- Вы не любите своего мужа? – спросила вдруг Инна Петровна.

- С чего вы взяли? – я чуть кофе не разлила.

- По глазам вижу. У вас в глазах такая тоска и боль, какую я видела лишь однажды, в зеркальном отражении. Я когда-то любила, но оставила любимого, потому что он меня предал. А потом раскаивалась, состарилась рядом с человеком, которого не любила, родила ему детей. Ничего не происходит просто так, а мой любимый умер, и я до сих пор плачу, глядя на его фотографию. Он мне в своё время клялся, что не совершал преступлений, но был расстрелян. А теперь я думаю, какая же это всё ерунда, я должна была быть рядом с ним, должна была помочь ему. Правда, я не знаю, каким образом я бы это сделала. А почему вы не с тем человеком, которого так любите?

- Извините, но мне трудно об этом говорить, - я отвела глаза, и поймала её суровый взгляд, - я влюблена в российское отделение Козаностры, и у меня есть от него дочь.

- У тебя хотя бы ребёнок, и он с тобой, - вздохнула Инна Петровна, - только запомни одну простую истину, жизнь только одна, и ты будешь страдать до конца своих дней, а потом говорить, ведь я же могла всё изменить. Извини, но мне горько, и я хочу вправить тебе мозги. Имей в виду, пока ты не получила подтверждения, что твой любимый действительно плохой человек, ты должна верить в хорошее. Запомни мои слова.

- Спасибо за совет, - я слегка стушевалась.

- Значит, ты занимаешься расследованиями? Частными? Любительскими?

- Занимаюсь, - кивнула я головой.

Инна Петровна пару минут молчала, глядя в окно.

В гостиную тем временем вбежали ещё животные, и я оторопела, у Инны Петровны были ещё собаки. Мопс бежевого цвета, прелестный шпиц цвета самого белого снега, и пудель на длинных лапах. Последний был просто умильный, белоснежный, очень аккуратно постриженный, и все четверо уселись перед Инной Петровной, преданно заглядывая ей в глаза.

- Я не могу, когда они так смотрят, - покачала она головой, и разделила на четверых одно пирожное, - держите.

- Собакам вредно сладкое, - тихо сказала я.

- Да знаю я, только они так гипнотизируют, что поневоле дашь.

- Я своих всегда убираю в комнату, и смотреть на их умоляющее выражение морды не могу, и давать не хочу.

- Действительно, радикальное решение проблемы, - засмеялась Инна Петровна, и в гостиную вошли ещё и кошки.

Рыжий перс невероятной толщины, а другая с повислыми ушами.

- Это шотландская вислоухая? – поглядела я на животное.

- Точно, и её обожаю. Маркиза, иди ко мне.

Но кошка заартачилась, и вспрыгнула на диван, где сидела я. Она сначала обнюхала меня, а потом вдруг влезла ко мне на колени, и стала гладиться.

- Вы ей понравились, - вынесла вердикт хозяйка, - животные чувствуют хороших людей, а кошки тем более, они очень чуткие и умные.

Я погладила Маркизу, которую и в руки-то взять одна приятность, кошка явно была откормленная, и довольная жизнью. Животное, которое хозяева любят, разговаривают с ним, ласкают, и помнят о нём, оно всегда красивое.

Нашим братьям меньшим важна не только кормёжка, но и отношение. Если вы уезжаете на работу, а маленького котёнка способны выкинуть на улицу на пол дня, значит, вы сами зверь. Возможно, что меня осудят, но не любимое животное, это несчастное животное.

- И вы всем людям помогаете? – спросила вдруг Инна Петровна, - я о расследованиях.

- Конечно, стоит только попросить, и я уже бегу разгадывать

загадку.

- Тогда помогите мне, - с непередаваемым отчаяньем в голосе воскликнула Инна Петровна, и я удивлённо на неё посмотрела.

- Чем я могу помочь вам? – растерянно спросила я.

- В моём доме что-то странное происходит, я слышу голоса, и они зовут меня.

Я в ужасе уставилась на Инну Петровну. Кажется, у бедной женщины от обездвиженности голова поехала, такое иногда случается, когда человек оказывается прикованным к инвалидному креслу. Недостаток кислорода в мозг поступает, и капец приходит.

- Не смотрите на меня, как на спятившую бабку, я в своём уме, - сурово сказала она, - и с головой у меня полный порядок.

