Страшную угрозу самодержавию увидели в восстании «Потемкина» реакционные круги. Все ближайшее окружение Николая II было потрясено самим фактом восстания. Великий князь Константин Константинович 23 июня 1905 г. записал в свой дневник: «Ужасны, невероятны известия из Одессы. Это - полная революция. Небывалый, позорный случай на броненосце «Кн. Потемкин-Таврический», где команда взбунтовалась и убила командира, моего милого товарища Женю Голикова и почти всех офицеров, тоже был бы невероятен, если бы не был действительным происшествием». Председатель комитета министров С. Ю. Витте назвал «историю» с «Потемкиным» «баснословной» {495}.
Растерянность и страх перед грядущим возмездием охватили карательные органы самодержавия. 17 июня 1905 г., еще не зная всех обстоятельств восстания, крупный чин департамента полиции, заведующий внешним наблюдением Е. П. Медников писал сотруднику охранки А. И. Спиридовичу: «Какое страшное волнение мы переживаем, упаси бог каждого; что черноморцы-то откололи на «Потемкине»: часть офицеров убили, часть спустили (за борт. - Б. Г.) живьем, часть оставили невольниками командовать броненосцем, а за командира комитет образовали из 20 матросов, они-то и командуют кораблем; такая ужасная история произошла в Одессе, боже избави каждого врага от такой обстановки… Что творится в Одессе, ничего подобного еще в России не бывало, следовательно, надо ждать больших перемен…»{496}.
События и значение восстания обсуждались правой прессой столь же широко, как и либеральной. «Вопрос о личном составе нашего флота есть вопрос первой и даже первостепенной важности», - подчеркивало «Новое время». Газета требовала немедленного сплочения и союза всех сил контрреволюции{497}. [176]
Махрово- черносотенная пресса писала о потемкинцах с дикой ненавистью, по ее словам, это была «свора бунтовщиков», «звери-грабители» и т. п. Черносотенцы утверждали, что «настоящих русских моряков на «Потемкине» не было» и что русская армия всегда будет «вне политики». «Армия -это до такой степени русское и православное учреждение, что у нее ничего общего с революционерами быть не может», - писала газета «Родная речь». Главной причиной выступлений в армии и на флоте черносотенцы объявили агитацию «поляков», «интеллигентов и евреев». Однако даже черносотенцы были вынуждены отметить прямую связь военных восстаний с рабочим движением: в числе зачинщиков бунта на «Потемкине» они называли матросов из запаса, среди которых имелись рабочие, и мастеровых Обуховского завода, находившихся на броненосце в начале восстания{*40}. После восстания «Потемкина» черносотенные организации усилили контрреволюционную пропаганду в армии и на флоте, перейдя к выпуску специальных листовок для солдат, матросов и офицеров {498}.
Царское правительство в поисках средств борьбы с революцией на флоте прибегло к смене высшего морского командования: 29 июня 1905 г. морским министром вместо Ф. К. Авелана был назначен вице-адмирал А. А. Бирилев. 5 августа были уволены со службы адмиралы А. X. Кригер и Ф. Ф. Вишневецкий, а вместе с ними командиры «Георгия Победоносца» И. Е. Гузевич и «Прута» А. П. Барановский{499}.
Июньское восстание способствовало подъему рабочего движения. Все большевистские комитеты РСДРП призвали рабочих России последовать примеру команды «Потемкина». По инициативе Петербургского комитета рабочие крупнейших столичных предприятий организовали политическую стачку солидарности с революционными матросами{500}.
Всеобщие забастовки солидарности прошли в Екатеринославе и Сморгони{501}.
Сообщения о «Потемкине» вызвали огромный революционный энтузиазм среди рабочих Варшавы, способствовали подъему революционных настроений среди рабочих Москвы, Баку и других городов{502}.
