Ежедневно Наталья Петровна и сама навещала таких больных. После заживления операционной раны и снятия швов электроды прикрепляли к специальной колодке, фиксировали их на голове и производили практически каждый день в электрофизиологической лаборатории ЭЭГ, ЭСКГ, стереоЭЭГ.
После углубленного анализа клинических и нейрофизиологических данных в процессе проводимых диагностических электростимуляций и поляризаций отбирали подкорковые структуры для формирования в них лечебных деструкций. Локализация таких деструкций и их количество определялись на основании устойчивости клинических и нейрофизиологических показателей в период стабильной компенсации у оперированного, после чего электроды извлекали.
Гиперкинез у больной Г. после операции появился и характеризовался мелким непостоянным тремором в дистальных отделах правой руки, а после деструкции в зоне подкорковых ядер левого полушария большого мозга он полностью прекратился. В течение последующих 20 лет продолжалась переписка с больной, она чувствовала себя хорошо, гиперкинеза не наблюдалось, отмечалась устойчивая компенсация общего состояния, и она даже начала работать на полставки библиотекарем в школе. В последнем письме она сообщала, что переболела тяжелой формой гриппа, насильственные движения в правой руке возобновились и вновь, как и ранее до операции, она не может себя обслуживать.
Особое внимание и забота об оперированных больных методом глубинных электродов проявлялись у Натальи Петровны также в дальнейшем к каждому такому пациенту. К операции она тщательно готовилась, проверяла полноту проведенного обследования, составляла перечень структур-мишеней, отмечала их обоснованность, последовательность введения отдельных пучков, обращала внимание на клиническую симптоматику при проведении в последующем клинико-неврологических и клинико-нейрофизиологических сопоставлений.
Казалось, что среди всех ее забот на первом месте оставались больные с глубинными долгосрочными электродами. Для осмотра их соматического статуса и предотвращения возможного развития пневмонии в связи с манипуляциями вблизи гипоталамического отдела мозга она приглашала свою маму, Зинаиду Васильевну Бехтереву, проработавшую всю свою профессиональную жизнь врачом-терапевтом и считавшуюся среди коллег, больных и родственников самым лучшим терапевтом. Кроме того, таким пациентам Наталья Петровна скрыто приносила «подарки-передачи» от каких-то якобы их знакомых в Ленинграде. Все это отдавала лечащему врачу, просила его отнести оперированному и сказать, что ему кто-то там передал этот подарок (яблоко, небольшую шоколадку, булочку), чтобы он чувствовал не только заботу врачей и медперсонала отделения, а каких-то далеких родственников или доброжелателей из его знакомых. У лечащего врача создавалось впечатление, что в последующем получающие эти передачи больные догадывались об их «подателе», но никогда его не называли.
Наталья Петровна верила, что метод глубинных долгосрочных электродов имеет большие перспективы для лечения больных гиперкинезами и эпилепсией. Именно он позволяет расширить возможности фундаментальных исследований в нейрохирургии и нейрофизиологии по определению участия отдельных подкорковых структур в патогенезе данных заболеваний, выделить среди них наиболее функционально значимые структуры в формировании клинических проявлений болезни и предложить пути к созданию устойчивого лечебного эффекта.
Последующие исследования Натальи Петровной в Институте экспериментальной медицины АМН СССР и продолжающиеся в нейрохирургическом институте разработки подтвердили эффективность производимых ограниченных деструкций в отдельных подкорковых структурах мозга при паркинсонизме, эпилепсии и некоторых психических заболеваниях.
Наталья Петровна, как каждый одаренный человек, была наделена многими талантами, среди которых особенно выделялись ее научные и организаторские способности, отмечаемые многими. Помимо этого она обладала красивым драматическим сопрано, и известная в Ленинграде педагог по вокалу рекомендовала ей готовиться к оперной сцене. Иногда в лаборатории во время чаепития по случаю очередного праздника Наталья Петровна сама запевала или подпевала всему коллективу полюбившуюся новую песню или старинный русский романс. Однажды, по ее рассказам, во время ужина участников Международного съезда нейрофизиологов в Лондоне она запела известную кубинскую песню «Голубка», вызвала у слушателей всеобщее удивление и восхищение.
