Как и многое новое, этот метод традиционная медицина приняла в штыки. Последовали многочисленные комиссии из Москвы. Меня вызывали на Ученый совет Минздрава СССР. В январе 1986 года я защитила докторскую диссертацию, в которой обобщались клинические и физиологические результаты прямых электростимуляций пораженных зрительных нервов. Диссертацию ВАК не утверждал в течение года. В январе 1987 года наконец пришел вызов из Москвы для решения вопроса о судьбе моей диссертации. Честно признаюсь, я несколько утомилась доказывать всем одно и то же, поэтому не хотела ехать в Москву, без большого сожаления отказываясь от научной степени доктора медицинских наук.
Здесь опять-таки судьбоносную роль сыграла Наталья Петровна. Она меня убедила ехать не столько на защиту диссертации, сколько на защиту изобретенного мною метода. Мне удалось отстоять и то и другое, о чем я на радостях забыла сообщить Наталье Петровне, и ей пришлось звонить председателю ВАК и узнавать о результатах прошедшего совещания. На следующий день я вернулась в Ленинград и устремилась в ИЭМ, чтобы все рассказать Наталье Петровне и подарить ей цветы. Она приняла меня через несколько часов (только тогда она перестала на меня сердиться) и не без доли ехидства поинтересовалась:
– Что, разве нельзя было позвонить мне из Москвы?
Я, изобразив крайнюю степень слабоумия, сказала, что в ВАК телефонов не было и в Москве тоже. На этом инцидент был исчерпан. В результате метод удалось отстоять – спасибо Наталье Петровне Бехтеревой! Вскоре началась разработка метода прямых (контактных) электростимуляций слухового нерва (также по согласованию с Натальей Петровной), который имел существенное преимущество перед модным теперь направлением кохлеарного протезирования слуха. Этот метод описан в статьях и главах той же монографии.
Но жизнь состояла не только из работы. По ходатайству Натальи Петровны в 1984 году мне выделили собственную жилплощадь, а до этого я жила вместе с родителями и дочкой в двухкомнатной квартире. Большое спасибо Наталье Петровне!
Примерно с этого же времени я и руководимый мною коллектив начали разрабатывать способ чрескожной электростимуляции зрительных и слуховых нервов, который является физиологичным, нетравматичным и позволяет существенно увеличить область его применения, а также расширить возрастные группы пациентов (включая маленьких детей и стариков).
К 1989 году было разработано медико-техническое задание специализированного многоканального электростимулятора «Фосфен», который в этом же году был утвержден Комитетом по новой технике Минздрава СССР.
С тех пор и по настоящее время я и мои коллеги продолжаем развивать направление чрескожных электростимуляций корковых и подкорковых структур для лечения нарушений слуха, зрения, а также ряда тяжелых неврологических заболеваний: последствий инсульта, черепно-мозговых травм, родовых травм, паркинсонизма, эпилепсии, рассеянного склероза, детского церебрального паралича и других. За это время нами была создана уже четвертая модификация «Фосфена». Я бы не стала упоминать об этих исследованиях, если бы они не являлись логическим продолжением метода лечебных электростимуляций подкорковых структур, созданного Н. П. Бехтеревой.
Последние годы отношения Натальи Петровны со мной были не столько деловыми, сколько дружескими и доверительными. Она давала мне много советов в сложных житейских вопросах. При все более частых встречах мы с ней обсуждали некоторые философские и психологические аспекты человеческой жизни.
Чем больше времени проходит со дня ее кончины, тем сильнее чувствую, как не хватает мне моего Учителя, который определял мою творческую биографию. Я благодарю Судьбу за то, что на моем жизненном пути в течение многих десятилетий, зримо и незримо, присутствовала столь яркая и неординарная Личность – Наталья Петровна Бехтерева.
В. Г. Вахарловский. ВНИМАНИЕ, БЛАГОДАРНОСТЬ, САМЫЕ ДОБРЫЕ СЛОВА
Наталья Петровна Бехтерева никогда не была моим непосредственным руководителем. Однако почти весь период моего пребывания в Институте экспериментальной медицины (1970–1990 годы) я работал в клинике Отдела нейрофизиологии сначала на базе больницы № 20, а затем в институте, поэтому Наталья Петровна (в Отделе все звали ее НП) меня знала в лицо и по имени и отчеству с первых дней нахождения в институте. Всем известно, что Наталья Петровна особое, более того – исключительное, внимание уделяла клинике.
