Тушканы вновь проскакали по крышам вагонов к локомотиву. Наездники в черных комбинезонах спешились и деловито, без суеты, спустились внутрь моторного вагона. Теперь уже гулким залпам дробовиков отвечали четкие автоматные очереди.

По крыше неслись двое. Один на всякий случай стрелял назад, по открытому люку, другой, помоложе и с чемоданом, несся не оглядываясь. Он первым запрыгнул в седло, и тушкан, сорвавшись с крыши широкими прыжками, поскакал прочь. Следом за ним спрыгнул второй. Поезд продолжал тормозить. Нагоняющие тушканы лупили мощными лапами по бортам, в последнем вагоне стекол уже не осталось.

Костер они развели уже в темноте, так как Степан собирался скакать до ближайшего приличного жилья. Но жизнь внесла коррективы, и, отпустив тушканов пастись, Степан с Виктором остановились под огромным высохшим деревом. В седельных сумках нашлась еда, спальники, выпивка – ограбленный отряд был неплохо экипирован.

– Так ты все бросил, купил билет и свалил?

– Ну, как бы да. Жалко, но так хотя бы моих не тронут.

– Погоди, Вить. Но это всего лишь книжка, правильно? Что в ней такого?

– А может, тебе лучше не знать?

Степан вылез из спальника и сел рядом с Виктором.

– Не «может». Понимаешь, не для того я тебя вытаскивал, чтобы теперь гадать. Ты ведь даже на крышу поезда лезть не хотел, дитя города. Я думал ты, как правильный, деньги утащил или ценное что, а ты говоришь – книгу. Книг сотни, горят хорошо, только там фантазии одни.

– Книги разные, Степа. Есть развлечения, есть история. Учебники есть.

– Ну, я же и говорю – растопка для костра.

– В этой книге – ноты. Я музыкант.

– А говорил – историк.

– Учусь на историка. Только денег этим много не заработаешь, а отец мой, пианист известный, с детства мне руки на клавиши поставил. Ну, я по барам и подрабатывал, когда семью кормил.

– Ну ладно, а ноты-то что? Нового гимна? Гы!

– Смеешься? Гимн потому и гимн, что единственный. Нет, все еще интереснее.

– Ну?

– Мой отец всегда говорил, что музыка – она не просто так, в ней есть еще один, более глубокий смысл. Дескать, когда-то, до великих побед, ставили эксперименты с музыкой и психикой. То есть определенная музыка вызывает определенную реакцию. И ты, например, слушаешь песенку, а потом у тебя в голове сама собой появляется мысль, что неплохо бы завтра как следует поработать и совсем не пить, например. А потом, то ли оно из-под контроля вышло, то ли… В общем, я не знаю. Но теперь у большинства реакция на определенную музыку однозначная.

– Ерунда.

– Ерунда? Ты во время гимна сидеть пробовал?

Степан захохотал:

– Подловил! У нас даже в казарме с ребятами такая пытка-шутка была – привязывали к стулу во время исполнения гимна по радио. Кто покрепче, стулья ломали, а кто послабее – себя, мда. Мне-то полегче, у меня левое ухо не слышит. Значит, есть и другие мелодии?

– Собственно, да. И как раз в этой книжке.

Виктор вынул очень потрепанную книгу и сел у костра.

– Обычная книжка, обычные ноты. В институте нашел, в исторической библиотеке. Предисловие странное только. И гриф секретности – я только дома посмотрел. Мама дорогая. Бросился возвращать, а там уже оцепление, полиция. Короче, вот так.

Степан молча сидел рядом. Виктор листал страницы.

– Я не знаю, как это работает. Играть отсюда что-то – безумие, страницы перепутаны, названия зашифрованы. Тут десятка два произведений, может, какое-то из них – призыв к самоубийству? И только одно без шифра. «Анду» – написано. Якобы возвращает обратно все изменения.

– И ты хочешь это сыграть?

– Ну да. А то мало ли что еще в гимн прописано, помимо вставания? Может, уважение к власти пропадет?

– Смеешься, что ли, – улыбнулся Степан. – Скажи еще, инстинкт самосохранения откажет.

– Да шучу, конечно. Базовые принципы, это базовые, их тронуть – личность разрушить. Инстинкты самосохранения, размножения, любви к родине и другие никуда не денутся. Но что-то наверняка изменится?

