Мне этот пасьянс за два часа изрядно надоел, но под конец я всё-таки упала в обморок.

В чувство меня привели, когда мы оказались в аэропорту

« Бурже », и поехали в отель.

Макс постоянно мотал головой, ему было интересно. А я сидела бледная, и на внешние раздражители не реагирующая.

В Париже я была с Димой, тут прошёл наш медовый месяц. Дима был таким нежным и ласковым сначала, мы с ним целовались на макушке Эйфелевой башни, и постоянно гуляли. А в Москве он вдруг резко превратился в зверя, и я не понимала перемен, произошедших с ним.

Но где-нибудь на юге, когда мы ездили отдыхать, он опять

превращался в любящего мужа, и я ничего не понимала, да и сейчас не понимаю.

Париж принадлежит нам с Димой, я имею в виду, ни с одним другим мужчиной я сюда не ездила, и вернуться я сюда хотела только с Димой. Макс не тот человек, с кем я бы хотела здесь находиться.

С журналом я решила вопрос за один день, они немного успели напечатать, и особого урона это не нанесло.

На следующий день в отель нам принесли свежий номер.

- Милый, ты понимаешь по-французски? – протянула ему

журнал.

Мы ещё спали, и пришла горничная, она же отдала нам

журнал, переданный ей курьером. Она принесла завтрак,

овсянку для меня, и яичницу для Максима, и кофе с

булочками.

- Что там такое? – он взял свежий номер, - ничего вы размахнулись, только я мало что понимаю, французский знаю в общих чертах.

Утро я провела пользой, решила все дела, а потом пошла показывать Максу Париж.

Париж – это настоящее чудо, и я люблю Францию, но у нас мало времени, и поэтому я потащила Макса по основным достопримечательностям.

Показала ему Лувр, затащила на Эйфелеву башню, мы с ним пообедали на третьем уровне башни. Сходили к собору Парижской Богоматери, в сквер Вер – Галан, бросили монетки в фонтан на площади Шатле. А потом от Елисейских полей поднялись на вершину холма Шайо, на площадь Звезды, которая теперь именуется площадью Шарля де Голля.

Но на свою любимую улицу Вогезов в сердце старого аристократического квартала Марэ я его не повела, там я была с Димой. Мы тогда промокли насквозь, целуясь под дождём, и сейчас туда пошла одна.

У меня была деловая встреча, а потом я сидела в маленьком кафе, и пила кофе – глясе, глядя на проливной дождь.

Насыщенными были эти дни, напоследок я сводила Макса на Монмантр, в Люксембургский сад, и к Латинскому кварталу.

Это очень красивое место, очень оригинальная церковь 15 – 17 веков Сент – Этьен – дю – Мон, древние церкви Сен – Жюльен – ле – Повр, Сен – Северен, и фонтан Сен – Мишель, с одноимённым бульваром.

В последний день сводила его ко второму после Нотр – Дама собору в городе – Сен – Сюльпис, и мы послушали один из лучших в стране органов. Макс не понял этой музыки, на меня ошарашено косился, но католическую службу высидел, а потом всю дорогу молчал, но вскоре не выдержал.

- Слушай, к чему эта культурная хрень? – только и спросил он.

- А тебе не интересно? – посмотрела я на него.

- Просто я обалдел от этой красоты, и хочу просто в кафе

посидеть.

- Даже не надейся, у нас ещё два музея на повестке дня, -

обрадовала я его, пробежалась по музеям, и мы понеслись в

аэропорт.

Макс ещё не отошёл от оперы, на которую я его вчера вечером затащила, и был раздражён.

Провожать нас приехала Кристина. Мы с ней немного пообщались, а я познакомилась с её мужем, но поболтать хорошенечко не успели.

- Чертобесие! – хмуро воскликнула Кристинка, обнимая меня в аэропорту, - приезжайте к нам на Рождество, и Василису привози. Я хочу познакомиться с твоей дочкой. Со всеми тремя хочу познакомиться.

- Лучше ты к нам на Новый Год, - весело сказала я, - сколько ты в России не была?

- Да лет десять, может, поменьше.

- Ужасно! – совершенно искренне воскликнула я, - ты должна съездить в Москву.

- А что мне там делать? – пожала она плечами, - родных уже не осталось, да и не тянет.

- Состаришься, потянет, - со смехом сказала я.

- Сплюнь, - не смогла сдержать улыбки Кристя, - не хочу становиться старухой, лучше приезжайте вы к нам.

