Кинан скользнула взглядом по собравшимся - неприцельно, даже пренебрежительно - но Римму, наблюдавшему за аудиторией с того же ракурса, пришло в голову, что едва ли они видят одну картину. У него перед глазами стояли лица. За каждым лицом пряталась чья-то личность, личности сливались в единую массу, а масса, в свою очередь, казалась тёмной, тревожной тучей, сотканной из кривых улыбок, мрачных физиономий и одинаковых мундиров. Любое комплексное воздействие эта туча сводила на нет своей хаотичной мыслительной деятельностью - оставалось лишь выхватывать отдельные элементы, пытаться придать им нужный вектор и ускорение, и надеяться, что этого хватит. Снова, снова и снова.
Что видела астрокоммандер? Наверное, перспективу. Матрицу одинаковых ячеек, в каждой из которых хранится значение, не слишком отличное от соседних. Матрицу, операции с которой проводятся по единым правилам. Или это выдумал его собственный мозг под впечатлением от истинной природы коммандеров?
- Экзекуторы! Каждый из вас волен покинуть армию и вернуться в Социум. Если большинство выберут этот путь, в скором времени мы все сдохнем и во вселенной не останется людей. Спасибо за внимание.
Она не сказал больше ни слова - просто повернулась и вышла. Обман ли это был? Да, обман. Но несмотря на это, Римм почувствовал себя ребёнком, которому указали на его место. Что чувствовали остальные, он не стал и гадать - но с того дня случаев ухода из Корпуса больше не было.
Оставался ещё один вопрос, ответ на который он откладывал слишком долго, то погружаясь в круговерть дел и тренировок, то трусливо изгоняя роящиеся мысли на периферию сознания. Шейд. Избавившись от неотложных проблем с Корпусом, Римм заставил себя встать лицом к лицу со своими личными демонами. До того момента, когда эскадры пойдут в решающий бой, оставалось несколько дней и дальнейшее промедление становилось равносильно предательству.
"Встретимся?"
Слово далось непросто и ещё труднее оказалось отправить его в путь к адресату. Сообщение растворилось в информационной сети, а Римм попытался раствориться в безмыслии, отрешиться от будущего и ни о чём не волноваться - но у него, как обычно, не получилось. Когда в последний раз он чувствовал себя уверенно, спокойно и хорошо? Не вспомнить. Будущее продолжало давить, нависая непроницаемой плитой, скрывающей грядущие дни. Ещё один рывок. И ещё один. И ещё. Пока плита не треснет под ударами рвущегося к Мечте человечества и не рассыплется в прах... Или пока её тяжесть не похоронит все сомнения и надежды.
Тихий звон дрожью прокатился по позвоночнику. Ответ. Больше нельзя бояться.
"Давай. Помнишь галерею после танцев?"
Воспоминание заставило его сперва покраснеть, потом - улыбнуться.
"Помню."
Спустя десять минут он уже стоял там - на границе владений ЭПГ, простёрших свои невидимые с земли террасы над Биомом. Небо здесь казалось ближе земли - жемчужно-серое покрывало, безбрежное и бесформенное царство простора, затмевало буро-зелёный ковёр, лежащий далеко внизу. Открытая галерея была пустынна. Когда-то белая, теперь она поблекла, оставшись немногим светлее распахнувшейся за перилами перевёрнутой бездны. По шершавым плитам скользил чудом уцелевший лист.
Невысокая фигурка в чёрном мундире замерла у самого края - одинокая, неподвижная, совсем не похожая на ту озорную белку, которая зачем-то вклинилась в жизнь Римма вечность назад.
Он подошёл и стал рядом, глядя в дымчатую даль. Нужно было что-то сказать, но все слова, как назло, куда-то исчезли. Римм открыл было рот, промолчал, глянул краем глаза на Шейд - недлинные растрёпанные волосы дрожали под порывами ветра.
- Одуванчик, - вырвалось у него само собой.
- Что?..
- Ты - как одуванчик. Только не жёлтый и не белый, а янтарно-медовый.
- Ну и как это понимать? - не поворачивая головы, проворчала она. - Спонтанный комплимент или ты так неуклюже пытаешься начать разговор?
- И то, и другое.
- Ладно. Считай, что комплимент мне понравился.
Он вздохнул, собираясь с духом.
