тюремной старине» (я цитировал его слова) очень точно определяет стихийность своей тяги к революционерам, ибо для него, испытавшего «углы и ямы расейской азиатчины», самым важным в тот период было открытие, что с ненавистным строем можно бороться. Позже мы увидим, что Грин, работавший под руководством видных эсеров Быховского и Слетова, будет одновременно с одинаковым темпераментом проповедовать идеи как эсеров, так и социал-демократов.
Шел 1902 год, начинался 1903-й, первые признаки надвигающейся революции были уже налицо. Буржуазно-демократический характер революции, писал В. И. Ленин, «неизбежно ведет и будет вести к росту и умножению самых разнообразных боевых элементов, выражающих интересы самых различных слоев народа, готовых к решительной борьбе, страстно преданных делу свободы, готовых принести все жертвы этому делу, но не разбирающихся и не способных разобраться в историческом значении происходящей революции, в классовом содержании ее». Таких людей В. И. Ленин называл «беспартийными революционерами». По-видимому, Грина мы
PAGE 429
должны отнести именно к этой категории революционеров.
Эсеры помогли Грину бежать из армии. Вот как это произошло.
«27 ноября, - докладывал по начальству унтер-офицер Мирошниченко, - часов около 10 утра Гриневский заявил, что у него не имеется кисти для письма суворовских изречений, каковые он должен был писать по приказанию ротного командира. Я доложил об этом его высокоблагородию ротному командиру, который велел дать Гриневскому денег и послать купить кисть. После обеда, около 2-х часов пополудни, Гриневский явился «ко» мне и, получив от меня 5 коп. денег, ушел в город. На Гриневском были: шинель 2-го срока, башлык, барашковая шапка, пояс, мундир и шаровары третьего срока, сапоги на нем были после умершего нижнего чина нашей роты Козьмы Гордиенко, данные Гриневскому для носки ротным командиром. Затем Гриневский ушел в город и больше не возвращался».
О том, что было дальше, рассказывает старый пензе-нец Алексей Архипович Морозов (воспоминания его записал и прислал мне Е. В. Колеганов):
«Алексею Архиповичу было в то время пятнадцать. Его старший брат Григорий, служивший телеграфистом на железной дороге, был связан с пензенским революционным подпольем. Несмотря на разницу в восемь лет, братья дружили, и старший охотно поверял младшему свои мысли и дела.
Глухой осенью 1902 года (или уже выпал снег, - Алексей Архипович точно не помнит), вечером, старший брат сказал, что сегодня из расквартированной в Пензе воинской части Оровайского батальона должен бежать один солдат, который зайдет сюда, к нам, и которому, по просьбе товарищей, надо помочь скрыться. Братья плотно занавесили окна и стали ждать.
Алексей Архипович рассказывает:
- Поздний вечер. Вся наша семья в сборе. Комната тускло освещена керосиновой лампой. На столе кипит самовар. В дверь кто-то постучал. Мать открыла дверь, и из кухни послышался ее голос: «Дома, дома, дома… И Гришенька дома». В комнату вошел солдат. Это и был Гриневский. При свете маленькой керосиновой лампы я не разглядел, во всяком случае не запомнил, лицо, рост этого солдата и как он был одет и обут. Его стали уго
PAGE 430
щать чаем. Но солдату не сиделось на месте. То ли торопясь, то ли стесняясь и волнуясь, он стал посреди комнаты, затем достал из кармана письмо и подал его брату. Брат прочел и вышел в соседнюю комнату. Там в углу стоял маленький столик с керосиновой лампой. Я вошел вслед за братом, Гриневский остановился в дверях. Брат зажег лампу, а когда она разгорелась, приложил письмо к стеклу. Бумага слегка потемнела, и на ней между строк письма выступили строчки цифр. Это было конспиративное зашифрованное письмо, написанное так называемыми симпатическими чернилами. Брат открыл какую-то книгу. Он глядел то в книгу, то на цифры письма и в то же время писал карандашом буквы на листе бумаги.
Я с жадным интересом смотрел на письмо и на руки брата. Я уже не помню содержания письма, но о том, что в нем было написано, нетрудно догадаться. Оно подтверждало, что предъявивший его - действительно тот солдат, которому надо помочь скрыться из Пензы. Кончив расшифровку, брат снял с лампы стекло, сжег письмо и сказал: «Добре!»
Брат не тянул время. Он спешил. Но спешил спокойно, уверенно, без суеты. Гриневскому надо было уехать как можно скорее. Его побег из батальона вот-вот мог обнаружиться, и на улицах и на вокзалах могли появиться патрули. Паспорта брат Гриневскому не давал. Об этом, видимо, позаботились те, кто его прислал. Григорий подал Гриневскому заранее припасенное пальто, оказавшееся ему явно коротким. Это осталось в памяти, может быть, потому, что пальто носили в те времена длинные. И еще мой брат дал Гриневскому железнодорожный билет. Солдату оставалось только сесть в поезд, пробыв на вокзале минимум времени. Ясно, четко помню, как брат сказал, что билет в Саратов».
В ЕКАТЕРИНОСЛАВЕ
Затем в биографии Грина наступает провал. Известно только, что он работал агитатором в нескольких городах, был отправлен на карантин: его хотели использовать для террористического акта, но Грин отказался выполнить задание. Несколько лет спустя он рассказывал жене, что на карантине испытал первое серьезное разочарование в эсерах.
PAGE 431
В 1907 году Грин напишет повесть «Карантин». В главном герое ее, Сергее, нетрудно узнать самого писателя. В повести Грин объяснит отступничество Сергея тем, что он понял: террористический акт противоречит Жизни.
…В первых числах июля 1903 года в Тамбов приехал профессиональный революционер-подпольщик Наум Яковлевич Быховский, которому ЦК эсеровской партии поручил восстановить разгромленную организацию в Екатеринославе.
«Приехав в Тамбов, - пишет Быховский, - я пришел на явку к молодой девушке Ванде Болеславовне Ко-лендо, которая служила в библиотеке губернской земской управы. Оттуда я попал к какому-то студенту, который созвал всех членов местного комитета партии.
…Один из участников этого собрания повел меня к себе ночевать.
…Проснувшись утром, я увидел, что у противоположной стены спит какое-то предлиннющее тонконогое существо. Проснулся и хозяин комнаты, приведший меня сюда.
- А знаете, - сказал я ему, - я хочу у вас тут попросить людей для Екатеринослава, потому что люди нужны нам до зареза.
- Что же, - ответил он мне, - вот этого долговязого можете взять, если желаете. Он недавно к нам прибыл, сбежал с воинской службы.
Я посмотрел на долговязого, как бы измеряя его глазами, разглядел, что он к тому же и сухопарый, с длинной шеей, и сразу представил себе его журавлиную фигуру с мотающейся головой на Екатерининском проспекте, что будет великолепной мишенью для шпиков.
