— Есть я не хочу, меня уже в ресторане до отвала накормили. А спать — надо, надо. Это — полезное дело. Я полностью с тобой согласна. Да не смотри ты на меня такими круглыми глазами: я же не кормящая мама, у меня молока нет. А раз не кормлю — то оттого, что я пару лишних бокалов кампари пропустила, никому, кроме меня самой, хуже не будет. Или я не права? Нет, ты скажи, я права или нет?

— Права, Ланка, права. Давай в комнату пойдем, только не шуми, а то сына разбудишь.

— А пусть привыкает! У его матери работа такая — ничего не попишешь! А не нравится — пусть себе другую маму находит!

— Ланка, что же ты такое языком месишь! Тебе же завтра за эти слова стыдно будет!

— Мне — не будет!

После того, как Наталья уложила спать сначала Лану, а потом и Костика, который все-таки проснулся от шума и тихо плакал, она отправилась к себе в комнату. Сон, как назло, не шел к ней, поэтому Наташка просто сидела на кровати и смотрела в окно. Там летели снежинки. Первый снег в этом году. Наташка следила за их падением, и словно сама парила там вместе с ними. Слегка стучало в висках, немного кружилась голова. Она не ожидала того, что случилось сегодня, впрочем, а что такого страшного в действительности произошло? Ну, пришла Ланка домой, изрядно перебрав спиртного, так ведь понятно почему, она сама все объяснила. А то, что глупостей наговорила, — так какой с пьяной женщины спрос? Но все равно, что-то скребло Наташку изнутри, не давая ей нормально расслабиться и успокоиться. Она всегда относилась к людям так, словно они были ангелами во плоти, особенно, если была им за что-то признательна, и каждый раз испытывала разочарование, граничащее с обидой, когда они вели себя иногда глупо, иногда подло, иногда чересчур расчетливо. Наталья не понимала, зачем им это нужно. За эту ее особенность Дашка всегда называла Наталью «безнадежной идеалисткой», аргументировано доказывая, что ничего, кроме лишних переживаний она себе не наживет, если будет продолжать и дальше в том же духе. И вот Дашка опять оказалась права. До этого вечера Ланка в глазах Натальи выглядела кроткой, всепрощающей и всем помогающей мадонной. А оказалась обычной девчонкой, которая не прочь повеселиться в кругу своих коллег, да и тем более за казенный счет. Ну и что здесь такого?

Так, ничего определенного для себя и не решив (а надо ли было вообще что-то решать?), Наталья в третьем часу ночи все-таки задремала, убаюканная менуэтом первой метели.

Вопреки всем самым черным Натальиным ожиданиям, фортель с медиками прошел на ура, хотя, как ни странно, дефицит гемоглобина и железа у нее все-таки обнаружили, что, впрочем, помогало заткнуть рот неугомонной совести, назойливо нашептывающей, что она поступает некрасиво, излишне пользуясь создавшейся ситуацией. Да и черт с ней, с совестью. Зато после больничного Наташка плавно соскользнула в декретный отпуск, не вызвав лишнего неудовольствия ни у декана, ни у своих коллег. Дело житейское, все же понимают.

Сессию она сдала на едином дыхании, попутно лишний раз убедившись, что людская доброта, равно как и злоба, пределов не имеют. Большинство преподавателей даже не задавали ей каких-либо вопросов по предметам, просто подмахивая очередную пятерку в зачетке, справедливо считая, что в таком положении не до учебы. Тем более что прекрасно знали: эта студентка все равно ответит на свою законную пятерку, так зачем же ее бедную лишний раз мучить? А вот преподавательница международного маркетинга и аспирант, читающий курс по страхованию внешнеэкономической деятельности, ее достали всерьез. Они гоняли ее по материалу вдоль и поперек, заставляя отвечать и на те вопросы, которых не было в ее экзаменационном билете. И если аспирант хотя бы неохотно признал в итоге, что курс ею усвоен твердо, то Марианна Разумовская, выводя свою заковыристую подпись в ее зачетке, с ехидцей заметила: «Ну, только из уважения к вашему здоровью…»

Как Дашке удалось ее удержать, Наталья даже не помнила. В тот момент у нее было единственное желание — от всей души, с разворота вмазать в самодовольную холеную рожу этой набитой дуры. Она отвечала ей целых сорок минут, не допустила ни малейшей неточности, хотя этого, в принципе, и не требовалось, и что же? Ей открытым текстом сказали, что за заслуженную потом и кровью пятерку она должна благодарить свою необъемную талию.

