— Что, тяжело в Севастополе? — спрашиваю я комиссара.
— Тяжело. Который уже день враг штурмует нашу оборону. Все, что только можно, направляется на фронт. Части Приморской армии сразу по прибытии пошли на передовую. Видишь, и нам даже дня не дают на отдых.
— А чем мы сейчас располагаем?
— Только тем, что мы привели с собой, да по одной неполной роте от второго и третьего батальонов, которые вырвались из окружения.
— Маловато, Николай, маловато, — вздыхаю я. — Но ничего не поделаешь. Ведь на сборы у нас всего одна ночь, рассчитывать за это время получить пополнение не приходится. Давай-ка созовем командиров и комиссаров, потолкуем, как быть.
И вот снова в сборе боевые друзья. Здесь начальник политотдела Ищенко, который весь нелегкий путь от Бешуя прошел с четвертым батальоном, хозяйственник Будяков, исполняющий обязанности начальника штаба бригады Полонский, начальник артиллерии Кальницкий, командиры батальонов Просяк, Мальцев, Гегешидзе, командир минометного дивизиона Волошанович, комиссары Шеломков, Модин, Лешков и Астахов. Все в костюмах защитного цвета, пилотках, некоторые в стальных касках, похудевшие, загоревшие дочерна. Многих знакомых лиц я не вижу. Дорого обошлись нам десять дней боев.
Расспрашиваю о состоянии подразделений. Ответ один: люди устали, но готовы решать любую задачу. Волошанович подчеркнуто докладывает, что материальная часть минометного дивизиона сохранена полностью и находится в боевой готовности.
Знакомлю собравшихся с приказом командования. Предупреждаю, что до этого нам приходилось действовать главным образом на открытой местности, теперь же будем воевать в лесу, где затрудняется и ориентировка, и управление боем. Здесь особое значение приобретает инициатива каждого командира и каждого бойца.
— Разъясните это своим подчиненным. И вообще больше работайте с людьми, чтобы каждый из них был у вас на виду.
Рано утром 8 ноября бригада построилась во дворе училища. Моросил мелкий осенний дождь. Прибыли машины. [74] Две недели назад нам не хватило бы и двухсот грузовиков, теперь уместились на шестидесяти.
Под покровом темноты разгружаемся на хуторе Мекензи № 1. Бывший наш командный пункт занят опергруппой Приморской армии и штабом 25-й Чапаевской дивизии. Здесь я встречаюсь с генералом Петровым. Он знакомит меня с обстановкой.
Положение на Севастопольском фронте напряженное. Враг стянул сюда значительные силы. На правом фланге 72-я пехотная дивизия немцев подошла к району Сухой речки и Нижнего Чоргуна, 50-я пехотная дивизия вклинилась в лесной массив Мекензиевых гор, 132-я пехотная дивизия вышла в Бельбекскую долину и угрожает станции Мекензиевы горы, 22-я пехотная дивизия и моторизованный полк румын наступают с севера. Бои идут в Мамашайской долине.
Что мы можем противопоставить этим силам? В районе Аранчи самоотверженно сражается 95-я стрелковая дивизия генерал-майора Воробьева. Здесь же — местный стрелковый полк под командованием подполковника Баранова и 8-я бригада морской пехоты полковника Вильшанского. На Мекензиевых горах ведет тяжелые бои с противником 25-я Чапаевская дивизия. 3-й морской полк, тоже сражающийся в этом районе, оттеснен со своих позиций. Наши части поддерживают черноморские летчики, береговые батареи, артиллерия кораблей. Но у врага превосходство и в живой силе, и в технике. Величайшая стойкость требуется от наших людей.
Призыв Военного совета флота ко всем красноармейцам, краснофлотцам и офицерам не допустить врага в Севастополь воодушевил весь личный состав армии и флота, все население города.
Генерал рассказывает о событии, которое произошло вчера на высоте Азис-Оба, где когда-то подразделения нашей бригады строили укрепления. Несколько вражеских танков шли на рубеж, который защищали пять моряков во главе с политруком Николаем Фильченковым. Зная, чем угрожает прорыв фашистских танков в глубь нашей обороны, моряки решили остановить их во что бы то ни стало. Бесстрашные черноморцы обвязались гранатами и бросились под гусеницы. Ценой своей жизни они уничтожили вражеские машины и задержали противника. [75]
— Этот пример стойкости и героизма тоже возьмите на вооружение вашей бригады, — говорит генерал. С минуту он сидит задумавшись. Взгляд покрасневших от бессонницы глаз за стеклами пенсне суров и гневен. — И они хотят сломить таких людей, поставить их на колени! Безумцы и слепцы!
