Днем 28 декабря, как только «илы» отработали в районе Мекензиевых Гор, ведущий группы истребителей сопровождения капитан Г. И. Матвеев заметил приближающиеся Ю-87.
— "Крабам семь и девять" атаковать противника! Я продолжаю прикрывать "горбатых", — слышим на аэродроме по радио приказ заместителя комэска.
— Вас понял! — один за другим ответили ведущие пар командиры звеньев лейтенанты И. П. Белозеров и В. М. Бородин.
Четверка И-шестнадцатых против восьми Ю-87, да еще наверняка где-то рядом должны были быть Ме-109,- силы неравные, но испытанные бойцы ринулись в атаку, рассчитывая использовать облачность для нанесения внезапного удара.
Истребителей противника не было видно, возможно, их встреча с бомбардировщиками из-за плохой погоды не состоялась. Но ведомые Александр Кособьянц и Владимир Клюков, зная о коварстве врага, зорко осматривали воздушное пространство.
Вот Иван Белозеров поджег «юнкерса», второй после атаки Василия Бородина нырнул в облачность. Неужели ушел? А ведь был атакован наверняка, с короткого расстояния… И вдруг на глазах у наших пилотов из облака вывалился штопорящий «лапоть», как мы называли Ю-87, рухнул на землю и взорвался на своих бомбах. Нет, не ушел!
А на следующий день…
Уже подлетая к Севастополю, я услышал по радио: «Крабы», ниже вас шесть Ме-109, будьте внимательны!"
Но тут не успели оглядеться, как внезапной атакой сверху был подожжен самолет В. М. Бородина. Думаю, что пилот сразу был убит, так как, находясь уже над своей территорией и на достаточной высоте, он не сделал даже попытки покинуть пылающий самолет на парашюте. Машина упала в бухту Константиновская и мгновенно скрылась под водой.
Василий Михайлович был опытным боевым летчиком, из тех, кто выполнил наибольшее количество боевых вылетов в ходе отражения первого и второго штурмов Севастополя. За мужество и боевое мастерство он одним из первых в эскадрилье стал кавалером ордена Красного Знамени…
В последний день 1941 года Михаил Буркин долго ходил вокруг своего ДБ-3ф, что-то прикидывал, проверял — похоже, готовился к чему-то серьезному. Стоянка его самолета находилась рядом с КП 3-й эскадрильи, так что не заметить озабоченность летчика было невозможно.
— Куда собираешься, Михаил Иванович? — спросил я его.
— Задание ответственное, держу пока в секрете.
— Вижу, что ответственное, не зря пятисотки подвесил. Ну секрет есть секрет, выуживать не стану.
Закурили мы с ним, перевели разговор на другую тему. А «секрет» оказался недолговечным. Выяснилось, что ровно в полночь Буркин должен был сбросить "новогоднее угощение" на железнодорожную станцию Симферополь.
Погода благоприятствовала полету, и ровно в 24.00 штурман корабля Федор Климов нажал на кнопку бомбосбрасывателя. Полутонные «гостинцы» легли точно по цели. И никто не упрекнет нас за то, что новогодние бокалы шампанского "из резерва" мы подняли с некоторым опозданием и прямо на самолетной стоянке, когда на нее зарулил самолет М. И. Буркина и экипаж спустился на землю.
Аналогичные подарки непосредственно на фронте «раздавали» и доблестные экипажи наших МРБ-2, или «эмбээров». Несмотря на сильный мороз, вызывавший обледенение самолетов, и непрерывный обстрел гидроаэродромов в бухтах Матюшенко и Голландия, в значительной мере затруднявшие работу "дедов морозов", Николай Тарасенко, Владимир Шабанов, Иван Ивченко, Арсений Морозов и другие вполне справились с поставленной перед 60-й эскадрильей задачей: в новогоднюю ночь морские летчики-лодочники сбросили на различные объекты противника более двадцати тонн бомб…
Поздним вечером 4 декабря подполковник К. И. Юмашев вызвал на КП 8-го авиаполка командиров всех трех истребительных эскадрилий: М. В. Авдеева, П. С. Пономарева и автора этих воспоминаний.
