— Оружие отказало, вижу — уходит стервец. Внезапно вспомнил своего друга Евграфа Рыжова: а почему бы и мне не отрубить винтом фашисту хвост? Сближаюсь, но меня вдруг отбросило от бомбардировщика в сторону струей от винтов. Хорошо, что стрелок «юнкерса» не подает признаков жизни. Думаю: если еще раз промахнусь, то ударю крылом по крылу.

— А разве в этом случае струя не помешает? — поинтересовался кто-то.

— Струя у хвоста мощная, а около консоли крыла ее почти не чувствуешь. Словом, не удалось рубануть «юшку» винтом и при повторном заходе. Подумал: а чего тут мудрить? — и врубил ему крылом по консоли. Стукнулся головой о приборную доску — хорошо, что был туго привязан ремнями, — а придя в себя, увидел, что вражеский самолет падает. Но оказалось, что и мой самолет спиралит, рулей не слушается, сколько ими ни шуровал. Открыл фонарь и выбросился с парашютом…

Я дернул за рукав замполита, и мы незаметно ушли. А судя по тому, что летчики долго не расходились, поговорить им было о чем…

Успешно осваивался новый самолет и инженерно-техническим составом. В этом немалая заслуга прибывшего по моей просьбе на должность старшего инженера полка инженер-капитана В. Г. Попковского. Он, как и в бытность инженером 3-й эскадрильи 8-го авиаполка, включился в работу с полной отдачей сил.

Одновременно в полку продолжалась ни на миг не утихающая большая политико-воспитательная работа. В этот период широко разъяснялось обращение Военного совета Северо-Кавказского фронта к войскам, в котором говорилось:

"Вы одержали огромную победу, очистив полностью Кавказ и Кубань от проклятого и подлого врага. В борьбе с фашистскими палачами вы показали чудеса храбрости, героизма и самоотверженности… Перед нами стоит вторая, не менее важная задача — ворваться в Крым и очистить его от немецко-фашистских захватчиков"[44].

Воззвание было зачитано и обсуждено на собрании всего личного состава полка, а потом состоялись партийные и комсомольские собрания эскадрилий. На них присутствовали руководители полка, которые разъясняли особенности решения предстоящей задачи, роль коммунистов и комсомольцев в боях. Я напутствовал летчиков: "Появился враг, так его еще до цели надо сбить, а если уходит, то преследовать и уничтожить даже над занятой противником территорией. Только активными действиями мы можем не допустить прорыва противника к прикрываемым объектам. Нам — гвардейцам это должно быть присуще. Тем более что многие дрались в воздухе на Кубани и уже достаточно хорошо знают поведение воздушного противника. Он теперь далеко не тот, что был раньше".

На собрании партийной организации полка присутствовал начальник ВВС Военно-Морского Флота генерал-полковник авиации С. Ф. Жаворонков. До этого он детально ознакомился с состоянием дел в полку, и мы с волнением ждали его заключения. В конце своего выступления на партийном собрания он сказал:

— Боевым университетом можно назвать11 гиап. Здесь ревностно используется для учебы свободное от боев время. Систематически проигрываются различные задания, осваивается опыт советских асов, оттачивается меткость пушечного и пулеметного огня. Этот труд полностью окупится в боях. Ведь правильно говорит старая солдатская поговорка: "Больше пота на учении, меньше крови на войне".

В период подготовки к боевым действиям по обеспечению высадки морского десанта в район Эльтигена опытные экипажи 30-го разведывательного авиаполка и наших 11-го гвардейского и 25-го истребительных вели систематическую разведку аэродромов, портов и баз Керченского полуострова, выявляя систему противодесантной обороны в районе предстоявшей высадки.

Разведка установила, что основу созданной противником мощной обороны составляют долговременные сооружения и крупные подвижные танково-артиллерийские группировки, тесно взаимодействующие с легкими силами флота, базирующимися в Камыш-Буруне и в Феодосии, и с авиацией, силы которой на аэродромах Крыма все время возрастали.

Те дни были беспокойными для врага. Как только выявлялись важные объекты противодесантной обороны, наши бомбардировщики и штурмовики немедленно наносили по ним удары. Истребители тем временем прикрывали плавсредства и войска десанта в пунктах сосредоточения и посадки — Тамани, Кроткове, на озере Соленом. Только за одну неделю, с 23 по 31 октября, авиаторы произвели на выполнение боевых задач 454 самолето-вылета.