- Прости. Торт мы так и не съели.
- Не съели, - этом отозвалась она. - Но я не в обиде. Ты только за этим меня позвал?
- Я не настолько ужасен.
- Но почти.
- Ты же сказала, что не в обиде.
- А я и не обижаюсь. Просто констатирую факт.
- Сдаюсь. Я почти настолько ужасен. Но за это я ещё десять раз попрошу прощения.
- Мало.
- Сто?
- Дурак.
- Наверное. Скоро мы атакуем Чужих...
- И ты решил закончить все дела. Завещание уже написал?
- Пытаюсь. Шей... Юля.
Впервые за время разговора она повернула к нему лицо. Бледная улыбка легла на губы, но не отразилась в глазах. Они смотрели друг на друга не меньше минуты, и Римму не хотелось отводить взгляд от ставших незнакомыми черт.
- Ты меня любишь? - спросил он в лоб.
Шейд невесело рассмеялась.
- Похоже на то. Смешно, правда?
Римм снова запнулся, не зная, что сказать. Странные, болезненные, грустные чувства подступали откуда-то изнутри, пытались обрести плоть в словах, но не находили подходящих определений.
- Я... Я не знаю, что я испытываю. Но использовать тебя не хочу. Прости.
Она снова тихонько фыркнула.
- Я к этому была готова. Ты же предсказуемый, когда до таких дел доходит. Прямой, как палка.
Склонив голову, девушка наблюдала за выражением его лица, словно видела в нём нечто понятное лишь ей одной.
- Что ты чувствовал, когда умирал? Там, в первом бою?
Вопрос ослабил повисшее напряжение и Римм начал прилежно вспоминать.
- Сначала - страх. Потом - какое-то запредельное ощущение. Не могу его описать. Будто становлюсь частью света.
Послышался тяжкий вздох.
- Для чего? - наконец вымолвила она.
- Что - для чего?
- Для чего ты рискуешь жизнью? Ради других людей?
- Вряд ли.
- Тогда зачем?
Римм нырнул во мрак своей души и снова поднялся на поверхность. Открыл глаза - серый свет показался неожиданно резким.
- Потому что это правильно. Меня мало волнуют другие люди. Я не горю желанием защищать кого-то конкретно. Но внутри есть какой-то эгоистический стержень, который хочет занять своё место в системе. Желает быть частью целого и приближать всеобщую цель.
- Трудно?
- Нет.
- Раньше ты был более... Не знаю, как сказать даже. Живым, человечным, тёплым. А сейчас от тебя холодом тянет за километр.
- Боишься замёрзнуть - не подходи.
Он сам не понял, зачем произнёс эти слова, неожиданно отозвавшиеся резкой болью.
- Вот как. Ладно, если не хочешь - не буду.
- Мои желания не имеют значения.
- Ты этому у коммандеров научился?
- Это естественный процесс. Чем выше степень осознанности и чем больше ответственность - тем меньше ты принадлежишь себе. Я не собираюсь как-либо влиять на тебя. Ни отталкивать, ни сближаться. Вряд ли тебя такое устроит.
- Ну, ты честен хотя бы...
Облака варились в котле небес, и галерея выглядела неуютным, холодным местом. Волосы Шейд трепал ветер. Грустная улыбка на её губах медленно таяла, сменяясь странным, совершенно несвойственным девушке выражением - усталым смирением, под стать погоде и раскинувшейся за ограждением серости.
Обнять её? Удержать? Будет ли это честно, хватит ли у него сил согреть чужую душу, когда не можешь согреть свою? Откуда это рвущее чувство, словно ты завис над бездной и не можешь шагнуть ни вперёд, ни назад? Так сложно протянуть руку... Так сложно закончить всё здесь и сейчас.
Римм шагнул вперёд, заглянул в тёмную глубину распахнутых глаз и прижал девушку к себе. Она не вымолвила ни слова, и он тоже не сразу преодолел острую боль, причину которой всё искал и не мог найти. Нежность, отчаяние - своё и чужое, бьющееся в этом хрупком теле, долг и холод, надежда и неверие - всё смешалось, не позволяя привычно упорядочить свои мысли. Внутри царил тот же ветреный хаос, что и в небе над ними, и оставалось только одно - нарисовать хаос таким, какой он есть, отказавшись от структуры в пользу одного только образа.