- Орлы! Слева пара «худых».

Ведущий «мессер» энергично ринулся в атаку на разведчика. Акулов решил немедленно контратаковать врага, и мы парой резко развернулись на «мессера». Нарвавшись на плотный огонь, он прервал атаку и ушел вверх. Наша пара выполнила свою задачу в самом начале боя - своевременно отсекла ведущего «мессера» и не дала возможности ему атаковать разведчика. Но при выполнении маневра, мы, естественно, отстали от Б-3. Чтобы занять свое место в боевом порядке, потребовалось несколько десятков секунд. На большой высоте пилотировать значительно сложнее, самолет становится инертным и менее послушным.

Выполнив разворот на курс разведчика, мы увидели ведомого «мессера», который, обойдя пас справа, бросился в атаку на «бостона». Пары ведущего, на которую мы рассчитывали и которая должна была отразить атаку этого «мессера», по непонятной причине на месте не оказалось.

Дальше события развивались с молниеносной быстротой. Наш разведчик, увидев «мессеров», решил на полных газах со снижением оторваться от них за счет скорости.

Я - замыкающий, и перед моими глазами возникает следующая картина. Впереди с резким снижением на максимальной скорости идет разведчик, за ним гонится «мессер», а сзади, вытянувшись парой, мы с Акуловым выжимаем все, на что способны наши «яки». Идет гонка, состязание в скорости: кто кого догонит, тот и победит. У нас скорость предельная, стрелка перешла за 600 километров в час, машину начинает трясти. Вижу, как дистанция между разведчиком и «мессером» медленно сокращается, а между нашей парой и атакующим фашистом остается неизменной - более одного километра. Что же делать? Как защитить разведчика? Мы бессильны, все на пределе, из машины больше ничего не выжмешь. Какую роковую ошибку совершает командир разведчика, пытаясь оторваться на максимальной скорости! Фактически он отрывается не от «мессера», а от нас, истребителей прикрытия!

Вижу, Акулов открывает огонь по «мессеру», пытается заставить его отвернуть от разведчика. Но дистанция слишком велика. Невольно хочется крикнуть: «Где же пара ведущего?! Куда же она исчезла?!» Акулов, как будто угадав мои мысли, кричит по радио:

- «Мессер» атакует разведчика! «Мессер» атакует! - Голос его срывается…

От носа «мессера» потянулась цветная трасса к разведчику. Через несколько секунд на его правом моторе появился черный дым, а затем и языки огня. Все! Конец! Горящий Б-3, увеличивая постепенно угол пикирования, падает вниз, в Азовское море.

«Мессер» пошел круто вверх, увидев, что мы его настигаем, попытался на пикировании уйти на свою территорию. Но нам удалось сблизиться на дистанцию огня с нахальным фашистом, и уже на бреющем, далеко над территорией противника Акулов расстрелял его. При возвращении нам пришлось отбиваться от атак еще пары «мессеров». Но благодаря четкому взаимодействию и неразрывности нашей пары им не удалось поджечь нас. Невероятно тяжелый был бой…

Нас волновала судьба экипажа разведчика, и мы попытались вызвать спасательные катера, которые находились на дежурстве в Сенной пристани, недалеко от Темрюка. Пройдя несколько раз бреющим над катерами, мы взяли курс к предполагаемому месту падения разведчика и в разрывах низкой облачности обнаружили масляное пятно и мелкие обломки самолета. Никого из членов экипажа на воде найти не удалось. С тяжелым чувством вины и накипевшей злобы в адрес ведущего пашей группы мы произвели посадку на своем аэродроме.

Ведущая пара давно уже была дома. Высокий капитан первым подбежал к нам и, не дожидаясь доклада, с волнением и надеждой спросил:

- А где разведчик?

- А почему вы у нас спрашиваете? Где же вы-то были? Убежали! Струсили! - вырвалось у меня. Высокий капитан заморгал глазами.

- Как же докладывать командиру полка? - выдавил он из себя.

- Судить вас надо, по вашей вине сбили разведчика, - выкрикнул Акулов.