Пролетарии Саратова на митинге приняли резолюцию [177] о вооруженном восстании и образовании временного революционного правительства. Рабочие Бежицкого завода восхищались потемкинцами и выражали удивление, почему не был высажен десант. 18 сентября 1905 г. в Красноярске народ приветствовал ссылаемых на Дальний Восток моряков-черноморцев возгласами: «Да здравствуют солдаты, переходящие на сторону народа!», «Долой самодержавие!» {503}
Восставшим потемкинцам сочувствовали моряки торгового флота. 15 июня вспыхнула забастовка на пароходе Добровольного флота «Николай II», который заканчивал заграничный рейс и должен был возвращаться из Константинополя в Одессу. Узнав о восстании на «Потемкине», главная контора Российского общества пароходства и торговли приказала задержать пароход в Константинополе. Команда парохода во главе с кочегарами и машинистами объявила забастовку и потребовала немедленно идти в Одессу. Контора РОПИТ распорядилась уволить команду и набрать новую, но моряки Константинополя поддержали бастующих. Капитану судна В. К. Буракову пришлось удовлетворить требование команды. 24 июня пароход пришел в Одессу, где по приказу генерал-губернатора К. А. Карангозова все моряки подверглись аресту{504}.
16 июня в Измаиле началась забастовка на судне Русско-Дунайского пароходства «Болгария», команда которого открыто выражала солидарность с потемкинцами{505}.
Известия о восстании «Потемкина» вселяли бодрость и веру в борцов революции, находившихся на каторге и в ссылке. Видный ученый-большевик С. Г. Струмилин, отбывавший в 1905 г. сибирскую ссылку, вспоминал: «Совершенно сказочное впечатление какой-то феерии произвело на нас потемкинское восстание черноморцев 14-24 июня, в результате которого русская революция впервые обрела свои собственный краснознаменный броненосный флот»{506}.
Восстание «Потемкина» оказало влияние и на развитие крестьянского движения на Юге России. Наиболее ярко непосредственная связь восстания с подъемом крестьянского движения кроме Одесского уезда проявилась в усилении борьбы крестьян Елизаветградского уезда Херсонской губернии {507}.
Опыт «Потемкина» использовали рижские большевики при подготовке восстания в крепости Усть-Двинск. [178]
Они считали необходимым соединить восстание гарнизона с борьбой рабочих и выдвинули в качестве главной тактической задачи решительные наступательные действия {508}.
Обращение царского правительства к иностранным державам с просьбой о помощи в борьбе против «Потемкина», осуждение политики царизма мировой печатью свидетельствовали о большом международном значении восстания. События и значение июньского восстания широко обсуждались зарубежной печатью и политическими кругами Западной Европы. Например, английская «Вестминстер Газет» 1 июля 1905 г. в статье «Антиполитика и ее результаты» писала о потемкинцах: «…потрясающим фактом является не то, что они покорены, а то, что они вообще восстали. Для самодержавия это более значительный факт, чем все другие вспышки, о которых сообщалось за последнее время. Существующий в настоящее время в России режим полностью зависит от того, сможет ли он удержать власть над своими морскими и военными силами. Пока эта власть сохраняется, революция не может иметь успеха, если она будет потеряна, все может произойти». Далее в статье отмечались падение внешнеполитического престижа самодержавия и необходимость буржуазных реформ в России для сохранения царизма.
Турция использовала восстание на «Потемкине» в корыстных целях. В нарушение международных договоров она под предлогом борьбы с мятежным броненосцем дополнительно укрепила Босфор и Дарданеллы, не обращая внимания на протесты России. На случай появления в проливах «Потемкина» турки выставили минные заграждения в пять линий. Вместе с тем турецкое правительство опасалось повторения потемкинских событий и в своем военном флоте, поэтому оно поручило особой комиссии проверить состояние дисциплины и настроения матросов и офицеров. По той же причине был отменен поход трех турецких броненосцев в Ходейду для деблокады города, осажденного восставшими арабами {509}.
Пролетарии других стран приветствовали борьбу русских матросов. На митингах и собраниях они выражали сочувствие их подвигу, солидарность с российской революцией.