Было бы неверным утверждение, что гитлеровцы в это время вели себя пассивно, что немецкое командование не предпринимало контрмер различного характера. Так, в период нашей подготовки к десантной операции противник имитировал отвод с Керченского полуострова своих войск и авиации. Чем ближе был день высадки, тем слабее враг оказывал противодействие, и прежде всего в воздухе.

Эта хитрость была своевременно разгадана. Наше командование послало к побережью Керченского пролива катера с задачей выяснить действительную обстановку там, а при возможности и высадить разведывательную группу. Катера благополучно прошли Эльтиген, но, как только повернули к Камыш-Буруну, по ним открыли огонь десятки орудий. Имея повреждения и раненых на борту, под прикрытием дымовой завесы катера еле вырвались из густого частокола всплесков от разрывов снарядов.

Утром 28 октября генерал Ермаченков по телефону сказал:

— Поступают весьма противоречивые данные о поведении противника на восточном берегу Керченского полуострова. Одни разведчики, в том числе и вашего полка, докладывают, что сил там у противника много, а другие — что мало и враг чуть ли не отводит их. Нас прежде всего интересует район высадки, а разобраться с обстановкой в районе Эльтигена не смогли даже катерники. Поэтому пошлите звено истребителей с задачей: с малой высоты тщательно обследовать районы рыбацкого поселка Эльтиген. Все, что будет замечено в радиусе 5 — 10 километров от него, точно отметить и доложить. В целях маскировки просмотреть потом побережье южнее и севернее Эльтигена.

Меня крайне заинтересовала поставленная задача. Ведь все данные разведки 11-го и 25-го полков вначале поступали в штаб истребительной группы, который возглавлял известный своими боевыми делами под Перекопом и Севастополем майор Д. Е. Нихамин. Они обрабатывались и передавались в оперативную группу штаба ВВС полковнику В. И. Смирнову. Еще раз внимательно вместе с Нихаминым и начальником разведки полка мы просмотрели разведывательные донесения за последние дни и действительно установили наличие противоречий. Виноваты были и мы — путем доразведки следовало уточнять сомнительные данные.

Оставалось только сожалеть, что ни один из двух наших полков не имел самолетов, оборудованных аэрофотоаппаратурой.

Очень рвался на разведку Д. Е. Нихамин, но я решил вести разведчиков сам. Вызвал в штаб старшего лейтенанта Д. В. Зюзина — впоследствии Героя Советского Союза, лейтенанта Л. В. Ватолкина с ведомыми и своего ведомого лейтенанта В. В. Прозора, возглавившего впоследствии одно из управлений Министерства гражданской авиации СССР. Наиболее опытным из них был Лев Константинович Ватолкин. Он еще в Севастополе летал в одиночку на «яке» бреющим в тыл противника на разведку и привозил важные данные. Вспомнил я и свой удачный полет на разведку дальнобойной батареи под Перекопом. Собравшимся объявил решение:

— Моя с Ватолкиным задача — тщательное наблюдение за землей, Зюзин парой прикрывает нас от возможных атак истребителей. Летим одной группой, но высоты и маршруты разные: Ватолкин — на высоте 50 — 100 метров в удалении от берега 5 — 10 километров, я с Прозором иду по кромке берега на высоте 300 метров, а Зюзин — на высоте 1000 метров и несколько сзади нас. Подход всей группы к южной окраине Керчи, где каждый занимает назначенную высоту и следует на юг. После пролета Тобечикского озера — разворот на 180 градусов и вторичный просмотр всей полосы побережья. Отход по моему сигналу всей группой.

Все летчики — опытные и прекрасно знали этот район, а Владимир Прозор не раз прорывался сюда и ночью на УТ-1Б из Геленджика. Когда в Анапе я командовал 7-м авиаполком, мне тоже не раз приходилось летать бреющим от Керчи почти до Феодосии. Даже сейчас, закрыв глаза, как бы вижу каждый мыс, заливчик, оконечность меловой скалы, крутой холм Митридат, не говоря уже о населенных пунктах.