Такие же инструменты выкладывают с явной неохотой и остальные двое. Похоже, они опасаются серьезных неприятностей.
Табло Вратаря мигает. И возникает следующее воззвание:
«Вынужден напомнить: ВСЁ оружие».
Снова переглядки. Пожимание плечами. Кто‑то даже вздыхает. В конце концов к лежащим на тумбочке дистантам прибавляются три пулевых безадресных пистолета (оказывается, где‑то они еще в ходу!), три синерианских кинжала – голубой мерцающий металл, золотистые, слегка выгнутые рукоятки, – и всякая мелочь: звездочки, ручки, трубочки с иглами и т.д. В общем, взвод не взвод, но десантное отделение (прошлого века) можно было бы вооружить. Да, неуютно чувствуют себя провинциалы на Теллусе, надо полагать. Интересно, как вооружились бы они для визита на Армаг?
Больше претензий у Вратаря не возникает. Легкое гудение – и вся их амуниция исчезает в глубине шкафа, а дверь в мою приемную распахивается.
Похоже, никаких дурных неожиданностей опасаться не следует. Я оставил свою позицию и пошел навстречу гостям, не забыв изобразить едва ли не самую любезную из имеющихся в моем распоряжении улыбок.
Они вошли – и даже мне передалось на миг то чувство удивления, которому они невольно поддались.
Быть может, они ожидали, что стены моей скромной обители будут увешаны клинками, пистолетами, дубинками, наручниками, а в центре окажется защитный жилет со следами множества попаданий. А увидели совершенно другое, я бы даже сказал – противоположное. И это их в какой‑то мере озадачило и даже (как уловил я) заставило усомниться: туда ли они попали, куда намеревались.
Я видел, что им очень хотелось повернуться и уйти – даже не извинившись за напрасное беспокойство. Но это длилось лишь краткий миг; видимо, эти трое были людьми привыкшими к неожиданностям. И кончилось тем, что они вежливо поздоровались. После чего один из них – видимо, самый нервный – проговорил:
– Надеюсь, мы получим обратно наше снаряжение?
– Разумеется, – успокоил я. – Кстати, на Теллусе жизнь достаточно безопасна, так что таскать с собой такой арсенал вовсе не обязательно.
Нервный ответил:
– На это у нас своя точка зрения.
Я только пожал плечами, что должно было скорее всего означать: «Всяк по‑своему с ума сходит». И предложил им на выбор кресла или диванчик, как раз на троих. Двое выбрали кресла, третий, тот, кто был, по‑моему, Веригой, уселся на диванчик: таким образом они как бы образовали треугольник, в котором я находился в середине основания. Мне осталось лишь внутренне усмехнуться.
Последовали обычные две минуты молчания – встречаясь впервые, принято тратить столько времени, чтобы составить первое представление о собеседниках.
Я прежде всего постарался оценить их зрительно. Все трое были первого среднего возраста – где‑то около шестидесяти, самый расцвет, нормально развитые физически, одеты одинаково – в земные повседневные и явно неудобные для них костюмы. Затем принялся за главное: решил покопаться в нутре каждого– так, чтобы они не ощутили неудобства. У Вериги определенно проблемы с почками, спутники его переносили серьезные ранения – у того, что справа, два следа, у второго – три, одна пуля даже не извлечена, давно закапсулировалась. Провинция! У нас никто не стал бы таскать в себе такое инородное тело. Но это‑то меня не волновало. Я хотел убедиться в том, что они не выставили никаких внутренних блоков, не выстроили защиту: когда ее обнаруживаешь, волей‑неволей приходится насторожиться. Так что на эту операцию я настроился очень серьезно.
Первый, беглый просмотр заставлял предположить, что с этим в их сознании все чисто. Защита, конечно, присутствовала – но самая обычная, какую в наше время каждый ставит у себя, совершая утренний туалет – просто для того, чтобы предотвратить нечаянное воздействие более сильного поля случайного прохожего. Я прошел эти экраны легко, нимало не потревожив их обладателей. Нет, вроде бы в сознании этих людей не было никаких закрытых для анализа уголков, ни одной запертой дверцы. Доминировавшим в их внутреннем мире было чувство опасности – причем угрожавшей не только лично им. Но об этом они, надо полагать, расскажут сами – иначе для чего было им предпринимать столь дальнее путешествие? Я не заметил никакого недоброжелательства по отношению ко мне, горизонты хитрости и обмана представлялись чистыми. Похоже, с ними можно было разговаривать, не опасаясь подвохов и скрытых ловушек.
