3. Возвращение и расправа
После переговоров румынское правительство согласилось вернуть России броненосец «Потемкин». 26 июня в 10 часов в Констанцу под командованием адмирала С. П. Писаревского пришла эскадра в составе броненосцев «Чесма» и «Синоп», миноносок № 261, 262, 264, 265. Писаревский тут же дал телеграмму в морское министерство: «Прибыл в Констанцу, нашел красавца [155] «Потемкина» в порту под румынским флагом, веду переговоры о его принятии, надеюсь, что выйду 11-го ночью»{440}.
Адмирал, видимо, рассчитывал найти «Потемкин» после восстания в очень запущенном состоянии, поэтому и указал в телеграмме такой отдаленный срок выхода. Однако все механизмы броненосца оказались в полной исправности, за исключением того, что некоторые приборы были похищены румынскими властями. Вероятно, по той же причине в машинном отделении на два метра стояла вода, чего не было при сдаче корабля потемкинцами. Вода проникла через открытые кингстоны, и ее быстро откачали {441}.
В 11 часов чиновник румынского министерства иностранных дел посетил С. П. Писаревского на «Чесме» и вручил ему телеграмму румынского правительства: «Господин адмирал, его величество Кароль, король Румынии, желает возвратить его величеству императору России броненосец «Потемкин», который, в нарушение правил войдя в наши воды, был разоружен». В телеграмме ни слова не было сказано о предоставлении команде «Потемкина» политического убежища: правительство Румынии дипломатически тонко обошло этот вопрос - речь шла лишь о возвращении имущества, принадлежащего другой стране. Кроме того, румынское правительство еще раньше ответило отказом на просьбу Николая II выдать потемкинцев как уголовных преступников. По этому поводу В. И. Ленин писал: «Что касается до румынского правительства, то оно поступило правильно, игнорируя просьбу рассматривать восставших матросов как уголовных преступников. Этого, конечно, и следовало ожидать от правительства нации, уважающей самое себя… Румынское правительство отнюдь не на стороне революции, ничего подобного! Но унижаться до полицейской службы всеми ненавидимому и презираемому царю всей России оно все же не хочет»{442}.
В 14 часов шесть шлюпок с «Синопа» доставили на «Потемкин» десять офицеров и около 200 матросок. Произошла смена караулов, спущен румынский флаг, и в 14 часов 10 минут поднят Андреевский. Русский священник отслужил молебен и окропил корабль «святой водой», чтобы изгнать «дьявола революции» {443}.
28 июня в 19 часов 20 минут эскадра Писаревского покинула Констанцу. «Синоп» вел на буксире теперь [156] уже не опасный «Потемкин», на котором в Россию возвращались 47 матросов и кондуктуров, прапорщик Д. П. Алексеев и подпоручик П. В. Калюжный. Одни из них надеялись на «царскую милость», другие были уверены в ней, поскольку с самого начала выступали против восстания. С ними находился и активный участник восстания машинист Ф. Я. Кашугин. Он не успел съехать с корабля, и русские офицеры схватили его {444}.
1 июля «Синоп» ввел «Потемкин» в Южную бухту Севастополя. Остатки бывшей команды сняли с броненосца и отправили под арест на учебное судно «Прут». Моряков миноноски № 267 еще до этого заключили в «Бомборы»{445}.
После завершения потемкинской эпопеи царские власти стали вершить суд и расправу над участниками восстания. 30 июня начался судебный процесс над прутовцами. Он проходил под Севастополем в Киленбалке в помещении ангара для аэростатов. Район ангара на пять верст в четыре ряда оцепили солдаты. Два миноносца охраняли вход в бухту. Суду были преданы 44 человека, хотя известно, что в восстании участвовала почти вся команда «Прута». Объяснение этому содержится в письме председателя суда, военно-морского прокурора полковника Ю. Э. Кетрица главному военно-морскому прокурору тайному советнику К. Ф. Виноградову. «На «Пруте», - писал он, - было 152 ружья, все разобранные бунтовщиками по рукам, и по делу выяснено, что еще больше было бунтующих, принимавших в восстании деятельное участие, так что 44 человека, преданные суду, были только случайно вырваны (вероятно, для скорости) из общей массы виновных» {446}.
Самодержавие поспешило расправиться со своими главными врагами. Суд приговорил Александра Михайловича Петрова, 23 лет, Ивана Ферапонтовича Адаменко, 24 лет, Дмитрия Матвеевича Титова, 25 лет, и Ивана Арефьевича Черного, 27 лет, к смертной казни; 16 матросов - к каторге; одного - к отдаче в исправительные арестантские отделения; шестерых - к отдаче в дисциплинарные батальоны и одного - к аресту. Остальных оправдали за отсутствием прямых доказательств революционной деятельности, поскольку на суде матросы держались стойко и старались не выдавать друг друга{447}.
