- Макс, ты русские слова разучился понимать? – строго спросила я, - я не люблю тебя! Хватит! Успокойся!

- Я не позволю! – закричал Максим, схватив меня за запястья, - я не отдам тебя этому упырю! Ни за что!

- А ну отпусти её! – взвился Дима, он отпихнул Макса, загородив меня собой, - ты идиот! Тебе ясно сказали – Ева с тобой больше быть не хочет! Плохо доходит?!

- Да пошёл ты ко всем чертям! – взбудоражено вскричал Макс, покрывшись багровыми пятнами, - мне плевать! Она моя жена! Она будет только со мной! Я не допущу!

- Либо заткнись, либо я тебя сейчас вышвырну из этого дома, как шелудивую дворнягу! – зло процедил Дима.

- Тоже мне – господин и повелитель! – взвился Макс, - думаешь, что ты пуп земли? Из дома он меня выгонит! Этот дом снят для всех!

- Этот дом принадлежит мне, - процедил Дима, - я его купил, купил для любимой женщина. И Ева обещала жить здесь со мной! И она обещала родить мне сына! А ты, придурок, уже должен сообразить, что между вами всё закончено! Что она больше не с тобой! И, если ты не заткнёшься, я выставлю тебя вон!

- А не пошёл бы ты? – сощурился Макс, и Дима, побагровев, с чувством двинул ему кулаком по лицу.

Макс рухнул на стеклянный столик, на котором стояла стеклянная ваза, и, кажется, был без чувств, поскольку признаков жизни не подавал. Ваза и столик превратились в крошево, но Диму это мало волновало. Он, взглянув на обеспокоенное лицо Анфисы Сергеевны, пощупал Максу пульс.

- Будьте добры, - кивнул он ей, - приведите вашего внука в чувство и выставьте за дверь. Остальных это не касается. А этот, с позволения, субъект пусть ночует на пляже!

Дима взял меня за руку и утащил за собой из кухни, он увлёк меня в сад.

- Жёстко ты с ним, - вздохнула я.

- Пусть знает своё место, - проворчал Дима, - а то совсем оборзел. Слышать ничего не желает. Знаешь, Ева, я до сих пор поверить в своё счастье не могу. И, что ты опять не сбежишь, что ты со мной, что ты моя, и больше ничья! Что в Москву мы вернёмся парой!

- Погоди до Москвы-то, - улыбнулась я, - давай для начала найдём Арину. Может, когда позвонит мама, ситуация немного прояснится.

- Давай сгоняем за машиной, - предложил Дима, - она ведь осталась на стоянке около порта.

Мы отправились в гараж, я уселась в чёрный «Астон Мартин», любопытно было на ней прокатиться, а Димка сбегал за ключами.

Мы тронулись в путь. Димка поставил диск, зазвучала бессмертная композиция Жоржа Бизе, «Кармен», весёлая и задорная. Я счастливо смотрела на проплывающий мимо пейзаж, ощущая бескрайнее умиротворение. У меня будет ребёнок...

Ребёнок от Димы! Сын! И, резко выдохнув, я нажала ногой на тормоз.

Дима едва успел убрать ногу с газа, машина встала, и я, не помня себя, кинулась ему на шею.

Неудобно было предаваться страсти в этой, ни на что не похожей, машине, в джипе гораздо просторнее, что и говорить.

А тут всего лишь два сиденья, машина весьма миниатюрна.

Чуть позже, когда мы пытались отдышаться, Дима облокотился локтями о руль и покачал головой.

- Ты в следующий раз предупреждай хоть, - с мягкой улыбкой сказал он, - когда на тебя страсть нападёт!

- Постараюсь! – кивнула я, - я хочу ребёнка! Прямо сейчас!

- Подожди девять месяцев, - усмехнулся Дима, - хотя, кто знает... Может, ещё придётся поработать!

- Ну-ну, - рассмеялась я.

Машина эта мне очень понравилась, хоть и крохотная.

Только неуверенная в себе женщина сядет в малолитражку, либо та, у которой нет денег на нормальную машину.

Но спорткар – это отдельный разговор. Это роскошная, пафосная машина, лакированная красавица, говорящая о статусе её обладателя.

Маменька позвонила, когда я уже сидела в «Бугатти» и летела наперегонки с Димой по оживлённой трассе.

- Вика, ты где? – деловито спросила она, - Дима с тобой?

- В некотором роде, - фыркнула я, - в принципе, со мной, но он за рулём «Астон Мартин», а я в «Бугатти». Представь, какой подарочек он мне сделал!