Наши личные встречи и беседы были немногочисленными, но почти все они остались в памяти. Некоторые из них представляются мне достойными внимания. Они показывают, насколько Наталья Петровна была мудра и умна, чем отличаются далеко не все люди, в том числе и ученые, и облаченные властью.
В мою задачу входило вести больных с тяжелой наследственной патологией – гепатолентикулярной дегенерацией – ГЛД (болезнью Вильсона – Коновалова), Будучи сотрудником Лаборатории биохимической генетики, я участвовал в изучении диагностики, методов лечения детей и взрослых, молекулярно-генетических исследованиях этих больных. Клиническая симптоматика заболевания в основном заключалась в циррозе печени и тяжелой экстрапирамидной подкорковой недостаточности.
Впервые в мире в 1971 году трем больным ГЛД (из-за отсутствия тогда поставок в страну необходимого для них пеницилламина и принимая во внимание тяжесть неврологического состояния) был применен стереотаксический метод лечения. У первых двух больных были получены впечатляющие положительные результаты. Третий после операции впал в мозговую кому.
В течение трех дней кризиса (а это были выходные) я не выходил из клиники, день сравнялся с ночью. В течение всего этого времени о его состоянии беспокоились сотрудники Отдела, клиники и другие. Звонки были беспрервыными. Я постоянно докладывал обстановку руководителю нашей клиники Антонине Николаевне Бондарчук и заведующей отделением Лидии Ивановне Никитиной. В три часа ночи на третьи сутки очередной звонок:
– Наталья Петровна. – Я опешил, сообщаю пульс, давление. И слышу:
– Это я все знаю. Виктор Глебович, за трое суток вы что-нибудь ели, обедали?
Я работаю в институте всего год, старший лаборант, врачишка, и – «Вы обедали?» Через полчаса после этого телефонного разговора мне принесли большой поднос с едой. Еще раз замечу – четвертый час ночи.Конечно, Наталья Петровна все это время контактировала с моими клиническими руководителями и была в курсе всех дел. Она тоже не спала в те дни, но никто не догадался спросить у меня: «А как ты сам?» Я до сих пор слышу ее вопрос: «Вы что-нибудь ели?»
Мои шебутные больные резко отличались по возрасту и поведению от больных паркинсонизмом, адинамичных и пожилых, – основной контингент пациентов ИЭМ. Вызывают в кабинет Антонины Николаевны Бондарчук. Вижу Наталью Петровну.
– Вы – лечащий врач больной А.?
– Я.
– Как вы к ней относитесь?
– Нормально. Я не совсем понимаю вопрос. – Вы часто ее осматриваете?
– Почти каждый день, чтобы не пропустить обострения гепатита на фоне стимуляций.
В ответ Наталья Петровна сказала, что уверена, Виктор Глебович отношение к себе больной использует для ее же пользы. Я вышел из кабинета совершенно обескураженный, не понимая, что случилось.
Оказалось, одна из «суетливых» сообщила руководству, что А. в меня влюблена, ежедневно меняет нижнюю одежду и специально готовится к моему обходу. Как бы с молодым доктором не получился скандал, а осматривает он ее каждый день. Не следует ли предотвратить неисправимое и отстранить его от ведения больной?
Мудрая Наталья Петровна за несколько минут поняла суть дела и навсегда «закрыла» этот вопрос.
Не исключаю, что если бы не вмешательство академика Бехтеревой, то эту больную я не курировал бы десятки лет и не имел бы самое большое в стране число наблюдений таких больных.
Когда был получен пеницилламин, возник вопрос: наблюдать больных ГЛД с вживленными электродами без применения препарата, дабы проследить длительность эффекта стимуляций, или назначить патогенетически обоснованную терапию. Ряд молодых исследователей призывали во благо науки к первому варианту. Наталья Петровна присоединилась, смею так сказать, к моему мнению: начать обоснованное фармакологическое лечение независимо от стимуляций. Отмечу, что при обсуждении больного первое слово предоставлялось лечащему врачу. Я был свидетелем не одного случая, когда приоритет и интересы пациента доминировали над возможностью получить научные результаты.
