Тем не менее куда больше костюма меня сейчас интересовало другое: что этот мужик (хотя, может, и дама) тут делает, чем занимается? Почему, так сказать, плывет пешком, если поблизости маневрирует какой‑то здешний корабль? Разные ведомства? Несогласованность? Вполне возможно: в любом цивилизованном мире, даже на Теллусе, рассогласованности в действиях разных контор очень много и становится все больше, потому что чем выше цивилизация, тем больше в ней обособленных отраслей деятельности, а чем их больше, тем больше раздрая, тут зависимость может оказаться даже не линейной, а как минимум квадратичной. А на Ардиге несомненно существуют хотя бы некоторые признаки высокой цивилизации. Так что эта болезнь и здесь могла пустить корни…
Мыслишка, надо признать, достаточно нелепая, за уши притянутая. Но пока других нет, пусть будет эта. Хотя… не ищу ли я просто оправдания себе в том, что вместо активного поиска Лючи перешел на позиции заурядного топтуна? Не взыграл ли снова профессиональный борзой инстинкт: увидел бегущего зайчика и галопом припустил за ним?
Так или иначе, если дело начато, надо довести его до конца. Тем более что польза от этих моих действий будет в любом случае. Прежде всего надо обзавестись тем, чего на родном Теллусе не могла нам дать даже всеведущая Служба. А именно: попытаться выяснить, что же это за мир – Ардиг, с чем его, как говорится, едят и кого он сам ест, что тоже интересно.
Да, насчет поесть: неслучайно эти обороты пришли мне на ум, а потому, что сам я принимал пищу в последний раз – когда же? А вместе с Лючей еще перед высадкой на поверхность, тогда сухую. Организм мой уже начал подавать сердитые сигналы, поскольку все сроки регулярного питания давно прошли. Ладно, уважаемый тракт, придется потерпеть: я ведь объявил себе боевую тревогу, ты что – не усек вовремя? Вот и помалкивай в тряпочку.
Я все еще следовал за глубинником на выбранном расстоянии и наблюдал его, рассматривал, пользуясь то (изредка) третьим глазом, то термовизором. Пытался сообразить: первое – марку костюма, второе – что он несет в ранце, достаточно объемистом, но только это не сидор подводного туриста, а какое‑то спецснаряжение, судя по некоторым особенностям рюкзака, какие я смог уже различить. Костюмчик… Мик, помнится, я закладывал в твою память среди моделей прочего снаряжения и данные о таких костюмах – даже с картинками. Когда это было? По‑моему, перед вояжем на Топси, где тоже много воды, хотя и не столько, сколько ее здесь. Ну‑ка, поройся в сусеках!
Мику я эту задачу поставил, конечно, не в такой форме, а в доступной его восприятию: компьютер остается компьютером, даже если он биологический и квартирует в твоей собственной голове. Ответ получил сразу же:
«Требуемая информация утрачена при проведении полного форматирования. Дата…»
Ладно, не надо, я и сам вспомнил. Это когда меня поймали и вычистили все на свете в ходе одной из былых операций. Позже я восстановил, но не все, этих сведений в тех местах не нашлось, а потом я просто забыл, да и не возникало потребности.
«Запросить сервер?»
Мик имеет в виду «Триолет». Так я и сделаю, но не сейчас, а когда снова окажусь на борту. Костюм подождет. А вот что у мужичка‑глубинничка с собой? И, кстати, отчего он движется так лениво? Любой глубинный костюм, даже самый, по нынешним понятиям, примитивный, способен развивать скорость, независимо от типа движка, самое малое вдвое большую. А этот плывет вперевалочку, словно выплыл погулять. Может быть, конечно, и так, но тогда какого черта он так нагрузил свой ранец? И почему плывет, чуть ли не утыкаясь носом в дно? Ищет что‑то? Купался и часики обронил? Вряд ли. Кто полезет за такой ерундой на глубину в шестьсот… Ну, это я в шутку. И вот еще: он ведь плывет не строго по прямой, как делал бы, будь его целью только лишь преодолеть какое‑то расстояние. А его путь – очень плавная, но все же синусоида. Знаю точно, потому что и самому приходится вслед за ним повторять все пологие повороты. Да, он что‑то ищет, но не просто ищет, а лишь на этой вот кривой, которую мы с ним описываем. Интересно. Пожалуй, надо и мне опуститься пониже, чтобы лучше фиксировать дно: до сих пор оно меня не интересовало, но, вероятно, надо расширить круг интересов.