— Сегодня ночью в Евпаторийский порт, — сказал командир части, — будет высажен морским десантом усиленный батальон с основной задачей — создать плацдарм для наступления на Симферополь. К утру эскадрильям Денисова и Пономарева быть в готовности прикрывать десант с воздуха группами по четыре шесть истребителей. Эскадрилье Авдеева завтра и в последующие дни, вероятно, придется парами и четверками прикрывать наши десанты в Ялте, Алуште и Судаке направить туда истребители из Анапы не позволяют сложные метеоусловия. Все изменения и уточнения буду доводить до вас немедленно по каналам связи.
Погода действительно была прескверной. Сразу во всех стихиях — на земле, в небесах и на море: свинцово-серые, секущие мокрым снегом облака неслись над самой землей и, казалось, смыкались с пенистыми валами штормового моря. Трудно было даже представить себе, как в такой свистопляске десантники на небольших судах подойдут к берегу и высадятся на нем. Но они смогли, преодолев к тому же и вражеский огонь!
В течение двух дней Евпаторийский десант героически вел тяжелые бои с превосходящими силами противника. Попытка поддержать десант высадкой в ночь на 7 января 2-го батальона морской пехоты не увенчалась успехом из-за штормовой погоды.
Нам, истребителям, пришлось также действовать в предельно трудных условиях, прикрывая корабли в море между Евпаторией и Саками. Ведь там совсем рядом располагались вражеские аэродромы, и нам пришлось постоянно вести бои в численном меньшинстве, ибо в отличие от противника своевременно нарастить силы в воздухе на расстоянии 60 километров от Херсонеса было невозможно.
Последствия не заставили себя ждать: один из очередных налетов противника «ишачкам» и «чайкам» отразить не удалось. В результате тральщик «Взрыватель» получил прямое попадание бомбы, потерял ход и управление, а затем шторм выбросил его на мель в районе Соленых озер. Ничем не смогли помочь мы и десанту, ведущему бой в городе, тем более что обстановка там была неясной и для вышестоящего командования.
В середине дня 7 января позвонил генерал Остряков:
— Срочно пошлите своих разведчиков и постарайтесь разобраться, что делается в Евпатории.
Вызвал Николая Сикова, Василия Семенова и Михаила Урядникова, поставил задачу:
— Ведущие — я и Сиков, меня прикрывает Семенов, а Сикова — Урядников. Задача: просмотреть в Евпатории все, что будет возможно, и установить, где наши войска, где противник. Если не появятся рядом «мессеры», то же самое делать и ведомым. Но с оглядкой, фашисты о начале атак не оповещают.
Шли все время морем, то снижаясь до 5 — 10 метров, то набирая высоту до 100 метров. Попадали в полосы дождя и снега, но пробились. Вышли к Майнакскому озеру и, как договорились на земле, разошлись парами; Сиков просматривать прибрежную часть города, я — западную. Через несколько минут сходимся над характерным ориентиром между городом и аэродромом и, следуя на дистанции между парами 100 — 150 метров, просматриваем центральную часть Евпатории.
Вот дом "Горелая почта". Сердце сковала боль — ведь в нем я прожил целых полтора года! Дом четырехэтажный, капитальной постройки, и почему его так называли, толком никто объяснить не мог.
Но прочь воспоминания! Летим, что называется, по крышам, просматриваем убегающие под крылья каждую улицу, площадь, большой дом. Развернулись еще раз и пересекли город в другом направлении.
Наблюдения с малой высоты и на большой скорости, самые что ни на есть пестрые, сразу не складываются во сколько-нибудь стройную систему. В одном месте видели танк, в другом — орудие, в центре города отметили три небольшие вспышки и сильный взрыв. Похоже, там шел бой, но ни одного человека никто из нас не увидел, где наши, где немцы, определить было невозможно. Так же, как и помочь хоть чем-то нашим десантникам, если они еще бились насмерть с многократно превосходящими силами врага. Как тяжело чувствовать свое бессилие, даже понимая, что рано или поздно врага неминуемо ждет расплата…
Да, ни Евпаторийский десант, ни двукратная высадка небольших десантов в районе Судака не принесли по целому ряду причин ожидаемых результатов, хотя и всполошили противника неожиданностью и дерзостью, заставили его отвлечь часть сил с главного направления. А основные события в это время разворачивались на Керченском полуострове, куда врагу пришлось бросить значительные силы 11-й армии. И на самом вожделенном для врага участке — под Севастополем — наступило заметное затишье.
