Гвардейский полк заканчивал перевооружение на «кобры» — истребители американского производства, но более скоростные, чем их предшественники «киттихауки». Они имели на вооружении пушку калибра 37 миллиметров и четыре крупнокалиберных пулемета. В отличие от всех известных типов истребителей периода второй мировой войны «эркобра» была единственным самолетом с дверями с обеих сторон кабины пилота и с мотором, расположенным за спиной летчика.
К вечеру того же дня мы закончили прием-сдачу полка, а потом едва ли не всю ночь проговорили с Иваном Степановичем о важном и мелочах.
— Самым тяжелым для меня, Костя, было ранение под Перекопом, а потом операция. Отняли ступню левой ноги, хирурги грозились отрезать и раненую правую, — с волнением рассказывал Любимов.
— Ну как же, — отвечал я, — хотя в ту пору и были тяжелые бои, мы все помнили о тебе, постоянно интересовались состоянием здоровья. Многие из нас писали, желали скорейшего выздоровления,
А друг продолжал:
— С трудом, но отстоял я все же правую ногу. Залечили и левую. Только мучил вопрос: "Неужели отлетался?" Сделали протез, и началась борьба с самим собой. Тренировки и тренировки! Научился ходить на протезе, забросил костыли, а вот палочка осталась надолго. Я ее нарек «стэком», своего рода тросточкой, которой пользуются для фасона богатые джентльмены.
Вспомнили, как прибывшего после госпиталя друга я отправил в Абашу, где находился на переформировании 32-й полк. Там Иван убедил врачей, что может летать, и добился назначения штурманом этой части, которой по-прежнему командовал подполковник Н. З. Павлов — авторитетный руководитель и прекрасный боец. Погибнет он позже, в воздушном бою над Туапсе, но еще при нем Любимов успеет сделать более десятка боевых вылетов. Он же и заменит своего павшего командира…
За такими воспоминаниями и скоротали мы ночь. А рано утром 5 октября Иван Степанович сделал прощальный круг на УТ-1 над аэродромом Геленджик-нижний и улетел. Помахав ему вслед рукой, сел я в автомашину и отправился на аэродром Геленджик-верхний для доклада командиру 1-й минно-торпедной дивизии Герою Советского Союза полковнику Н. А. Токареву — в его дивизию входил 11-й гвардейский полк, основная задача которого состояла в сопровождении бомбардировщиков и торпедоносцев до цели и обратно.
Это была моя далеко не первая встреча с Николаем Александровичем Токаревым. А первая состоялась ранней весной 1935 года. Тогда я подошел строевым шагом к учебному самолету У-2, рядом с которым стоял инструктор с тремя кубиками на петлицах кожаного реглана — старший лейтенант Токарев. Доложил:
— Курсант Денисов прибыл для ознакомительного полета!
— Садитесь в кабину, — распорядился инструктор.
С того полета и началась моя летная практика в Ейском авиационном училище. Помнится, в перерыве между полетами наш инструктор беседовал с нами, курсантами, рассказывая много интересного из жизни летчиков. Немногословно говорил и о себе. В ту пору ему исполнилось 28 лет, а коммунистом он стал в девятнадцать. Окончил военную школу пилотов, летал на самолетах многих типов и, сам не мысля жизни без авиации, нас увлекал небом. Но не прощал ошибок, малейшей небрежности, недисциплинированности. "Небо за беспечность наказывает строго, даже жизнью", — не раз напоминал он курсантам.
Первое знакомство с небом, со скоростью и высотой подарил нам тогда Токарев, но, к великому нашему огорчению, его вскоре перевели в строевую часть. Благо, первый инструктор остается в памяти его питомцев навсегда. С радостью мы узнавали о награждениях Николая Александровича — за успехи в боевой и политической подготовке орденом "Знак Почета", за проявленный героизм в советско-финляндской войне орденом Ленина, а затем и о присвоении высокого звания Героя Советского Союза.
Великая Отечественная война застала Токарева в Крыму в должности заместителя командира 2-го минно-торпедного авиаполка. Вскоре он стал его командиром. Этот полк успешно действовал по важным объектам в глубоком тылу противника, одним из первых на флоте стал гвардейским.