- Извините, - я отвела глаза.

- Ничего, вы только выслушайте меня, а там сами решайте. Меня кто-то пугает, и пугает регулярно. Строго по пятницам, в двенадцать ночи он начинает чем-то стучать. Ровно три удара каждые пятнадцать минут до пяти часов утра. Чтобы это значило?

- А вам не показалось? – участливо спросила я.

- Мне не показалось, - ледяным тоном сказала Инна Петровна, - только мои сиделка и кухарка напрочь глухие, они уверяют меня, что ничего не слышали. Они заодно с моим сыном, а он приставил ко мне этих двух клуш. Следят за мной в четыре глаза, как бы я завещание не переписала. Мне Александр в лоб сказал, что он со своей женой ждёт, когда я умру, и он получит мои деньги. Да не дождётся! Я их обоих переживу! Я скорее свои миллионы в землю закопаю, и драгоценности тоже, но ему не дам. На что он надеется после такого обращения? Мерзавец! – и её последнее слово потонуло в истошном вое, который стал издавать мой мобильник.

- Извините, - я раскрыла свой телефон, - Генрих, в чём дело?

Генрих Вениаминович мой начальник, генеральный директор издательства, где я работаю главным и художественным редактором.

- Эвива, срочно надо лететь в Париж, улаживать французские номера.

- Я не знаю французского, - тупо сказала я, - при чём здесь я?

Пусть французским выпуском французы и занимаются.

- Не получится французам с этим разобраться, им ты нужна. Да пойми ты, журнал ведь русский, а ты главный редактор, и мне только что прислали разворот из Франции. Это просто капец какой-то, как ты любишь говорить. Я же говорил, но господи Тулузье упёрся, жаждет, чтобы « русская культура проникла во французские сердца », - передразнил Генрих Армана Тулузье, нашего нового инвестора, - а я ведь знал, что так получится, говорил, но меня никто не слушал. Он упёртый баран! Лягушатник!

- Радуйся, что он тебя не слышит, - со смехом сказала я.

- И хватит ржать! Лучше взгляни на разворот, и тебе тут же не до смеха станет! Они всё на свой лад переиначили, и получилась какая-то хренота, уж извини за нецензурное выражение, но мне на язык просятся выражения покрепче. Весь смысл утерян после перевода, кстати, и твоя статья тоже испоганена.

- Что ты сказал? – дико вскричала я.

- А что слышала! – нервно отозвался Генрих, - открой свой ноутбук, я скину тебе это непотребство.

- Скидывай, а я попозже позвоню, я сейчас в гостях.

- Хорошо, - и Генрих отключился, а я убрала телефон в карман, - извините, это было по работе.

- Я всё слышала, понимаю. Без хорошего знания языка трудно смысл передать.

- Пожалуй, мне пора уходить, - я решительно встала с места, - у меня много работы, уж извините меня.

- Вы мне не поверили, - вынесла она вердикт.

- Поверила, - закивала я головой, - я к вам обязательно зайду, когда решу проблему с журналом, и тогда поговорим.

- Хорошо, - со вздохом сказала она, и я поняла, что она меня насквозь видит. Видит, что я просто хочу унести ноги.

Но я спокойно взяла пальто, и Алевтина проводила меня до калитки.

- Подождите, Алевтина, - окликнула я её, и она повернулась.

- В чём дело? – поёжилась она под дождём.

- У Инны Петровны чердак вообще в порядке? – постучала я себя ногтём по лбу.

- Чердак? – весело засмеялась Алевтина, - чердак у неё на

удивление в порядке, невзирая на инвалидное кресло.

- А что это за ерунда со звуками? – продолжала допытываться я.

- Да вот именно – ерунда, - пожала плечами Алевтина, - никто ничего не слышал, я имею в виду себя и кухарку, лишь она одна эти звуки по пятницам слышит, и постоянно твердит об этом. Я квалификацированный медицинский работник, учусь на психиатора, а сиделкой только подрабатываю. И я с уверенностью могу сказать, что она в своём уме, в абсолютном разуме, что для её положения странно. Но только эти звуки, которыми она нас уже допекла, просто из ряда вон. Я даже стала подумывать, не курит ли она травку потихоньку. С неё станется, весьма эксцентричная старушка. Извините, но я уже замёрзла и промокла, всего вам хорошего, - и она ушла, а я побрела домой.