Препоручив Наталью заботам однокурсниц, Дашка попросила следующую группу экзаменующихся пока не входить, а затем решительно захлопнула за собой дверь аудитории и осталась наедине с Марианной. Что она ей сказала — неизвестно, но Разумовская вылетела из аудитории как СС-20, с налитыми кровью глазами и кривящимися в тщетной попытке сдержать злобу узкими губами.

Через пять минут в злополучной аудитории уже стояли заведующий кафедрой, за которой числилась Разумовская, декан, она сама и Дашка. Дарье, видимо, пришлось несладко под перекрестным допросом столь высоко стоящей в институтской табели о рангах публики, потому что она, не мудрствуя лукаво, просто затащила сюда же зареванную Наталью. Она, в перерывах между всхлипами, рассказала свою версию истории, после чего подружек попросили ненадолго удалиться. А потом снова пригласили внутрь. Марианна цедя слова сквозь зубы, попросила у Натальи прощения за «опрометчивое высказывание». Это была полная победа! На Наташкиной памяти Разумовская еще ни разу не признавала себя не правой. Инцидент был исчерпан, хотя Наталья всерьез подозревала, что все решилось столь успешно только благодаря хорошему отношению к ней декана.

Еще через десять минут прием экзаменов возобновился, хотя каждому было видно, что Марианне сейчас хочется оказаться где угодно, только не здесь, среди студенческого потока, уже в полном объеме информированного о том, что ей пришлось извиняться перед беременной соплячкой. И уж полным чудом казалось то, что она все-таки поставила Дашке ее тройку, хотя с легкостью могла бы завалить: проблемы международного маркетинга Дарью волновали только в плане различия между собой торговых марок конкурирующих домов моды. Видимо, Разумовская не захотела связываться с нахалкой и горлопанкой: ведь если бы она ее срезала, каждый бы сказал, что это из-за произошедшего с Наташкой Симохиной. А такой рекламы Марианна себе не хотела, хотя, по большому счету, на студентов, да и на весь этот институт ей было глубоко наплевать.

Дождавшись Дашку, Наталья затащила ее с собой в буфет выпить сока. Ее все еще трясло, как после неудачного опыта на тему 220 вольт, что изрядно забавляло нахальную Дарью. Хотя формальное извинение и прозвучало из уст Марианны, все прекрасно знали, что на самом деле это ничего ровным счетом не значит. Единственное, что все-таки было хорошего в этой истории, так это то, что более Марианна никоим образом не будет маячить у них на горизонте. Единственная опасность — чтобы она не вошла в состав государственной экзаменационной комиссии. А это уже дело техники: рассчитать, в какой поток им нужно попасть, только и всего!

Между тем, Наталья чувствовала себя преотвратно: судя по всему, у нее здорово подскочило давление. Стучало в ушах, еще бы чуть-чуть, и глаза выпали бы наружу, как у покупных монстров на пружинках. Она сказала об этом Дашке, и та, недолго посовещавшись сама с собой, решила проводить подругу домой. Заодно и посмотреть, где и как та устроилась. А то все как-то недосуг, да недосуг.

Общественный транспорт Дарья презирала, поэтому поймала тачку прямо у института. До Наташкиного дома они долетели минут за двадцать: водитель попался опытный, знающий множество хитрых объездных путей в обход стандартных московских пробок.

Что Ланка, что Дашка уже многое слышали друг о друге из уст Натальи, поэтому церемония их знакомства прошла весьма быстро и без заминок. Однако, к удивлению Наташки, Дарья посидела у них от силы полчаса и, сославшись на неотложные дела, умчалась, чмокнув подругу в щечку и наказав ей «быть паинькой». До этого она вроде бы говорила, что ничего такого важного у нее вечером нет… Странно. Ведь даже чая не попила. И на компьютер лишь мельком взглянула. Единственный, кто удостоился ее длительного внимания — так это маленький Костик, который сидя в кроватке, протягивал к ней свои ладошки. Когда она осторожно коснулась его своей рукой, мальчуган схватил ее обеими ручками и что-то радостно загулькал на своем собственном языке. Особенно ему понравились Дашкины кольца, ни за что не хотел с ними расставаться. Пришлось срочно бросать ему взамен розовое солнышко из плюша, которое неизменно вызывало у него беззубую улыбку. Хорошо, когда есть, чем занять любопытного малыша.