- Генерал его убьёт! – захохотала маменька, - как узнает, какое средство передвижения он тебе купил, так сразу и пальнёт из табельного! Помнится, он очень ругался.

- Очень, - согласилась я, - но машина-то в Греции! Мам! – воскликнула я, слегка задохнувшись.

- Что? – удивилась она.

- Я теперь с Димой! – выдохнула я, - насовсем! Я бросила Макса!

- Как!? – закричала маменька, - девочка моя! Поверить не могу! Милая ты моя! Солнышко! Лёня, Лёня! Вика теперь с Димой! Они вместе! Викуля, солнце моё, немедленно рожай ребёнка! От Димы! Сына! Я хочу иметь от Димы внука!

Маменька вопила так, что я чуть не оглохла. Она никак не могла успокоиться. За кадром слышались вопли, что-то разбилось, голосистое мяуканье Штрауса, наверное, на бедного кот что-то уронили. Она совсем позабыла о том, что должна мне поведать. Пришлось срочно остановить её вопли радости.

- Мама, что с нашим делом? – выкрикнула я, - что ты узнала?

- Ах, да, - опомнилась маменька, - я разговаривала с Катериной Петровной. Так вот, она мне такое рассказала.

- Говори же, - взмолилась я.

- Алиса не её дочь, - затараторила маменька, - чья – неизвестно. Катерина Петровна этого не знает, и я сейчас поеду, чтобы выяснить, откуда взялась девушка.

- Неудивительно, что сёстры так с ней обошлись! – возбуждённо воскликнула я, - если всё вот так.

- Да нет же, - возразила маменька, - Арина и Ксюша не знали, что Алиса им не родная сестра. Катерина Петровна никогда не рассказывала об этом девочкам.

- Тогда почему же они с ней так обошлись... – протянула я, - одно дело, когда сёстры просто не общаются друг с другом, совсем другое, когда идут на убийство. Чего ради? Что они не поделили?

- Пока трудно сказать, - вздохнула маменька, - да, и, по словам той же Катерины Петровны, девочки всегда были в хороших отношениях. Никогда не ругались, напротив, всегда были очень сплочены. И почему они пошли на такое... Катерине Петровне я не сказала, что вытворили её старшие дочери, решила, что нельзя доставлять ей такую боль. Во всяком случае, я сама этого делать не желаю, пусть милиция сама разбирается.

- Верно, - вздохнула я, - всё равно ведь выплывет, так пусть они и сообщают. У меня тут вообще странная цепочка вырисовывается.

- Повествуй, - велела маменька.

- Да что повествовать, - вздохнула я, - пропавшая шкатулка принадлежала жене депутата, у которого работала Ксюша. Я так понимаю, она положила глаз на драгоценности, а потом украла их. С этим всё предельно ясно. Но зачем было подключать Алису? Ксюша дружила с сестрой своей однокурсницы, которая сейчас в розыске. За что, не знаю, Дима не уточнял. Я не понимаю смысла. Зачем было убивать Марину? Для чего они вручили Алисе шкатулку? Не могу понять ход их мыслей и действий.

- Как зовут сестру этой Марины? – деловито осведомилась маменька.

- Карина Сорокина, - ответила я, - а Марина училась вместе с Алисой.

- Ладно, я пороюсь в этом, - пообещала маменька, - вы там ищите Арину с Аксиньей, пока они очередных дел не натворили.

- Что иголку в стоге сена, - вздохнула я, - они, словно провалились. Где мы их найдём? Уму непостижимо! Наверняка, залегли на дно, и ищи их теперь! Кстати, откуда в их доме взялась Алиса? И куда ты едешь?

- Я же говорю, она её удочерила, - воскликнула маменька, - ей знакомая её принесла.

- И что это за знакомая такая, что детей приносит? Аист, что ли? Поведай мне, - деловито осведомилась я.

- Вот этого она не уточняла, - вздохнула маменька, - но дала мне её номер телефона. Я уже договорилась о встрече.

Позлить меня, она, что ли, хочет? Тогда почему она выдаёт информацию по крупицам?

- Ты меня до инфаркта довести хочешь? – зафыркала я, - объясни подробно! Что тебе рассказала Катерина Петровна? Мне нужны все мелочи!

- Ох, и въедливая же ты! – фыркнула маменька, - в кого, интересно! Ладно, слушай!

Арине и Аксинье было совсем мало лет, когда Катерина Петровна принесла в дом младенца – Алису. Не состыковок, вроде тех, что у их матери не было живота, они не сделали за малостью лет, а потом всё стёрлось из памяти. Они считали младшую сестру родной.