— Тогда и я, наверное, пойду домой. Не хочу портить вам веселье своим видом.
— Ириша, да о чем ты говоришь?
— Вы же все хотели этого брака, одна я была против. Теперь можешь радоваться, вы победили. Только если ты думаешь, что я буду этому рада, то глубоко ошибаешься!
— Это в тебе уязвленная гордость говорит, и не более того! Уж поверь мне, я-то тебя хорошо знаю. Просто пойми: все мы обычные люди, и все можем ошибаться. Ошибаться в близких, ошибаться в себе. Ты всегда стремилась быть совершенной, ты работала как проклятая, ты держала себя в ежовых рукавицах — и многого добилась! В итоге в какой-то момент ты просто отказала себе в праве на ошибку, сочтя, что у тебя их не может быть. А когда выяснилось, что твой расчет неверен, ты предпочла переложить ответственность за свои поступки на наши плечи. Ведь ни Лиза, ни я не виноваты в том, что Версальски удалось заморочить тебе голову. Мы все говорили тебе о том, что этот человек тебя использует, но ты упорно продолжала насильно затаскивать его в нашу семью.
— Ты говоришь это для того, чтобы побольнее меня уколоть? — осведомилась Ирина.
— Нет, Ириша. Только для того, чтобы ты поняла: мы любим тебя! Ты нам нужна! Так не замыкайся в себе, не отдаляйся от нас только потому, что, как ты считаешь, мы стали свидетелями твоего позора! Я люблю тебя, Ирочка, родная!
— Слова! — выдернула свою ладонь из рук мужа Ирина. — Я же вижу, что вы все меня ненавидите! Лиза так вообще меня в грош ни ставит, своенравная чертовка!..
— Просто она выросла и стала самостоятельной. С детьми это иногда случается, — улыбнулся Максим. — Между прочим, ты сама была такой же! Помнишь, как ты прибежала ко мне и сказала, что в родительский дом больше никогда не вернешься?
— И не вернулась, — вздохнула Ирина. — Ты забрал меня с собой в Москву, хотя вполне мог и оставить. Сказал бы, что курортный роман закончен, и уехал вместе с отцом.
— Я же любил тебя! Как я мог так поступить?! А помнишь, помнишь нашу свадьбу? Платье тебе сшила Катерина Ивановна, а туфельки…
— Парадные белые туфельки остались от твоей покойной мамы, и Матвей Яковлевич торжественно передал их мне. Я тогда едва не расплакалась от чувств. Мне казалось, что красивее этого ничего и быть не может! Стояла перед зеркалом и глаз отвести не могла. Сейчас-то мой наряд никого не впечатлил бы. Вон видел, что наша дочь себе на ноги нацепила?
— А как же! Почти одного роста со мной сделалась! Я вот только одного не понимаю, как она еще и ходить в этих этажерках умудряется?
— Ну, молодость есть молодость, — с грустной улыбкой вздохнула Ирина.
— Между прочим, нас с тобой рано пока в утиль списывать! И вот что я тебе скажу: хватит сидеть и киснуть, пошли танцевать!
— Максим, ты что! Я в последний раз лет пять назад танцевала! Я же разучилась!
— Вот сейчас все и вспомнишь! Между прочим, ты раньше вальсировала не хуже нашей дочери!
— Ну, с таким партнером, как ты, это было совсем не трудно…
В номер Лешка внес меня на руках, категорически настояв на буквальном исполнении этой части ритуала. Что ж, я была совершенно не против. Когда мужчина берет тебя на руки — это всегда ужасно романтично, а уж в такой особенный день и подавно. Аккуратно сгрузив меня на кровать, он вернулся к двери, повесил на нее табличку «не беспокоить» и запер номер изнутри.
— Ну как, остались силы для первой брачной ночи? — шутя осведомился Лешка, сняв с меня шляпку и забросив ее на стул.
— Даже и не знаю, как сказать, — призналась я ему. — Боюсь, что засну в самый ответственный момент.
— А кто-то, помнится, рвался сравнить, чем отличается жених от мужа? — состроив удрученную гримасу, заметил мой свежеиспеченный супруг.
— Думаю, я всегда успею прояснить этот момент и вполне могу заняться этим, скажем, завтра, — заверила я Лешку, но не тут-то было!
— В прошлые выходные нас прервали на самом интересном месте. И сегодняшним вечером я твердо намерен довести начатое до конца, — проинформировал Лешка, попутно освобождая меня от свадебного наряда.
— Хм, а можно поподробнее, мужчина? Вы начнете с того момента, как нас прервали, или предпочтете повторить все с самого начала?
— Разумеется, вариант под номером два. — Мой муж уже добрался до застежек платья, одновременно умудряясь ласкать меня, с каждым мгновением заводя все сильнее и сильнее.
— Коварный искуситель! — заметила я ему и помогла покончить с платьем.
Увидев меня в белом кружевном великолепии, на какой-то момент Лешка лишился дара речи. Ух, получается, не зря я целый день эту пытку терпела. Стоит только посмотреть на восхищенное лицо мужа, чтобы в этом убедиться. Довольная произведенным впечатлением, я во весь рост растянулась на кровати и томно выгнулась для пущего эффекта. Леха едва не застонал и принялся экстренно освобождаться от собственной одежды.
А сон, как ни странно, словно рукой сняло! Да и усталость куда-то подевалась бесследно. Наверное, нас с Лешкой посетило нечто вроде «второго свадебного дыхания». Я не предполагала, что после столь утомительных торжеств способна на такие безумства…
— Прошу минуточку внимания, — произнес в микрофон тамада, дождавшись конца музыкальной композиции. — Найден бумажник с кредитными картами и документами на имя Пола Версальски, гражданина Соединенных Штатов. Просьба вышеозначенному господину или тем лицам, кто осведомлен о его местонахождении, обращаться к администратору ресторана. Спасибо!
Максим вопросительно взглянул на Ирину.
— А что? — повела та плечами. — Я лично ничего не слышала!
— Я так и понял! — усмехнулся Максим и вновь увлек жену танцевать.
А за столом меж тем вился неспешный разговор Матвея Яковлевича и Катерины Ивановны.
— Вот и внучку замуж выдал, глядишь, скоро правнуков нянчить будешь.
— Коли даст Бог здоровья — всенепременно. Только, боюсь, не доживу я до этого дня. Молодежь-то наша больше о работе да о карьере печется, а уж о детках — во вторую очередь. Оно и понятно: сначала самим на ноги встать надо, а уж потом все остальное.
— Ну, у Лизоньки с Лешей и с работой все в порядке, и с достатком. Так что не переживай, Яковлевич, глядишь — уже в следующем году в твоем доме жильцов прибавится. А если молодым вдруг еще какая помощь понадобится от старой бабки, я завсегда готова! Уж очень они мне оба нравятся, милые такие, уважительные выросли…
— Ох, Катюша, ты меня и насмешила! Что ты на себя напраслину возводишь? Тебе до старой бабки еще как минимум лет двадцать! Это я уже старпер, песок из меня сыплется…
— Вот сейчас стукну тебя по губам, Яковлевич! Не смей так о себе говорить! Вон какой бодрый и подтянутый, орел, а не мужчина!
— Орел? — задумчиво произнес Матвей Яковлевич, а в глазах его запрыгали веселые чертенята. — Ну а раз так, дозволь-ка, Катюша, тебя на танец пригласить!
— Ой, да ты что, Яковлевич! Мне ж танцевать — только позориться, я ж хожу еле-еле, вперевалку, как утица, через пару лет уже палочка понадобится, а ты вон что удумал!
— Значит, никакой я не орел, — сделал вид, что расстроился, Матвей Яковлевич, — если красивая женщина мне в танце отказывает.
— Яковлевич, да пойми же ты, чудак-человек, я ж не из-за тебя, я из-за себя так говорю! Опозоримся мы с тобой, будут люди на нас пальцами показывать: мол, совсем спятили, старые, куда лезут!
— А если я очень тебя попрошу? — лукаво ухмыльнулся Матвей и прижался губами к запястью Катерины.
Та вновь запылала румянцем, еще с полминуты сомневалась, а потом — была не была! — приняла приглашение. Осторожно поддерживая друг друга, пара старичков двинулась к танцполу.
Максим, заметив отца и сообразив, зачем он с Катериной пробирается к сцене, что-то быстро сказал на ухо жене и на минуту оставил ее одну, а сам подошел к тамаде. Тамада выслушал его просьбу, кивнул и принялся копаться в дисках с записями композиций. Обнаружив то, что искал, он зарядил диск в музыкальный центр, улыбнулся и произнес в микрофон:
