Посвящение: Amineya

— Девушка, возьмите! Последний остался, — сухонькая старушонка поймала меня на выходе из

метро, крепко вцепившись костлявыми пальцами в мою футболку и суя под нос тощий букетик

ландышей. — За сорокушечку отдам. Нигде тута дешевле не найдёте! — она буквально впихнула

мне в руку цветы и выжидающе уставилась своими глазками-бусинками.

Я молча достала из кармана помятый полтинник и протянула ей. Старуха исчезла так же внезапно, как и появилась, забыв о том, что вроде как за «сорокушечку» товар обещала. А я медленно

поплелась по тротуару мимо выстроившихся в ряд маршруток в сторону дома, потому что последние

деньги, отложенные на дорогу, только что отдала за несчастный потрёпанный веник.

Ненавижу ландыши! Кладбищенские цветы.

А он любил их. Говорил, что они пахнут его детством, беззаботностью и бабушкой. Он...

Впервые я увидела его, придя за конспектами домой к однокурснице Анфиске, одной из немногих, с

кем я сразу сдружилась, поступив в наш универ.

Валерьян Ефимович, её отец, как раз собирался уезжать куда-то и предложил подбросить меня.

Было неловко, но Анфиска с отцом на пару уговаривали меня и добились своего, потому что под

таким напором я сдалась довольно быстро, решив, что хоть раз можно доехать до дома с комфортом, а не трясясь в метро и отбивая голову о потолок переполненной маршрутки.

В машине он сам начал разговор: интересовался, почему мы, молоденькие девчонки, повально идём

учиться на журналистов, когда есть много профессий, более надёжных и перспективных; спрашивал

о моей семье, рассказывал о своей службе в мореходке и о том, какой забавной была Анфиска в

детстве.

Валерьян потребовал называть его по имени и на «ты», потому что он, видите ли, чувствует себя

немощным дряхлым стариком, когда я «выкаю». До моего дома мы ехали всего сорок минут, но мне

казалось, что знакомы мы уже целую вечность. Я преданной псиной заглядывала ему в глаза и

наверняка виляла бы хвостом, если б он у меня был.

Уже дома, лёжа в кровати, я снова и снова прокручивала в голове наш разговор, убеждаясь, что отец

Анфиски необычайно приятный человек.

В следующий раз мы столкнулись в больнице, куда я пришла навестить дедушку, а он привёз

продукты жене, которая, как выяснилось, работала там и в этот день у неё было суточное дежурство.

Валерьян опять подвёз меня до дома и, прощаясь, посмеялся, что, мол, если останется без работы, пойдёт в таксисты, чтобы возить таких прекрасных юных барышень.

Уже потом я аккуратно выведала у Анфиски, что её отцу сорок пять лет. Сорок пять и восемнадцать.

Кому-то это могло показаться чудовищной разницей, но только не мне, очарованной этим мужчиной.

Да, он очаровал меня. Очаровал за пару встреч настолько, что я сама стала напрашиваться к

однокурснице в гости, чтобы видеть его.

Подвозил он меня лишь в те дни, когда его жена была на сутках, а однажды, когда я уже собиралась

выйти из машины, тихо сказал, что не слепой. Прощание получилось смазанным, потому что я

поняла, о чём он. Наверное, глупо было надеяться, что Валерьян не заметит моих тоскливых

взглядов и того, как я стараюсь быть ближе к нему, порой прикасаясь, будто случайно.

Мне стало страшно, но даже страх не смог остановить меня, и я продолжала приходить к Анфиске, придумывая зачастую нелепые предлоги.

Валерьян вёл себя как прежде и лишь иногда, украдкой, как-то тяжело вздыхал, поглядывая на меня.

Его жена, казалось, воообще не замечала моего присутствия. Эта женщина была поглощена своей

работой и даже дома постоянно висела на телефоне, решая какие-то вопросы с коллегами.

Валерьян всё реже подвозил меня, словно боялся оставаться со мной наедине. Я довольствовалась

тем, что есть, хотя желала большего. И тем не менее я была шокирована и обескуражена, когда мечта

последних месяцев моего существования внезапно исполнилась.