Комиссар полка И. Е. Мещерин в газете "Красный флот" еще 4 апреля 1942 года писал: "Летчики полка сделали свыше тысячи самолето-вылетов. В жестоких схватках с фашистами выросли и закалились командиры экипажей, штурманы, стрелки-радисты и техники. За мужество, отвагу и героизм правительство наградило 42 человека…" А сколько после этого было совершено героических подвигов самим Токаревым и его подчиненными, не счесть!
В сентябре 1942 года Николая Александровича назначили командиром 63-й авиабригады, преобразованной в июле 1943 года в 1-ю минно-торпедную авиационную дивизию.
"Узнает ли?" — думалось, когда подходил к кабинету Токарева. Он встретил улыбкой и на уставное представление ответил:
— Помню, «белобрысый», помню! (Так он впервые назвал меня еще при первой встрече в Ейске и вот — не забыл.) Наслышан о твоих делах. Одобряю…
— Товарищ полковник, я очень доволен, что назначен служить в вашу дивизию. Откровенно говоря, наскучила за год служба в системе ПВО баз, портов и конвоев. Задачи, конечно, ответственные, вылетов много, а вот встреч с противником мало. Да и боевая подготовка замучила. Ладно, если бы готовили летчиков для своего полка, а то научишь их всему, душу вложишь и тут же лучших забирают в другие части. А ведь летать приходится чуть ли не на метле — новые самолеты нам дают в последнюю очередь…
— Ну, ничего, в 11-м гвардейском будет все основательнее, — прервал Токарев мой затянувшийся монолог. — Уж во всяком случае с самолетами там полный порядок. Я завтра пришлю своего помощника по летной подготовке, он вас выпустит на «кобре», а пока поизучайте материальную часть. Самолет все же своеобразный — третья посадочная точка впереди, а мотор сзади. Надеюсь, не попытаетесь устроиться в кабине задом наперед, — пошутил полковник.
— Никак нет. Я с этой машиной немного знаком.
— Вот и ладно. Учтите, полк летает на «кобрах» недавно, молодежь их как следует еще не освоила. Поэтому хорошо спланируйте дальнейшее ее обучение. Изгнание немцев с Таманского полуострова завершается, напряжение в боевой работе, вероятно, спадет, и тогда появится больше возможностей для основательной, планомерной учебы. Учтите еще одно: в полку что-то не ладится с плоским штопором, неопытные летчики попадают в него, а самолет вывести в горизонтальный полет не всегда могут. На этом уже потеряли два самолета и одного летчика.
После некоторых других указаний и предварительной информации о возможных перемещениях в полку закончилась эта, отделенная годами от предыдущих, встреча с замечательным человеком и боевым командиром Николаем Александровичем Токаревым.
На ознакомление с делами полка, совещание с руководящим составом и беседу с летчиками ушел почти весь день 5 октября. Но все же к вечеру я успел подняться в воздух на «кобре». Выполнил фигуры высшего пилотажа, опробовал в сторону моря мощное вооружение. Сделал вывод: воевать можно — самолет не только комфортабельный, но и грозный.
В военно-воздушных силах Черноморского флота давно сложилась традиция: прибыл в авиагарнизон — обязательно посети могилы боевых друзей, павших смертью храбрых в воздушных боях и на земле от ударов противника. В Геленджике погибло несколько летчиков из нашей 3-й эскадрильи и последними из них были Д. Г. Цыганов и Г. И. Матвеев.
Как погиб Дмитрий Григорьевич Цыганов, я уже знал, а вот как воевал Георгий Иванович Матвеев после ухода его из Севастополя на переподготовку в мое отсутствие и при каких обстоятельствах он погиб, я еще сведений не имел.
Рано утром 6 октября я с заместителем по политчасти подполковником Семеном Яковлевичем Леписа поехали на кладбище, где были захоронены авиаторы-черноморцы. Мы обошли многие могилы, задерживаясь у тех, где покоились близкие и дорогие нашему сердцу боевые друзья.
Вот могила Цыганова и почти совсем рядом — Матвеева. На постаменте его могилы — фотокарточка, сделанная незадолго до гибели. На груди четыре ордена Красного Знамени, что уже само говорило о том, каким он был командиром и воздушным бойцом.