В те далекие времена защита докторской диссертации рассматривалась как большое научное событие в любом коллективе, и в том числе в нейрохирургическом институте. После утверждения диссертации новый доктор наук готовил большой праздничный стол и приглашал к нему сотрудников старшего и младшего поколений, «остепененных» и «неостепененных», давно и недавно работающих в институте. (Впоследствии эти «всеобщие торжества» были строго запрещены рекомендациями ВАК.)
Вот за таким столом среди многих поздравлений по случаю получения звания доктора медицинских наук мне запомнился тост заведующего рентгенологическим отделением, участника Великой Отечественной войны П. К. Солдатова. Он поздравил Наталью Петровну с таким значимым в ее жизни событием и предложил тост: «За женщину без потолка». Как показала вся последующая ее научная жизнь, его предсказания полностью сбылись.
Д. Л. Спивак. ДЕЯТЕЛЬ НАУКИ И КУЛЬТУРЫ МИРОВОГО УРОВНЯ
– Итак, чем же точно мне следует заниматься? – спросил я Наталью Петровну, когда только пришел работать в ее научно-исследовательский коллектив.
Царственно улыбнувшись, она ответила:
– Тем, что вы себе наметили, – и этим ответом удивила меня раз и навсегда.
Со времени того разговора прошло уже двадцать лет, но я хорошо помню не только его общее содержание, но и неподражаемую, «бехтеревскую», интонацию, с которой были произнесены эти слова.
Сказанное не означает, что коллектив Натальи Петровны был организован анархически. Напротив, управляемость и ее научно-исследовательской группы, и, насколько я понимаю, прочих научных коллективов, которыми ей довелось руководить в течение жизни – а среди них были весьма крупные и непростые, – всегда была просто отменной. Другое дело – к людям разного склада был и разный подход: достаточно подготовленный исследователь, занимающийся своим делом с увлечением и ответственностью, получал максимальную самостоятельность и полное уважение с ее стороны.
Сочетание этих двух принципов – свободы научного поиска и дисциплины – принадлежит к числу ключевых традиций академической науки мирового уровня. Наталья Петровна, как мне кажется, насаждала их последовательно и сознательно именно потому, что работала на мировом уровне сама и ожидала того же от других. Проводить этот принцип в наших условиях было непросто, но ей это, уверен, всегда удавалось.
К восприятию этой установки я был подготовлен опытом моего отца, Леонида Ивановича, пришедшего на работу к Наталье Петровне на несколько лет раньше меня. Окончив Военно-медицинскую академию, он потом проработал там всю жизнь, дойдя до постов начальника кафедры психиатрии и главного психиатра Министерства обороны СССР. Уйдя в отставку полным еще сил и научных планов, отец стал советоваться с друзьями, в числе которых был его соученик по академии, блестящий интеллектуал и добрый человек, профессор Всеволод Иванович Медведев, куда пойти дальше. Всеволод Иванович, бывший в свое время мужем Натальи Петровны, устроил им встречу – и вопрос о дальнейшей совместной работе был решен.
Надо сказать, что отец хорошо помнил то время, когда Всеволод Иванович и Наталья Петровна познакомились, поженились, а потом бывал у них в гостях, когда они поселились, кажется, на улице Белинского. Потом он следил за ее научными работами и всегда радовался ее успехам. Хорошо помню то солнечное весеннее утро, когда он пришел домой с газетой, где было объявлено о присуждении Наталье Петровне и ее ученикам Государственной премии, и мы с ним рассматривали фотографии новоиспеченных лауреатов…
