Такой и была наша первая задача. А вторая заключалась в том, чтобы, заподозрив неладное, резко изменить поле охраняемого, подавить и загнать внутрь тела его ауру и одновременно заэкранировать и заземлить его. В восьми случаях из десяти такие действия сбивали «паровозик» с толку, заставляли прервать полет и приземлить весь «поезд» – или, официально, всю серию – где‑нибудь поблизости, в ожидании мига, когда обстановка прояснится, поле жертвы вновь обрисуется – и можно будет взлететь на резерве топлива и ударить. И вот третьей задачей телохранителя было зафиксировать место засады, приземления затаившихся пуль и уничтожить их немедленно. Хотя бы просто раздавить каблуком.

Так что сейчас от телохранителя требовались не мускулатура и владение искусством единоборств с оружием и без него; это признавалось достоинством необходимым, но не решающим. Зато лучшие из профессионалов умели прочитать замысел противника еще в пору его разработки. Для этого, правда, нужно было и ощущать – откуда мог исходить удар. Многие таким умением не обладали, зато хорошо определяли направление, с какого удар будет наноситься, когда покушение войдет в фазу реализации. Мне это удавалось хуже, зато я лучше справлялся с наведением ложных полей; еще раньше, когда такого рода деятельность была частью моей службы, не раз и не два мне удавалось даже создать поле двойника моего, охраняемого где‑то рядом – на стволе дерева, допустим, или просто на стене – и заставить «паровозик» воткнуться именно туда вместе со всей его свитой. Это, кстати, входило в программу испытаний при поступлении в любую охрану; и я всегда выполнял все наилучшим образом. В результате моя репутация среди коллег неизменно бывала достаточно высокой. Поэтому меня вскоре и пригласили в Службу.

Конечно, такая работа создает немалую нагрузку – не столько физическую, сколько нервную; по этой‑то причине телохранители дежурят сутки – и потом вдвое дольше приходят в себя.

Ну что же: не зря говорится, что новое – это всего лишь хорошо забытое старое. Вспоминать всегда легче…

Едва уловимый голос интуиции заставил меня отвлечься от рассуждений и обратиться к внутреннему таймеру. Время, отведенное мною на сборы, истекало. События были уже где‑то совсем близко от моего порога. Пора уходить, как ни жалко было оставлять насиженное местечко. Впрочем, я надеялся, что когда‑нибудь еще вернусь сюда. Я снял со стены старый‑престарый гобелен – древо Сефирот; свернул его в рулон и спрятал в шкаф. Из другого, в прихожей, вытащил старый, избитый пулями бронежилет и повесил на то же место на стене. Вроде бы как объект для медитации. Может быть, еще успею обратиться мыслями и чаяниями к тому, кто судит и разрешает?

Но благая мысль внезапно исчезла, словно ее унесло налетевшим шквалом.

Ее место заняло неожиданно обострившееся интуитивное ощущение близкой и серьезной опасности. Пренебрегать интуицией – верный способ самоубийства.

Первая осознанная мысль была: я все понял верно, и вот они пришли.

А я еще не готов. Еще не запустил все системы, которые будут блюсти дом во время моего отсутствия. Оно, возможно, будет долгим. Еще не обезопасил эти системы от возможного воздействия со стороны. До сих пор я доверял управление ими моему мику; теперь надо переключить их на домашний терминал. Да и еще много чего нужно сделать. И наоборот: перекачать в мик из терминала кое‑какую информацию, которая в последнее время мне не требовалась, но теперь могла и понадобиться. Для этого нужно несколько минут. Четыре, от силы – пять. Весь вопрос в том – есть ли они у меня.

Подходить к окну – подсказало ощущение – было уже опасно. Меня могли увидеть с любой из ближних крыш. И нейтрализовать. Так это называется у профессионалов.

Будем наблюдать иначе.

Я принялся наблюдать: не приближаясь к внешней стене, сконцентрировался на небольшом ее участке. Закрыл глаза.

Чтобы видеть сквозь стены, лучше закрывать глаза, дабы не отвлекаться на постороннее. Пусть работает лишь третий глаз – истинное зрение. Конечно, если у вас остается время, чтобы разбудить его: от двух до пяти минут. Мне хватило двух.

