Той ночью им пришлось здорово повозиться. Связать бандитов, потом оказать им, связанным, первую медицинскую помощь, дотащить до Уазика, загрузить их внутрь, помочь раненому, теряющему силы Иртышу забраться на сидение. Потом Фомич поехал в город. Кристина, пока Фомич отсутствовал, ужасно волновалась, а вдруг кому-нибудь из бандитов удастся освободиться и напасть на него? Хотя Фомич такие узлы затянул — зубами не развяжешь. А от ножей и прочего оружия они бандитов избавили еще в лесу. Приличный арсенал образовался. Его Фомич аккуратно сложил на полу перед передним пассажирским сиденьем. Вещдоки все же.
Один бандит, тот, что первым напал на Кристину, все-таки сбежал на машине, бросив своих приятелей одних расхлебывать всю кашу. Впрочем, его взяли буквально на следующий день, прямо из травмопункта, куда он прибежал обрабатывать сочащуюся кровью руку. Как еще до города доехал с такой раной — не понятно. Видать, в шоке был. А часом позже взяли Семеныча, на которого компания показала, как на подстрекателя и чуть ли не организатора «сафари». Видимо, мужик в джинсах решил так своеобразно отомстить Семенычу за свое поражение, поскольку пользы от него для бандитов уже никакой не было: повлиять на собственное начальство в городе Семеныч не мог ни с какого бока. Так что дело обещало быть шумным, и Кристине даже пришлось давать показания, как свидетельнице. М-да, вот тебе и детектив!
Иртыш, слава Богу, шел на поправку, и уже бодро скакал по лесу, правда, на трех ногах. Больную ногу он инстинктивно поджимал и пока что боялся на нее наступать. Ничего, главное — рана почти затянулась и не гноится, а то, что сухожилие задето — так уж вышло. Ничего не попишешь. Кристина, как и обещала, гладила и ласкала Иртыша, когда его привезли из ветлечебницы, даже руки заболели. А хитрый пес томно закатывал глаза и изображал крайнюю слабость так долго, покуда Фомич его не разоблачил и не дал шутливого пинка, мол, хорош притворяться. Иртыш сразу же пружинкой подскочил, а до этого валялся, как будто и впрямь помирать собрался. Кристина тогда минут пять хохотала: вот притвора, а она-то ему поверила! Бедный песик, и все такое! А притвора, похоже, и не думал виниться за то, что несколько часов кряду вымогал у Кристины ласки. Он довольно скалился, и со стороны было похоже, будто Иртыш улыбается.
Кристина доела последнюю ложку борща и мечтательно протянула:
— Эх, как же все-таки в лесу здорово! Знаешь, Фомич, я бы, наверное, здесь осталась. Вот как ты! Жила бы себе, рисовала. Ты бы, когда в город ездил, мои работы продавал, и мы на вырученные деньги сторожку заново отстроили. Правда, здорово?
— Кордон-то? Да я его и так отстрою. И с чего это тебя вдруг в лес, как говорят, на ПМЖ потянуло? Ты ж городская! Кристя, ты в зеркало давно не смотрелась!
— А что, плохо выгляжу? — обеспокоилась Кристина. Неужели все-таки веснушки вылезли? Вот гадство! Не надо было столько времени на солнце проводить, да еще и без защитного крема!
— Да наоборот: куда ж такую красоту в лесу прятать? Тебе на выставках да фуршетах блистать надо, да не просто, а чтоб непременно в вечерних платьях, да на шпильках, как Останкинская башня!
— Ой, Фомич! Ну, ты насмешил! Представляю себя: стоит этакий журавль на тонюсеньких таких гвоздях-шпильках! Богемная девица на народ дивится! Должна тебя разочаровать: я уже пробовала, мне не слишком понравилось. Нет, врать не буду, сначала, конечно, прикольно, особенно когда с автографами подбегают, моей тонкой художественной организацией восхищаются. А потом только и думаешь, куда бы улизнуть, да поскорее. Так что городской жизнью меня теперь не сильно заманишь. Я, может, только здесь поняла, как природу люблю. Ну что, Фомич, как тебе мой план? Примешь на длительный постой или прогонишь?
— А как же Иван?
— А что Иван?! Он меня здесь бросил и за все это время все никак не соизволит появиться. Выходит, я ему не нужна. Ведь согласись: была бы нужна, он бы пулей сюда прилетел. А так — нет его и нет. Значит, он меня бросил. Вот и все. А я — человек свободный, могу сама за себя решать, где и с кем мне жить.
