Росита радостно засмеялась. Сверкнув темными глазенками, спросила:

— А откуда вы знаете, что меня у цыганки купили? Разве вам мама рассказала?

— Нет. Просто я знаю, что во всем мире маленьких детей покупают у цыганок, — улыбнулся Илья.

— А как вы, Илио, назовете свою девочку? — не унималась Росита.

— Она будет болтать с вами до утра, — вмешалась сеньора Кончита, беря девочку из рук Финна.

Летчики задумчиво смотрели вслед уходившим женщинам. Антонов тяжело вздохнул:

— Дети Испании… Гляжу на них, и сердце кровью обливается. Растут под бомбами и пулями…

Стемнело, над Каталонскими горами повис золотой серп луны. Смолк грохот прогреваемых моторов. В прохладном воздухе установилась настороженная тишина…

Проверив готовность истребителей, летчики собрались у самолета Степанова.

— Никак успокоиться не могу, — раздался голос Финна. — На детей бросаются — до чего дошли…

— Если б это в первый раз, — откликнулся Антонов. — У фашистов на этот счет даже приказы имеются — стрелять во все, что видят летчики и что движется по земле.

Помолчали.

— Честное слово, ребята, вернусь на Родину — сразу женюсь, — заговорил опять Антонов. — В жены себе выберу обязательно добрую и веселую дивчину, чтобы друзей моих хлебом-солью встречала. Чтобы петь и плясать могла…

— Нет, ты уж свадьбу отложи до того, как мы все из Испании вернемся, — потребовал Финн.

— Конечно, Илья. И ты на моей свадьбе будешь нам петь под гитару…

— Придется мне у Гальярдо срочно учиться андалузским песням.

— Договорились?

— Слово пилота…

Горохов и Антонов поднялись — ночному патрулю пора было в небо. Прошло несколько минут, и Степанов с Финном остались на аэродроме одни.

— Знаешь, Евгений, о чем я сейчас подумал? Когда вернемся домой, в Москву, хорошо бы пролететь нам всей эскадрильей в один из праздников над Красной площадью. Вот так дружно, крылом к крылу, как летаем здесь, в небе Испании.

— Да, Москва сейчас к двадцатилетию Октября готовится. Парад, конечно, будет, — откликнулся Степанов. — Вот что: шел бы ты, Илья, отдохнул немного. Я подежурю. Через час наша очередь…

Стихли шаги Ильи. Удобно устроившись под крылом самолета, Евгений смотрел в ту сторону, куда ушли истребители Антонова и Горохова. В любой момент со стороны Средиземного моря мог появиться противник. Он думал о Москве, о доме, о матери, которая изредка присылала письма, не подозревая, где находится ее младший сын, — ведь адрес был обычный. Быстро мчится время. Почти каждый день бои. «Чатос» не сидят на месте.

Первым возвратился на Сабадель Горохов, через пятнадцать минут — Антонов.

— Ты где это разгуливаешь? — спросил его Степанов.

— Над морем ходил — красотища! Вода переливается, словно в нее серебряных монет набросали. А Барселона здорово с воздуха видна…

— Скоро потемнеет. Ну что, камарадас, выпьем по чашке кофе? А потом мы с Ильей будем собираться в путь-дорогу.

— Не спеши, Женя, до полуночи еще час. А насчет кофе предложение принимается.

Все направились к домику, где отдыхал Финн. Открыв дверь, летчики, к своему удивлению, увидели комиссара Филиппа Агальцова, читавшего за столом газету. На деревянном топчане спал укрытый кожаным пальто комиссара Илья.

— Где это вы, орелики, пропадаете? — здороваясь, улыбнулся Филипп Александрович, хотя прекрасно знал, что патруль только что вернулся на аэродром, а Степанов дежурил на самолетной стоянке.

— Не спится, товарищ комиссар?

— Да вот заглянул по пути. Вечер провел в эскадрилье Ладислава Дуарте. Они скоро перелетят поближе к Бахаралосу, станут вашими соседями. В бой ходить вместе будете.

Алексей Горохов налил из термосов кофе, а Антонов растолкал крепко спавшего Финна.

— Что? Пора? — Илья резко вскочил и сел на топчане. Увидя Агальцова, он улыбнулся. — Это под вашим пальто мне так сладко спалось?

Филипп Александрович молча кивнул.