Военно- морской прокурор полковник И. И. Александров опротестовал решение суда как слишком мягкое [157] и фактически упрекнул суд в пособничестве обвиняемым, заявив, что председатель суда Ю. Э. Кетриц намеренно затянул чтение приговора до десяти минут первого ночи 30 июля -дня рождения наследника престола. Последнее обстоятельство давало повод для ходатайства о замене смертной казни другим наказанием. Защитники подсудимых Г. Куперник и Л. Я. Резников действительно воспользовались этим и послали телеграмму царю с просьбой о помиловании. Николай II предоставил окончательное решение адмиралу Г. П. Чухнину, который не только утвердил приговор, но еще и подал 1 августа рапорт морскому министру А. А. Бирилеву с жалобой на суд. Адмирал жаждал крови. Он писал: «С судом над бунтовавшими командами Черноморского флота ничего назидательного для команд не выходит… К суду за участие в бунте на учебном судне «Прут» было привлечено 43 человека… хотя принимали участие в бунте, конечно, сотни. Дело было так ведено, что и из этих… 15 человек совершенно оправдано. Что же делать с остальной командой, значит, ее уж надо безусловно оправдать… Суд не считает участием в бунте тех из нижних чинов, которые были с ружьями, считая, что это не есть доказательство участия в бунте. Какого же доказательства надо, ведь никто не скажет, что взял ружье, чтобы убивать… То же явление, конечно, будет и при суде над зачинщиками бунта на броненосце «Георгий Победоносец», командой броненосца «Синоп», миноносца № 267…» Чухнину было мало смертей, он требовал еще больше суровых наказаний{448}, хотя царский суд никогда не отличался мягкостью при вынесении приговоров революционерам.
24 августа в пять часов утра на Длинной косе у Михайловской крепости приговор был приведен в исполнение. Расстреливали осужденных три взвода матросов-новобранцев, отобранных с разных кораблей. На молодых матросов были в свою очередь нацелены винтовки солдат Литовского полка, но некоторые из них просили матросов не стрелять… На осужденных надели холщовые мешки и завязали глаза. Перед залпом Д. М. Титову удалось сорвать повязку. Он встретил смерть с открытыми глазами. Моряки умирали героями. Присутствовавший при расстреле священник рассказывал: «Они шли на казнь, как на танцы… веселые, бодрые, жизнерадостные». А. М. Петров перед смертью [158] сказал: «Вы этой казнью ничего не сделаете: на место нас станут тысячи!…» {449} Тела казненных положили в два гроба и закопали на Братском кладбище.
После прутовцев судили 75 участников восстания на «Георгии Победоносце». Суд длился с 16 по 26 августа. Руководители восстания Семен Пантелеймонович Дейнега, 27 лет, Дорофей Петрович Кошуба, 26 лет, и Иван Кондратьевич Степанюк, 27 лет, были приговорены к смертной казни. Остальные - к вечной каторге или каторжным работам на срок от 4 до 20 лет, к отдаче в арестантские исправительные отделения на срок от 3 до 5 лет. Защитники опять просили царя смягчить приговор, и опять Николай II передал дело на усмотрение Г. П. Чухнина. «Милосердие» адмирала было известно - он утвердил приговор, и лишь И. К. Степанюку удалось с помощью адвокатов заменить казнь бессрочной каторгой {450}.
Все вернувшиеся в Россию потемкинцы и моряки миноноски № 267 также были преданы суду. Вначале их хотели судить гражданским судом как политических преступников. Но затем царское правительство сочло более выгодным рассматривать восстание потемкинцев как воинское преступление, и дело передали военно-морскому суду Севастопольского порта. Судили 68 человек, разделив их на четыре группы. В первую включили тех, кто принадлежал к революционной организации и сознательно начал восстание с целью свержения существующего строя (среди них - А. Н. Заулошнов, Ф. П. Луцаев, Т. Г. Мартьянов); во вторую - тех, кто добровольно или под угрозой насилия присоединился к первой, но не разделял всех ее политических убеждений (в том числе С. Я. Гузь, И. П. Задорожный, Ф. Я. Кашугин); в третью - тех, кто помогал восставшим под угрозой насилия (такие, как Д. П. Алексеев, А. С. Галенко, Ф. В. Мурзак и несколько матросов); в четвертую - тех, кто не принимал участия в восстании, но и не оказал ему активного противодействия и находился на корабле, имея возможность бежать и сдаться властям.