Мы долго не могли прийти в себя от пережитого в этом полете. И больше всего нас возмущало поведение высокого капитана. Высказали мы претензии и его напарнику, Румянцеву. Через некоторое время на КП эскадрильи приехал командир полка Авдеев. Он внимательно выслушал наши доклады об обстановке, сложившейся в бою, быстро понял причину потери разведчика. Не скрывая раздражения, он выругался и зло посмотрел на капитана.

Несомненно, главная причина гибели разведчика была в ошибке ведущего группы, который в самом начале боя оторвался от нас и участия в схватке не принимал. Но мы и парой могли бы на равных драться с «мессерами» и прикрыть Б-3, если бы он не допустил роковой ошибки, пытаясь уйти со снижением на максимальной скорости. Мы вспомнили, как при встречах некоторые летчики-разведчики, летающие на самолетах Б-3, вызывающе хвастались: «Куда вам тягаться с нами. Мы вас запросто обойдем в скорости, и вы за нами не угонитесь».

Вот к чему приводит переоценка своих возможностей и недооценка противника в бою. На следующий день к нам на аэродром прилетел командир 30-го разведывательного авиаполка подполковник X. Рождественский. Он интересовался обстоятельствами гибели самолета. Внимательно выслушав нас и мнение командира полка, Рождественский согласился, что командир экипажа Б-3 действовал в сложившейся ситуации неправильно. В свою очередь, Авдеев обещал усилить прикрытие разведчиков и выделять не менее шестерки истребителей.

Мы не слышали, что высказал Авдеев нашему новому командиру, но высокий капитан, пробыв в нашей эскадрилье всего несколько дней, исчез и больше не появлялся. Исполнять обязанности командира эскадрильи опять стал старший лейтенант И. Тарасов.

Тактика-дело серьезное

В тот же день, 13 марта, тяжелые потери понесли и наши штурмовики при нанесении удара по порту Феодосия, главным образом от истребителей противника. Утром воздушная разведка обнаружила пять торпедных катеров, две большие десантные баржи и два тральщика. Командир дивизии принял решение тремя ударными группами штурмовиков, по шесть Ил-2 в каждой, бомбами и пушечным огнем уничтожить катера. С целью обеспечения удара за две-три минуты двум группам (по шесть Ил-2) подавить зенитные батареи. Истребительное прикрытие состояло из группы расчистки воздуха (шестнадцать ЛаГГ-3) и группы непосредственного прикрытия (двенадцать Як-9).

При полете к цели первая группа подавления средств ПВО на высоте 1000 метров уклонилась от заданного маршрута на 8-10 километров в сторону побережья, занятого противником. В результате внезапность удара не была обеспечена: система противовоздушной обороны противника была своевременно оповещена и в воздух подняты истребители. Они еще до цели перехватили и атаковали наши ударные группы штурмовиков. Фашистам удалось малыми группами сковать боем истребителей ЛаГГ-3 25-го авиаполка, а основные силы бросить на наши штурмовики. Малочисленные группы непосредственного прикрытия не могли противостоять атакам «мессеров».

Ударные группы штурмовиков действовали разрозненно, строя не выдержали, после удара собирались медленно и попадали под удары истребителей противника. Только две группы «илов», ведомые командиром эскадрильи 47-го авиаполка майором Куняхом и заместителем командира эскадрильи того же авиаполка лейтенантом Акаевым, выполнили задачу и нанесли удар по катерам. Эффективность удара была невысокой, а потери необычно тяжелыми. В этот вылет было сбито шесть Ил-2, кроме того, один самолет произвел вынужденную посадку вне аэродрома и двенадцать Ил-2 получили повреждения, Тяжелый урок преподнес нам враг, сумев сосредоточить значительные силы истребителей и добиться превосходства в воздушной схватке. Эти бои еще раз подтвердили, как опасно недооценивать возможности противника, к каким тяжелым последствиям приводит отсутствие четкого взаимодействия между тактическими группами, штурмовиками и истребителями.

Несмотря на то, что в воздушных боях 13 марта наши истребители и сбили 7 вражеских самолетов, мы понимали и чувствовали свою вину за понесенные потери. Необходимо было детально разобраться в причинах, которые привели к таким тяжелым последствиям, проанализировать действия каждой группы штурмовиков и истребителей.