Сознание, однако, не единственное и даже не самое главное в управлении человеческими поступками. Подсознание – вот что нужно раскрыть для себя, исследовать и оценить. Оно и есть самое трудное, самое закрытое не только для стороннего наблюдателя, но и для самого себя. И на анализ лабиринтов их подсознания ушла у меня большая часть этих двух минут.
Результат меня не то чтобы огорчил, но удивил – да, это, пожалуй, самое уместное слово. Я не встретил никаких ощутимых блоков, никакой защиты, мешавшей бы мне проникнуть в подсознание всех троих; я вошел туда с неожиданной легкостью – для того лишь, чтобы ничего там не обнаружить. Образно выражаясь, все залы, комнаты и переходы этого психического пространства были совершенно пусты. Так не бывает! – хотелось мне крикнуть, но именно так оно и было. Аномалия? Да, конечно. В чем ее причины и что она может значить? Решить это за считанные секунды было невозможно, такая работа требовала куда большего времени. Секунд оставалось ровно столько, чтобы решить: на этом закончить встречу и, соблюдая все нормы вежливости, выпроводить гостей – или же продолжить, надеясь, что по ходу дела загадка сама собой разрешится? Разумнее был первый выход. Я выбрал второй, потому что прожорливый червь любопытства вдруг ожил во мне. Поскольку кое‑что интересное я там не то чтобы увидел, но ощутил.
Когда минуты истекли, я открыл конференцию словами:
– Итак, я вас внимательно слушаю.
Сидевшие по бокам чуть повернули головы к тому, кто играл в этой тройке центр и кого я определил как Веригу. Чему немедленно последовало подтверждение:
– Здравствуйте, Разитель, – сказал он. – Я – доктор Верига. А это мои коллеги.
Он упустил – в чем именно коллеги. Я же не стал уточнять, но не преминул поправить:
– Я больше не называюсь Разителем. Оставил службу уже довольно давно. Понимаю, что в ваших краях это прошло незамеченным…
Он чуть приподнял левый уголок рта. Возможно, это следовало понимать как улыбку.
– Семь лет и четыре месяца тому назад, – сказал он таким тоном, с каким говорят о самых интимных материях, – вы выступали дуэтом в маленьком концерте на Лорике. Партнеру не повезло, и он остался там. У вас возникли подозрения, что это невезение было следствием утечки информации из Главной конторы вашей тогдашней Службы. Разубедить вас не смогли, и вы ушли в отставку. Как видите, и до провинции доходит необходимая информация.
– Увы, не вполне точная.
– В самом деле?
– Во‑первых, мой партнер не остался на Лорике: тело я вывез. Хотя сделать это было трудно. Во‑вторых, у меня не было никаких подозрении. Была уверенность. Были факты. И, в‑третьих, я в отставку не подавал. И не собирался. Просто заявил начальству, что виновный в частичном неуспехе операции должен из Службы уйти как допустивший преступную небрежность. Однако его решили простить. Я не мог с этим согласиться, и уйти пришлось мне: честь не позволяла остаться.
– Я приму к сведению ваши поправки, – сказал Верига невозмутимо. – А что касается Разителя – надо же как‑то к вам обращаться.
– Ну, ладно, – сказал я. – Я не обижаюсь. Так чему обязан?
Он проговорил таким тоном, каким приглашают на чашку кофе:
– Мы хотим нанять вас. Поручить вам дело – не очень сложное, но деликатное. За работу будет хорошо заплачено.
Это было очень кстати. Уж если мне суждено браться за дело, а ведь именно его имел в виду тот, кто сказал мне «Надо», то есть смысл и в том, чтобы на нем заработать. Но я постарался внешне не выразить своего удовлетворения. Нельзя показывать заказчику, что нуждаешься в нем не меньше, чем он в тебе.