– Может, оно и так. А стоит ли?

– Попробовать стоит.

Через сутки выматывающей скачки к вечеру беглецы добрались до окраин какого-то городка. У оградки убогой лачуги под вывеской «Бар Старый сволочъ» привязали тушканов, зашли, заказали. Виктор отправился искать хозяина, а Степан, оглядев шумный зал и убедившись в относительной безопасности, с интересом смотрел на пухленьких официанток, прикидывая что-то в уме. Виктор вернулся и молча сел рядом.

– Слушай, Вить, как тебе эта, справа? Ну, в передничке?

– Он сказал, что пианино у него есть, и можно сыграть.

– А, ты все об этом. И сколько заплатит?

– Я не спросил. Какая разница.

– В смысле – ради высокой цели неважно?

– В смысле – оплата у музыканта стандартная.

– Бросай лучше всю эту лабуду. Выкидывай книгу, и уходим. Им нужна она, гнаться никто не станет, спокойно отсидишься где-нибудь, потом вернешься, с женой заживешь, ну?

– Надо попробовать. Потом – увидим.

Он уже так давно не сидел за инструментом. Прошло меньше недели, а кажется – годы. Пианино в баре явно помнило лучшие времена, но настройка осталась почти в идеале. Он пробежал пальцами арпеджио, взял несколько аккордов. Открыл и поставил книгу. Гомон людских голосов остался где-то за спиной, бесконечно далеко, когда Виктор легко коснулся клавиш и заиграл. Бар умолк.

Секунды уже почти сложились в минуту после затихания последней ноты, когда кто-то скрипнул стулом. И словно очнувшись от сна, люди зашумели, вновь загомонили и потянулись заказы. Виктор сидел, сложив руки на крышке пианино.

Степа подошел к нему.

– Уходим. Быстро.

Виктор обернулся. В толпе ощутимо добавилось черного цвета. Знакомые люди в черных комбинезонах с короткими автоматами в руках входили в бар. Вынырнувший из толпы Ус шел к пианино, на ходу расстегивая кобуру. Степан повернулся, врезал кулаком по крышке пианино, так, что книга свалилась, и, заткнув рукой правое ухо, заорал:

– Играй! Ну! Играй, как умеешь!

Эта ночевка практически не отличалась от предыдущей. Только тушкан был один, он и обкусывал методично листы с дерева. Да и дерево, хоть было и поменьше, чем в прошлую ночь, зато живое. Глядя на трофейного тушкана, Виктор неожиданно понял: словосочетание «банда правительственных войск» вызывает у него странные, неправильные ассоциации. Хотя банда, она и есть банда, как ни назови. Рядом грязно ругался Степан, пытаясь перебинтовать руку.

– Давай помогу.

– Держи здесь. С ума сойти. Гы! Осторожнее! Давно я так не развлекался.

– Ага.

– Не, правда! С выпускного! Кстати, теперь у меня восемь из восьми!

– Поздравляю.

– Слушай, а что ты смурной такой? Выбрались, отбились, книга у них, искать не станут, отсидишься, перебьешься, в Рым скатаешься, в конце концов! Что грустишь, ну?

– Не сработало.

– Ты о чем?

– О мелодии. Я не ощущаю ничего, никакого изменения. Я думал, мир перевернется, смысл может какой появится новый. Ничего.

– Ну, как сказать. За смысл я не поручусь, вот только к залу ты спиной сидел. А я видел. Так вот: ни один в зале не стоял. Кто стоял, все сели. Как будто ноги держать перестали, официантки аж по стеночке сползли. Так что работает мелодия.

– Думаешь?

– Ну да. Может, для сильного эффекта ее надо как гимн играть – по три раза в день, а так только на ноги и действует.

Костер трещал, разбрасывая искры. Виктор подбросил дров и стал смотреть, как их охватывает пламя.

– Значит, несколько раз нужно. Что ж, память у меня хорошая.

– Думаешь, не забудешь?

– Думаю.

– Слушай, а вот, кстати, хотел спросить…

– Что?

– А что ты сыграл тогда? Они ж друг друга в клочья рвали, даже автоматы бросили. Я боялся – помогать придется, но, считай, только Усу и помог.

– А это. Та еще история. Секрет профессии…

– Ну! Все-таки?