— А вот и ваш непосредственный начальник, — говорит Петров, когда к нам подходит генерал Коломиец. — Он теперь командир третьего сектора обороны.
С командиром 25-й Чапаевской дивизии Коломийцем я уже знаком. 5 ноября под Гавро мы совместно решали задачу, как оторваться от наседавших немцев. Теперь я докладываю ему, как собираюсь выбить вклинившегося в нашу оборону врага. Выслушав меня, генерал одобряет мое решение. Напоминает, что левее нашей бригады части 25-й дивизии обороняют район высоты 252,7, Камышлы и высоту 205,7, а правее нас 16-й батальон морской пехоты удерживает гору Кара-Коба.
Бригада начала наступление.
Дожди размыли дороги. В огромных лужах застревают автомашины. Но трактора, натужно завывая, волочат за собой минометы и повозки с минами. Минометный дивизион Волошановича с трудом достигает намеченных позиций. Мокрые, вымазанные в глине бойцы поспешно устанавливают минометы, готовятся к открытию огня.
Капитан Гегешидзе вывел свой четвертый батальон за передний край обороны 3-го морского полка полковника Гусарова и остановился у развилки дорог на высоте 248,0. В восьмистах метрах позади него расположился третий батальон Мальцева, который будет идти во втором эшелоне уступом за левым флангом четвертого батальона.
Подразделения ждут сигнала.
Я занял командный пункт командира 3-го морского полка. В соседней землянке обосновался наш штаб. Проверяю связь. Убедившись, что она работает нормально, говорю Кольницкому:
— Пора!
Начальник артиллерии приказывает минометчикам открыть огонь. В лесу глухо ударили наши минометы. Вслед за ними застрочили пулеметы. Немцы не замедлили с ответом. Вражеские мины рвутся вблизи нашего КП и где-то за нами. [76]
Гегешидзе докладывает, что начал двигаться на высоту 137,5.
Эта высота прикрывает хутор Мекензи № 2. Враг установил на ней целые батареи пулеметов, за что краснофлотцы прозвали ее «пулеметной горкой».
Не прошли наши и полсотни метров, как наткнулись на сплошную завесу огня. Роты вынуждены залечь и окапываться.
— Движение дальше под таким огнем невозможно, — докладывает Гегешидзе. — Надо обойти «пулеметную горку» слева.
— Обходите, — соглашаюсь я.
По другому телефону приказываю Кольницкому усилить огонь минометов по высоте.
Участились залпы наших минометов. Но мины рвутся за вражеской высотой.
— Перелет, — сообщает Гегешидзе. — Уменьшить угол на два градуса, а по целику хорошо.
— Где же корректировщик? — сержусь я. — Почему он молчит?
— Убит корректировщик...
Полковник Кольницкий приказывает батарее:
— Уменьшить дистанцию!
Мины теперь ложатся на вершину и склоны высоты. Вражеский огонь слабеет. Воспользовавшись этим, Гегешидзе обходит «пулеметную горку», а одиннадцатая рота мелкими группами накапливается для броска. Среди тех, кто готовится к атаке, — представитель политотдела батальонный комиссар Шеломков. Обвешанный гранатами, с винтовкой в руке, внешне ничем не отличаясь от рядового бойца, он переползает от одного краснофлотца к другому, подбадривает, учит:
— Будь внимательнее. Видишь, у того вон деревца свежий бугор земли, а справа зеленое пятнышко? Это немецкая каска. Прицелься получше и бей. Зорче смотри, может, еще где гитлеровца приметишь.
Увидев, что второй взвод роты собрался вокруг него, батальонный комиссар выхватил гранату, крикнул: «За мной!» — и кинулся вперед. Матросы побежали за ним. Вот уже всего полсотни шагов до: высоты. Оглушает треск вражеских автоматов. Падает один боец, бежавший рядом с комиссаром, второй... Остальные продолжают идти вперед. Шеломков размахивается, во вражеских автоматчиков [77] летят гранаты. Автоматы замолкают. Матросы врываются в окопы. Казалось, победа наша на этом участке обеспечена. Но десятая рота не успела подойти с левого фланга. Противник подтягивает резервы, пытается обойти горстку наших матросов с обоих флангов. А у них уже на исходе патроны и гранаты. Шеломков дает знак отходить. Сам он уходит последним.