- Приедем, - заверила её я, и мы сели в самолёт.

Как вы понимаете, из самолёта меня вынесли, потом я сутки спала, и очухалась не скоро.

На улице лил дождь, как из ведра. Осень совсем вступила в свои права, и я одела джинсы и свитер, и спустилась на кухню.

- Париж хоть красивый? – услышала я голос Ивана Николаевича, - по кабакам прошлись, наверное.

- Да какие там кабаки, - ответил ему Максим, - Вика меня по музеям затаскала. Я её обожаю, она лучшая во вселенной, но её любовь к культуре меня просто бесит. Я бы по выходным с пивом у телевизора посидел, а приходится ходить на оперу и балет. Она и детям это в голову вдалбливает.

- Вот и хорошо, - сказала Анфиса Сергеевна, - мне никто культуру в голову не вбивал, и я очень жалею об этом. Вика очень разносторонняя девушка, и я рада, что она учит малышей этому. Я бы даже хотела, чтобы кто-нибудь из них стал или артистом, вообщем, избрал какую-нибудь такую профессию, с культурой связанную.

- И на фиг это надо? – спросил Иван Николаевич.

- Действительно, - поддакнул ему Макс, - на фиг это надо? Что это за профессия? Артист?

- Да она сама артистка.

- Бывшая, и я рад, что сцена осталась позади. В чём-то я понимаю Северского, я бы сам нервничал, если бы за ней бегала толпа мужиков. Красивая, талантливая сверх всякой меры, умная. Просто какая-то убийственная смесь, а не женщина, и я бы хотел, чтобы Леня пошёл по моим стопам, а Лиза стала врачом. Насчёт Василисы пусть она сама решает, в какую степь дочь направлять. Я тут права голоса не имею.

- Не надо строить из себя собственника, пусть они сами решают, куда им пойти. Что за блажь тебе стукнула? Вику её мать тиранила? Тиранила. Она бунтарка по жизни, встала на уши и оторвалась на всю катушку. Думаешь, дети такими не будут? На их внешности твои гены сыграли, а вот характер, думаю, Викин.

- Капец! – со вздохом сказал Макс, и я решила войти на кухню.

- Что это вы меня обсуждаете? – я вытащила из шкафчика чашку, и налила себе кофе.

- А ты подслушиваешь? – покачал он головой.

- Подслушиваю, - с невинным видом ответила я, - а ты не командуй, - кивнула я Максу, - нашим детям ещё и года нет, а ты уже решаешь, кем они будут.

- О будущем детей надо заранее думать.

- Прекрати, - я села за стол, - и не выдумывай глупостей.

Макс досадливо фыркнул, и ушёл на работу. Вслед за ним выкатился и Иван Николаевич, а потом и я засобиралась.

Вышла на крыльцо, и вдруг услышала жалобный скулёж.

Удивлённо огляделась по сторонам, и обнаружила Себастьяна, мокрого, грязного, и жалобно скулящего, прижавшись к крыльцу. Ему не по нутру был дождь, и собачка вся тряслась.

- Привет, Себастьян, - я взяла псинку на руки, - ты опять потерялся? И долго я буду относить тебя хозяйке? – и я пошла на другой конец посёлка.

Дверь мне открыла Алевтина, и всплеснула руками, увидев

меня с собакой.

- Он опять к вам убежал? – покачала она головой, - они все

прячутся по углам, чувствуют.

- Что они чувствуют? – не поняла я.

- Чувствуют, что немного им осталось, скоро их усыпят.

- Усыпят? – в ужасе переспросила я, и у меня сердце сжалось от тревоги, - да что случилось?

- А вы не слышали? Весь посёлок уже гудит, ведь Инна Петровна умерла.

- Господи! – только и смогла вымолвить я, пальцы невольно разжались, и Себастьян брякнулся на пол, - я ничего не знала, в Париж по работе ездила, и только сегодня вернулась.

- Понятно, - кивнула головой Алевтина, - заходите, чего под дождём мокнуть.

- Как это случилось? – стала допытываться я.

- Да она с лестницы слетела, случайно, и шейные позвонки сломала.

- Как можно случайно слететь с лестницы? – озадаченно спросила я, - она ведь на коляске ездила.

- Ездила, наверх на лифте поднималась, специально был сделан, когда она после аварии обездвижила. Впрочем, я не удивляюсь, сумасшедшая была старуха, царствие ей небесное.