— Нет, Кристина, ты уж извини, но я с тобой никак согласиться не могу. А вдруг у Ивана что-то случилось? Вдруг он, не дай Бог, в больницу попал, или еще что-то произошло, о чем ни ты, ни я не знаем? А ты уже все выводы сделала, и другую сторону выслушать не желаешь.
— А где она, эта другая сторона? И разве Иван горел желанием меня выслушать, когда сюда привез? Ты вспомни, он же бежал отсюда, позорно бежал! Даже побоялся хоть что-нибудь мне сказать, все втихаря провернул. И ты, между прочим, ему в этом помог. Да если бы не он, может, этой ночи дурацкой с пальбой и не было бы! Кто знает, как бы все повернулось! А меня, между прочим, потом целый день колотило, как вспоминала, как эти гады за мной по болоту бежали и стреляли, стреляли!
— А Ванька-то тут при чем? Нет, Кристя, не вали все в одну кучу, не дело это. Тебе волю дай, ты на него всех собак навесишь. И он тебя, между прочим, любит. Всей душой любит. Это я тебе совершенно точно могу сказать. И о чем он точно не думает, так это о том, чтобы тебя бросить. Скорей уж наоборот: боится, что ты от него уйдешь.
— Ты-то откуда знаешь?
— Я? Я много чего знаю.
— Тогда, может быть, скажешь, когда Ванька за мной приехать собирается? Ну? Молчишь? То-то же.
— Слушай, Кристина, может, я тебе сейчас не то скажу, что ты хотела услышать, да только молчать я тоже не могу. В общем так, выбирай день, и я тебя до станции отвезу, на электричку до Москвы посажу. Съездишь, узнаешь, как там дела. Тогда и будешь что-то решать. Я-то здесь, никуда не убегу. Захочешь вернуться — пожалуйста. Но сначала с Иваном переговори. Обязательно. Иначе такую глупость совершишь, потом всю жизнь себе локти кусать будешь.
— А может, я собираюсь его здесь дождаться! Между прочим, у меня карманных денег ноль целых и столько же десятых. И как он, интересно, думал, я отсюда выбираться буду?
— Деньги — это не проблема, я тебе дам, сколько надо. Только, может, Ваньке сейчас твоя помощь нужна, а ты здесь торчишь, лесной вольницей упиваешься. И как это тогда расценивать? По-моему, как предательство. Ты не находишь?
— Да что ты на меня взъелся! Все настроение испортил!
— Настроение твое — тьфу, ерунда. А вот жизнь ты себе испортить можешь капитально. Я ж тебе, глупой, говорил и повторю столько раз, сколько нужно: Ванька тебя любит, сильно любит! Дороже тебя у него никого нет. Я его давно знаю и могу это тебе совершенно точно сказать. Ты ему нужна, понимаешь — нужна! Поэтому должна быть с ним. Сейчас ты здесь отсиживаешься и на ровном месте обиды себе на него придумываешь. Не дело это. Съезди ты в Москву, успокой мое сердце! Потом лучше с Ванькой ко мне в гости вместе приедете, я вам и баньку истоплю, и на охоту сходим. А лучше… Давай так условимся: ты меня на свадьбу пригласишь!
— Фомич, да ты чего?! Какая свадьба, если жених от невесты сбежал!
— Не факт, можешь на это даже не уповать. Так что насчет свадьбы?
— Слушай, я так не могу — с места в карьер. И вообще, мне кажется, сейчас не время о свадьбе говорить. Это Ванька все заморачивается, делает попытки меня в ЗАГС затащить, а я вообще про замужество не думаю. Мне оно как-то ни к чему.
— А все же?
— Ну, ладно, уболтал. Если свадьба будет, в чем я лично сильно сомневаюсь, то я тебя обязательно на нее приглашу в качестве почетного гостя. Теперь доволен?
— Еще как доволен! — неожиданно развеселился Фомич и принялся мыть посуду, насвистывая себе под нос что-то веселое и бравурное.
Кристина, глядя на Фомича, только плечами пожала. Вот пойди, разберись в нем! Пристал с этой свадьбой, да еще и в Москву решил ее срочно спровадить. С чего это его так? Или ему надоело ее общество? Вряд ли. Он охоч до разговоров, а уедет она — и с кем тогда Фомичу болтать на досуге? С Иртышом? Значит, он просто сильно переживает за Ивана. Интересно, а кто ему Иван? Просто хороший знакомый? С чего он за него так рьяно горой встал? Или мужская солидарность взыграла? Что-то не верится. Ладно. Все равно в Москву так или иначе возвращаться придется, так почему бы не воспользоваться добротой Фомича и не доехать до станции с почетом на машине?