— Как на фронте? — обратился Степанов к комиссару.

— Неспокойно. На Арагонском у Теруэля и на Центральном фронте в районе Сигуэнсы фашисты сосредоточивают высвободившиеся на севере войска. Иностранная печать много пишет о предстоящем наступлении мятежников. Фашисты в эти дни, без сомнения, попытаются какую-нибудь пакость устроить. Да они и не скрывают этого. Радио Саламанки и Бургоса захлебываются угрозами…

— Год назад в эти дни Франко обещал взять Мадрид, — напомнил Степанов.

— Обещал. А сегодня в Мадриде началась неделя Советского Союза. И не только в Мадриде — вся республиканская Испания готовится торжественно отметить двадцатилетие Октября.

Комиссар достал из планшета красочный листок с силуэтом Кремля.

— Вот программа. Третьего ноября — торжественныйвечер в честь Красной Армии в мадридском театре «Сареуэла». Будет показана пьеса Всеволода Вишневского «Оптимистическая трагедия»…

— После которой все испанки захотят непременно стать комиссарами, — вставил Антонов.

— Возможно, — улыбнулся Агальцов. — Но бдительность в эти дни мы с вами должны утроить. Понятно?

— Не подведем…

В час ночи 2 ноября с Сабаделя в воздух ушел патруль. На прикрытие Барселоны взлетели Евгений Степанов и Илья Финн.

Небо было пустынно. Через час двадцать минут, когда истекло время нахождения в воздухе, Степанов направил истребитель к Сабаделю. На подходе к аэродрому, дав сигнал «Я свой самолет», он дважды включил и погасил огни АНО.

Напряженно всматривался летчик в темноту, ожидая увидеть вспышку посадочных огней. Но ничего не уловил, кроме мелькания тусклых полосок света в северной части аэродрома.

«В чем дело? Почему не включают посадочные огни? Сел ли Илья?» Воздух распороли красные ракеты. «Запрещают посадку? Что случилось?» Сердце Степанова сжала тревога. Но все-таки пришлось уйти на следующий круг.

А на аэродроме действительно стряслась беда.

Как и было условлено, закончив патрульный полет, Финн в два часа тридцать минут подошел к Сабаделю. Вспыхнули и погасли бортовые огни. Самолет пошел на снижение. Вновь на крыльях зажглись огоньки — зеленый и красный. Антонову, который наблюдал за посадкой истребителя, подумалось, что Финн четвертый разворот выполнил дальше, чем положено. Но он успокоил себя тем, что в истребителе находится опытный летчик, С мягким рокотом «чато» подходил к земле. И тут раздался глухой удар, вслед за ним треск ломающегося дерева. Стоявший рядом с Антоновым механик Гальярдо с криком бросился к рухнувшему на землю самолету, вслед за ним побежал Антонов. Осветив карманным фонарем землю, они увидели опрокинувшийся вверх колесами истребитель.

Случилось непоправимое. Зацепившись крылом завершину пробкового дуба, росшего на границе аэродрома, истребитель ударился о землю и несколько раз перевернулся. У самолета было сломано правое крыло, левое с разорванным перкалем торчком уставилось в темное небо.

Илью осторожно вытащили из смятой пилотской кабины. Летчик был без сознания и весь в крови. Его немедленно отправили в городскую больницу…

Ничего этого еще не знал Степанов, его только тревожило временное запрещение посадки. Он несколько раз прошел над Сабаделем, пока наконец внизу вспыхнул свет автомобильных фар. Приглушив мотор, Степанов повел истребитель на посадку. Не успел он расстегнуть привязные ремни, как к самолету подбежал Энрике. Из его сбивчивых объяснений Евгений понял, что десять минут назад «чато» Ильи Финна потерпел катастрофу…

Рассвет и наступивший день слились для Степанова в какой-то сплошной кошмарный сон. Закончив боевое дежурство, он и Антонов поехали к Илье в Сабадель. У кровати Финна они застали Аделину. Как выяснилось, летчик получил тяжелейшие травмы. У него были сломаны в нескольких местах обе руки и обе ноги, смята грудная клетка, пробита голова. Несмотря на все усилия врачей, Илья в сознание пока не приходил.

Устало опустившись на стул, Евгений всматривался в лицо друга. Тот в забытьи что-то несвязно шептал разбитыми губами. По палате неслышными шагами ходил Антонов.