Я увидел дом по ту сторону улицы. Просканировал окна. Нет… Нет… Нет… Есть!

Окно, на котором я остановился, было раскрыто. Комната за ним казалась темной, и простым глазом ничего в ней не замечалось. Но мое зрение без труда обнаружило человека в глубине ее. То окно находилось на этаж выше моего, и человек за ним для удобства наблюдения и действия устроился не совсем обычным образом: водрузил стул на стол и уселся, держа оружие на изготовку. Я без труда определил: в руках его был армейский сериал‑макси. Серьезное оружие. Хотя заряды вряд ли были именными; а впрочем, все могло быть – в зависимости от статуса охотившихся за мной деятелей.

Но парень в окне – это не атака. Всего лишь подстраховка. А нападения надо ждать здесь, в моем жилище.

Если бы я числился еще в активе, у меня хранилось бы достаточно средств защиты и нападения, чтобы пару суток противостоять не самой маленькой войсковой группе. Но, уходя, я честно сдал все, что за мною числилось, и остался с голыми – или почти с голыми руками. Правда, был Вратарь. И еще кое‑что.

Как и у всякого профессионала, с годами у меня накопилось некоторое количество всякой всячины такого рода. Ни в каких ведомостях этот инвентарь не значился и хранился тут, в жилище, в бронированном шкафчике с трехкодовым замком. Нечто вроде коллекции сувениров. Чтобы на старости лет было что вспомнить. Ну вот – старость еще не наступила, а вспомнить пришлось.

Первый код: восемь символов. Я набрал их вслепую, не переставая следить за улицей и за крышей; главное зрение, в отличие от обычного, оптического, дает тебе полный обзор, позволяя видеть и то, что у тебя за спиной, и под ногами, и над головой. Если бы не быстрая утомляемость, я, всю жизнь пользовался бы только им.

Внизу – этажом ниже – только что все было в порядке. Единственный находившийся там человек – мужчина – был занят стряпней на кухне. Но у его входной двери на лестнице уже стояли трое. Разом, как по команде, они вытащили из‑под курток дистанты, и один из гостей принялся выжигать замок. Этого занятия ему хватит на две с лишним минуты. Хорошо. Но и они еще не группа захвата. Подстраховка и обеспечение: у квартир в соседних этажах нередко имеются внутренние лестницы. Эти люди спешили и, видимо, не успели получить сведений о здешней планировке.

Этажом выше: такая же картина.

Фирма, как говорится, не жалеет затрат.

Крыша? На ней сейчас угнездился единственный агралет. Военного типа. «Шквал‑два». На нем можно перевезти целый взвод, даже с тяжелым оружием. Вероятно, вся команда на нем и прибыла: куда менее бросается в глаза, чем когда передвигаешься по поверхности.

Ну а что у моей двери?

Они явно понимали, что здесь в отличие от верхней и нижней квартир можно встретить сопротивление. И действовали иначе.

На моем этаже их было четверо…

(Я запустил в терминал заключительный код. Почти одновременно машина просигналила, что работа закончена, управление домом перенято. Можно отключаться и действовать по обстановке. Сейчас, сейчас. Одну секундочку…)

На моем этаже было четверо, тоже с дистантами. Но замок они оставили в покое: сообразили, что он наверняка подстрахован от вторжения, и самое малое, что он может, – подать звуковой сигнал. А они мечтают нейтрализовать меня без шума. Значит, не принадлежат к казенной службе: наших шум не смущает.

Они сейчас выжигали отверстие в филенке. И два портативных баллона с газом были у них наготове. Интересно, что там: усыпляющее – или смертельное? Нужен я им тепленьким – или груз может быть холодным?

Меня скорее устроил бы второй вариант: были свои причины. Да я и не сомневался, что применен будет именно он; и не только из‑за окраски баллонов.

Это был газ мгновенного действия. Но я уже успел влезть в защитный костюм. Очень хорошо. А вот противогаза нет. Это хуже. Но не смертельно.

Я обратился к Вратарю, иными словами – набрал команды: