подушку. Больно. Дети самые жестокие существа, только они могут причинить такую боль, стекающуюся изо всех участков тела и концентрирующуюся в саднящей груди. Что будет дальше?

Плевать. Ему хотелось лежать так вечно, не видя никого, не слушая никого и оградив себя от

внешнего мира, раздражающего, давящего и уничтожающего всё живое.

Телефон Савкина разрывался от звонков, но он игнорировал любые посторонние звуки, кроме

колкого биения собственного сердца. На смену апатии пришла злость на самого себя за то, что сразу

не принял сына, на отца, который впустил в дом чужого человека и на того самого человека, на

Антона, ворвавшегося ураганом в его размеренную устоявшуюся жизнь. Малолетний сопляк, возомнивший себя взрослым, упрямый, укравший внимание Артёма и привязавший к себе самого

студента. Он был огнём, который манит, но не даёт прикоснуться к себе, обжигая. Чёртов

мальчишка, поглощающий его день за днём с завидным упорством. Даже ребёнок выбрал его, а ведь

дети очень обострённо чувствуют. Значит, в школьнике есть какая-то внутренняя магнетическая

сила, приковывающая к себе людей.

Глеб думал, что лежит так всего несколько минут, но, на самом деле, прошёл уже не один час.

Погрузившись в себя, он не услышал, как открывается дверь и тихие неуверенные шаги по мягкому

ковру приближаются к нему. Вздрогнув от неожиданного прикосновения чужой ладони к плечу, он

обернулся, подняв голову, и замер.

— Ты?!

Антон, отводя глаза и слабо улыбаясь, сел на край постели. Он молча теребил в руках

позвякивающую связку ключей, прицепленную к смешному брелоку-кролику. Точно такой же

брелок был у Глеба на ключах от Аниной квартиры, поэтому у него не возникло вопроса, как

школьник попал к нему в дом.

— Чего тебе? — Савкин нетерпеливо дёрнул плечом.

— Глеб, прости, — блондин с трудом выдавливал из себя слова. — Я всё объяснил Артёму.

— Как мило с твоей стороны. Какого хера ты вообще влез в мою жизнь? — накопившиеся эмоции, наконец, нашли способ выплеснуться. Вскочив, студент схватил Тимошина за грудки и сдёрнул с

кровати. — Какого чёрта ты влез? Кто тебя просил? Я? Ты настаивал на встречах, нёс какую-то

херню о данном слове! Сопляк!

— Глеб, успокойся, — старшеклассник накрыл сжатые на его рубашке кулаки своими ладонями. —

Не психуй.

— Не психовать? Что ты понимаешь?

— Я всё понимаю.

— Да неужели?!

— Глеб, пожалуйста! — Антон потянулся вперёд и, обхватив руками лицо шатена, припал к его

губам, надеясь привести в чувство поцелуем. Сейчас он был готов на это, потому что корябающее

душу чувство вины не давало покоя. Он действительно должен был исчезнуть, не вмешиваться, не

лезть, но не мог остановиться. Савкин не отвечал, несколько секунд он терпел попытки

старшеклассника углубить поцелуй, а потом отшвырнул его на кровать, брезгливо вытирая губы

ладонью.

— Щенок, с ума сошёл? Жалость позволила заткнуть принципы? Засунь её себе в то самое место, которое так хочешь подставить мне!

— Дурак?

— Кто из нас? Сначала виснешь на мне, а потом ломаешься, как целка, отнекиваешься от

собственных желаний и орёшь, что я похотливое животное! Что ж ты сейчас на меня бросаешься?

Определись уже!

— Успокойся! — Тимошин поднялся с кровати и встал напротив студента.

— Уходи.

— Глеб?

— Пошёл вон отсюда! И больше никогда, слышишь, никогда не появляйся в моей жизни! —

толкнув Антона к двери, Савушка устало рухнул в широкое кресло возле окна.

— Артём не виноват, он ребёнок…

— Кто сказал, что я виню своего сына? Уходи, мелкий, просто уходи, пока я не наделал глупостей!

— Может, я не против глупостей… — старшеклассник замер в дверях.

— Вали отсюда, соблазнитель херов. Знаешь, ты хуже Ярика. Все его подстилкой называют, а он

ведь честный! Он не стесняется и не боится своих желаний.

— Не сравнивай меня с этой блядью!