Валерьян был пугающе молчалив и сосредоточен на дороге и будто вовсе забыл о моём присутствии

в салоне его автомобиля. Непривычная тишина давила. Остановившись возле моего подъезда, он

опустил стекло и закурил. Никогда раньше я не видела в его руках сигарет. От удивления я даже не

сообразила, что пора бы попрощаться и топать домой, я смотрела на Валерьяна, вытаращив глаза.

— Что ты со мной делаешь, девочка? — окурок полетел на асфальт, зашуршал ремень безопасности, а герой моих грёз резко повернулся и впился в меня колючим взглядом.

— Что ты имеешь в виду? — дрожащими пальцами я тоже отстегнула ремень и крепко вцепилась в

ручку на дверце, готовая в любую секунду сорваться с места.

— Я не слепой, — на выдохе произнес он и, помолчав, едва слышно добавил: — И не железный.

А потом мы одновременно рванулись к друг другу и начали жадно целоваться. Я цеплялась за его

плечи, все ещё не веря, что это происходит на самом деле. Валерьян был груб и напорист, но я лишь

сильнее разгоралась и понимала, что окончательно сдалась и попала в плен к этому мужчине.

— Иди домой, — прохрипел он, оторвавшись от меня.

— Не хочу...

— Через три дня. Обещаю. Я позвоню.

Мне оставалось только подчиниться. Я ждала. Три дня я ждала, практически не выпуская телефон из

рук. Валерьян сдержал слово, и с того дня завязались наши нелёгкие отношения. Мы встречались в

кафешках на окраинах или уезжали в пригород, чтобы свести к минимуму возможность

столкновения с кем-то из моих или его знакомых. Я обожала моменты, когда могла без страха идти с

ним за руку и целоваться прямо на улице. Я болела нашими минутами близости на заднем сиденье

его машины или в съёмных комнатах. Я едва не сошла с ума от счастья, когда Анфиска и её мать на

неделю уехали на юг, и тогда мы с Валерьяном существовали друг для друга и больше ни для кого.

Я быстро выучила нехитрые правила:

— Никому ничего не говорить.

— Не звонить по вечерам и по ночам.

— Не дразнить его при жене и дочери, облизывая губы, наклоняясь, стоя к нему спиной, надевая

кофты с глубоким вырезом и призывно улыбаясь.

— Не таращиться на него так явно в их присутствии.

— Не царапать его спину и не оставлять засосы.

— Не поливаться духами перед встречей с ним.

Это было легко запомнить, но порой трудно выполнить.

Я понимала, что Валерьян не уйдёт из семьи, и даже не пыталась заводить разговоры на эту тему. Я

вообще боялась хоть в чём-то давить на него или требовать чего-то.

Смеясь, он называл меня своей маленькой Лолитой. А из меня Лолита так себе... на слабенькую

троечку. Я любила его. Любила отчаянно, как любят в юности. Я не видела возрастной пропасти

между нами, седины в его волосах и морщин на лице, нездоровой усталости и тёмных кругов под

глазами — я видела лишь мужчину, без которого не мыслила своей жизни.

Конечно, я хотела, чтобы Валерьян был только моим, но осознавая невозможность этого, жила тем, что он давал мне. Я дарила ему такие подарки, которые могли сойти за презенты коллег и друзей, я

терпеливо ждала каждой нашей встречи и старалась брать от неё по максимуму. Я злилась, когда он

говорил, что мне нужно встречаться со сверстниками, но никогда не признавалась в своих чувствах, потому что мне казалось, что стоит сказать об этом, и он уйдёт от меня навсегда. Я несколько

отдалилась от Анфиски, боясь каким-нибудь взглядом или словом дать ей понять, что происходит

между мной и её отцом. Теперь мне не было необходимости приходить к ним домой, чтобы увидеть

Валерьяна — он всегда сам приезжал, когда появлялась возможность, и мы сбегали вдвоём от суеты

и рутины серых будней.

Была ли я счастлива? Да. Я была счастлива долгих и одновременно коротких два года.

Я не знаю, чувствовал ли Валерьян, что близится конец, но однажды вечером, прощаясь со мной