Я снизился. Разумеется, включать фару, чтобы получше видеть дно, было недопустимо – и потому, что это снова привлекло бы внимание наблюдаемого, и еще потому, что фара вообще не включится, пока я нахожусь в режиме незримости. Термовизия тут вряд ли поможет: все дно обладает, в общем, одной и той же температурой. Ему‑то хорошо: он подсвечивает себе нашлемным фонарем, хотя и не очень сильным. Ну что же: если мои средства не помогут – придется пристраиваться буквально за его плечом хотя бы ненадолго, пока не станет ясным, что он здесь потерял.
Но все же перед этим попытаю счастья – перенастрою свой термо.
Странно, я думал, что ничего не увижу в инфра‑красном. А получилось вовсе не так. В визоре четко обозначилась та самая змеистая трасса, над которой мы плыли, – неширокая, уходящая в неразличимую даль и (я осторожно обернулся) из неразличимой же дали приходящая. Нет, она не все время виляет, отсюда видно, что местами она распрямляется и достаточно долго выдерживает прямую. Что это за змейка такая? И в чем смысл такого неторопливого проплыва над нею: проверка? Охрана? Еще что‑нибудь? И чем вызвана такая, прямо скажем, не самая экономичная форма? Может быть, эта хреновина просто лежит на дне? Термокартинка лишена трехмерности, она ответа не дает. А между тем это очень любопытно, потому что сразу возникают всякие гипотезы. Но сперва надо все‑таки выяснить: что это такое?
Я позволил водолазу удалиться еще на полтора десятка метров, остановившись и медленно, очень медленно преодолевая последние метры глубины. Встал на грунт в двух метрах от кривули, не выпуская ее из поля зрения. Приземлился, так сказать, на цыпочки, чтобы не нашуметь: что‑что, а уж звук в воде разносится быстро и с минимальными потерями. И едва не потерял равновесия: дно оказалось очень неприятным – неровным и не песчаным, а усеянным разновеликими осколками, откуда они здесь взялись, пока непонятно. Осторожно шагнул, приближаясь к цели. И снова чуть не упал, выручила только вода, в ней падаешь медленно и хватает времени, чтобы восстановить равновесие – особенно когда основную работу берет на себя костюм. Ухабы и кочки – по такому дну я поостерегся бы передвигаться даже на скользуне, не говоря уже о коляске. А вот теплая линия вроде бы идет более или менее горизонтально, если и изгибается по вертикали, то столь же плавно, как и в горизонтальной плоскости. Вот она – рядом с моей ногой. Наступить на линию я не решился – и, как оказалось, сделал правильно. Вместо этого я нагнулся, чтобы потрогать ее рукой – в перчатке, разумеется, чьи датчики передают тактильные ощущения моей нервной системе.
Нагибаться в таком скафандре, как мой, задача, надо сказать, не из простых. Создатели этого аппарата, скорее всего, надеялись, что это действие понадобится ему – то есть собственно заключенному в него человеку – в последнюю очередь; все‑таки унискаф был рассчитан прежде всего на использование в космическом пространстве, поскольку оно окружает любую планету, а вот глубокие водоемы – да и не очень глубокие тоже – встречаются только на избранных. В пространстве же нагибаться не нужно – в невесомости можно принять, не сгибаясь, любое положение, чтобы дотянуться до нужного места. Так что приходилось делать это медленно, скафандр просто не умел выполнять такие действия быстро. Надо будет сказать пару слов разработчикам, когда я… А вернее – если я вернусь домой.
Но вот наконец стало возможно осторожно протянуть руку и прикоснуться.
4
Лючана без особого труда восстановила в памяти несложный маршрут, каким ее провели уже, казалось, очень давно, хотя на самом деле прошло всего лишь несколько часов. Внутреннее ощущение времени подсказывало, что семь с минутами. По коридору она шла спокойно, как будто бы даже неторопливо; есть такая манера ходьбы у людей, привыкших пешком преодолевать большие расстояния: вроде бы и неспешно передвигают ноги, однако оглянись через минутку, а встречный вон уже как далеко оказался! Шла, не вертя головой, хотя велико было искушение увидеть и запомнить каждую мелочь: чисто профессиональное желание. Но профессиональным было у нее и умение хорошо видеть боковым зрением, вроде бы ни на что не обращая внимания. Лифтом пользоваться не стала, потому что в трубе могли оказаться и другие люди и там она стала бы предметом пристального разглядывания и даже попыток заговорить, завязать знакомство. Что было бы совершенно естественно. Лючана помнила, что мужчин тут куда больше, чем женщин, во всяком случае, в коридорах. Но ей сейчас такие контакты были ни к чему. План, который уже почти сложился в ее голове, подобного не предусматривал, потому что союзников она здесь найти не могла и полагалась лишь на свои собственные силы и умение.