— А кто ты? Хочешь меня до одури, но отталкиваешь, закопавшись в предрассудки и пережитки

времени! А сейчас пытаешься получить желаемое, оправдываясь перед самим собой, что это из

чувства вины. Ты отвратителен со своей фальшивой жалостью и ничтожной трусостью!

— Ненавижу тебя.

— Исчезни.

С грохотом захлопнув за собой дверь, Антон вылетел из квартиры, пробежал по ступенькам вниз два

этажа и остановился, прислонившись спиной к грязной стене и медленно оседая по ней на бетонный

пол. Обидно, гадко, больно. Он чувствовал себя униженным и раздавленным. Глеб прочёл его, как

открытую книгу, ткнув носом, как нагадившего котёнка, в дерьмо, в его собственные страхи.

Гордость не позволяла поддаться желаниям, но именно сейчас он был готов заткнуть её и утолить

этот физический голод, терзающий его тело с того самого поцелуя в подъезде. И Савкин угадал, сказав, что школьник оправдывается перед собой чувством вины. Именно так. Ведь нужно как-то

объяснить самому себе эти неправильные и грязные желания! Шатен не воспользовался ситуацией, что казалось Тимошину странным, ведь, по его мнению, парня интересовал только секс. От самого

себя было тошно и противно. Кое-как поднявшись, Антон спустился на первый этаж и вышел на

улицу, поправляя на ходу помятую одежду. Он затылком почувствовал прожигающий взгляд. Без

сомнений, Глеб стоял возле окна и смотрел на него. Гордо вскинув голову, старшеклассник зашагал

по тротуару, засунув руки в карманы. Только Савкин не мог видеть его напряжённого лица и

дрожащих губ, он видел лишь блондинистую макушку, исчезающую из поля зрения.

Вернувшись в кресло, шатен обхватил голову руками. Что это было? Зачем он приходил? Зачем

намекал? Мальчик не разобрался в себе толком, но уже научился играть на чужих нервах и чувствах.

Злость накатила новой волной, и Глеб скрипнул зубами, подумав, что надо было припугнуть

сопляка. Всё кончено, он больше не увидит его, жизнь войдёт в спокойное русло, Артём привыкнет к

нему, всё наладится. Только почему так паршиво на душе, будто он совершил какую-то большую

ошибку?

***

— Стас! — Ник окликнул бывшего друга, громко хохочущего в компании подвыпивших ребят.

— О, какие люди! — парень расплылся в улыбке и сделал шаг навстречу Алишерову и идущему

рядом Максу.

— Поговорить надо.

— О чём?

— Ты знаешь.

— Нажаловалась всё-таки маленькая сексуальная дрянь?

— Ты о моей сестре говоришь, падаль! — брюнет не скрывал злости в голосе.

— Меня умиляют твои неожиданно возникшие родственные чувства.

— Не приближайся к ней!

— Или что? Что ты можешь? — Стас ухмыльнулся и кивнул на своих дружков. — Не геройствуй.

— Послушай меня, урод, — Валеев отодвинул Никиту в сторону, — не ищи проблем на свою

задницу.

— А кто тут у нас такой смелый?

— Моё имя тебе ничего не даст.

— Макс? — один из выпивших парней, пошатываясь, подошёл ближе. — Ты откуда здесь?

— Ты его знаешь? — Стас удивился.

— Ещё бы! Пересекаемся часто.

— Привет, Дрон, — рыжик пожал парню руку. — Как ты связался с этим отребьем?

— Да ладно тебе, дружище, не будь таким резким, — парень хохотнул.

— Слушай, объясни своему другу, — Валеев кивнул на Стаса, — что я не люблю шутить.

— А в чём вопрос-то?

— Он знает.

— Бля, пацаны, давайте выпьем? Забейте на всё, — Дрон пьяно хихикнул.

— Нет, спасибо. Ты знаешь, что я предпочитаю другие компании, — Максим брезгливо

поморщился.

— Ты пизды получить хочешь? — Стас сжал кулаки.

— Если ты ещё раз приблизишься к Маше, то отхватишь сам так, что мать родная не узнает. Если и

после этого не врубишься, то тебе майор Кленов объяснит популярно, — рыжик зашипел.

— Кленов? — Дрон снова вклинился. — Макс, ты опять попался ему?

— Нет, тут другое, — студент отмахнулся и ещё раз посмотрел на Стаса: — Надеюсь, ты понял.