- Привет, Римм Винтерблайт. Ты нам известен - правда, Тайо?

   - Вполне. - Теперь на Римма смотрели уже три глаза. - Мы рады тебя встретить, хоть и не знакомы. Хочешь?

   Он машинально взял протянутую бутылку и сделал глоток - напиток непривычно горчил.

   - Спасибо. Вы тоже были на выпускной церемонии?

   Двое переглянулись.

   - О да, мы были там, - почти пропела та, которую звали Гвин.

   - Я бы сказал - бывали, - добавил Тайо. - Вкусный лимонад?

   - Довольно странный.

   - Это хорошо. Мы странность любим, с ней тоска отступит.

   - А вы откуда? - ощущение от беседы напоминало ему что-то до боли знакомое. - Вы ведь тоже - последний выпуск?

   - Сказать по правде, не совсем последний...

   - Или совсем и вовсе не последний. Но выпуск - это правильное слово, оно точно весьма. Прощай же!

   Они синхронно рассмеялись, вставая с мест - платформа причаливала к ажурной башенке терминала.

   - Ты их знаешь?

   Эон Ли с интересом смотрела в спину удаляющейся паре.

   - Скорее, они меня. Лимонадом вот угостили, - он потряс бутылкой и сделал большой глоток. Неожиданно почувствовал головокружение и едва не упал - девушка ухватила его за плечо.

   - Ты чего?

   - Не знаю. Лимонад, правда, какой-то странный. Как и они.

   - Ты сам по странности чемпион. Идём купаться, день ещё не окончен!

   ***

   Промелькнул хороводом огней и красок тёплый солерский вечер. Закончились танцы, стихли многоголосый смех, плеск воды и музыка. Медленно накатывающие на берег волны принесли с собой глубокую ночь - для кого-то тихую и спокойную, для кого-то - полную тайны и волшебства. Вслед за бархатной темнотой явился неумолимый рассвет - прорезав лучами занавес, он вышел на сцену, блистая золотисто-алым облачением и возвещая начало нового дня.

   Пробуждение вышло очаровательным. Свежее дыхание ветерка, прилетавшее с водной глади, развевало занавески. Ласковый утренний свет заглядывал в окно, расцвечивая наполовину свесившуюся с соседней кровати спящую Эон Ли. Мир дышал ожиданием: наступал день Песни.

   Песня ветра. Волшебное воспоминание пятилетней давности: море радостных лиц, шум толпы, похожий на шум прибоя, и голос... Голос почему-то не вспоминался. Римм скатился с постели, пощекотал обиженно мяукнувшую Эон Ли и отправился в душ. К тому времени, когда друзья поднялись на крышу санатория, свободные площадки вокруг уже начали заполняться народом. Словно море белых цветов, колышущихся от ветра - на крышах, площадках, галереях, на дорожках, автоплатформах и склонах - стояли люди. По всей Ауре разворачивались огромные стереопроекции, на которых был виден солерский берег - полоска пляжа, слепящий круг солнца над горизонтом и серебряная вода. По всей Ауре тысячи и тысячи готовились подхватить мелодию песни, которая станет символическим планом для всего человечества на следующие пять лет.

   Римм во все глаза смотрел на водную гладь. Подкова комплекса глядела на юго-запад, солнце вставало чуть в стороне, серебря волны, и там, над озёрным простором, вдруг появилась белая точка, сверкнула в утреннем свете и полетела к берегу, с каждым мгновением становясь всё больше. Сердце замерло в предвкушении чего-то необычайного, в совершенно детском, чистом восторге - все мечты, надежды, стремления соединились в этой белой звезде, явившейся осветить дорогу таким непохожим на неё людям.

   Невесомыми полотнищами развернулись в воздухе стереопроекции - на них видна стала изящная платформа, стремительная, крылатая - на самом носу которой, раскинув руки, застыла девушка. У Римма перехватило дыхание. Его вчерашняя зеленоглазая знакомая взирала на Ауру с пьедестала Исполнительницы. Исчезла куда-то смешливая лукавость во взгляде, исчезла фиолетовая лента с левого глаза, светлые волосы развевались вольно и величаво, белые ленты, обвивающие короткое платье, танцевали с ветром, и не человеком сейчас казалась она, а настоящим ангелом или богиней, так совершенны были черты её образа.

   Кто-то схватил его за руку - Римм не сумел отвести глаз, но услышал яростный шёпот Эон Ли:

   - Это же она, та, с кем ты болтал вчера во время полёта! Как она там очутилась?

   - Наверное, она и была...

   В этот момент стихли все звуки, словно выключил кто-то и птиц, и голоса людей - остался только ветер, свободно шумящий в кронах деревьев. Римм тоже замолчал - это ощущение было сильнее него, ощущение чрезвычайно важного мига, когда нервы натянулись струной и готовы зазвучать в такт острому желанию неизведанного доселе чуда.

   Тишину прорезал тихий, звенящий голос. Он снизошёл с неба, сплёлся с ветром, пронзил, повлёк за собою - чистый, текучий, но в то же время сильный и строгий. Всё сильнее и сильнее, нарастая, требуя, поднимаясь - расцвёл он, наконец, кульминационной нотой темы, задающей направление для всей песни. И волна за волной, от пляжей Солера, через леса Экопарка, по жилым районам, по улицам и площадям, тысячи голосов подхватывали эту ноту, вливались в песню, и песня эта, как могучий прибой, как ветер и дождь, летела из края в край, пока вся Аура не зазвучала в едином порыве, звонко, грозно и радостно.

   Песня звала на бой.

   ***

   - Рютше, что это?!

   - Андерс, я понятия не имею. Это не та исполнительница. Мы пытаемся выяснить...

   - Да бездна с ней, с исполнительницей!

   Председатель Гражданского совета вскочил с кресла, сидя в котором наблюдал начало Песни, и заметался по кабинету. Ноздри выдающегося носа яростно раздувались.

   - Тема! Она взяла не ту тему! Почему звучит "Борьба", когда давным-давно была утверждена "Гармония"? Кто это допустил, и, главное - как?

   - Успокойся, Андерс. Произошла ошибка. Досадная, но с кем не бывает? Ничего такого, чтобы бить в барабаны.

   - А вот коллега Рютше так не считает, - ядовито заметил председатель, садясь обратно на своё место. - Коллега Рютше, как глава Социального комитета, в отличие от вас, Хайнц, понимает, что случайностью такое событие быть не может.

   - И чем же оно быть может, по-вашему? Хулиганством?

   - Диверсия, Хайнц! Это самая настоящая диверсия, подрывающая устои общества. И когда - в момент снижения уровня Кодекса!

   - Ты бредишь, прости уж за прямоту. Я не считал нужным поддерживать твой авантюризм в отношении социальных преобразований, но и не выступал против, когда ты носился с идеей "гармонизации". Теперь мне кажется, что я поступил глупо.

   Андерс Свенссон исподлобья взглянул на оппонента, скептически хмыкнул и отвернулся. Давние антагонисты, они с Хайнцем и внешне разительно отличались: поджарый, суховатый глава Комитета развития, эпилированный и с аккуратным кружком волос на макушке, являл собой почти полную противоположность мощной фигуре председателя, чья атавистическая борода вот уже на протяжение многих лет являлась предметом всеобщих шуток.

   На экранах летела песня. Свенссон морщился, Хайнц взирал на происходящее с отстранённым любопытством, и только высокая, угловатая фигура Рютше вертелась среди активного инфополя, собирая информацию и координируя действия подчинённых, пытающихся понять, что за мистика творится на озере Солер, обычно столь безмятежном.

   Смолк волшебный голос неведомой исполнительницы, рассеялись толпы певших вместе с нею людей, однако советники не расходились. Зашёл, да так и остался, глава Структурного комитета, тянулись минуты, но информация поступала жалкими крохами.

   - Никаких сбоев в работе аппаратуры, обеспечивающей исполнение Песни, не обнаружено. Вмешательства не было.

   Рютше устало вздохнул, отключаясь от своего терминала.

   - То есть как?

   - Вот так. В назначенное время исполнительница прошла к платформе, алгоритм исполнения был активирован и... и всё. Она спела, адаптивная техника её поддержала.

   - Вы выяснили, кто это был?

   - Нет. Исполнительница скрылась, задержать её, разумеется, никто не пытался. Мы, правда, нашли оригинальную исполнительницу, избранную Социумом. Она спала.