Сначала Ники был ослеплен сильным светом, однако щиток его шлема скоро потемнел, и он увидел огромные бетонные полигоны, на которых возвышались, как холмики над кротовыми норами, какие-то постройки. Где-то вдали взлетали и садились разноцветные планетолеты разных очертаний; казалось, они горят в невидимых лучах Солнца, как праздничные ракеты.
Да, лучи Солнца были невидимы, потому что тут не было атмосферы. Солнце походило на огромный огненный шар с размытыми контурами, брошенный среди звездной бесконечности, и все же лило на Луну такой свет и жар, от которых спасал только скафандр.
Студент начал осторожно подпрыгивать и вертеться, ощупывать свое тело, облаченное в непривычно тоненький пирранский костюм; при этом он непрерывно что-то говорил по-русски — должно быть, докладывал свои наблюдения ученым. Слов Ники не понимал, но голос парня звучал восторженно, и мальчик чувствовал такую гордость, будто он сам смастерил чудесный скафандр.
Вот что-то сказала женщина, Ники ее не понял. Сашо что-то ей ответил, и трое ученых повернули к туннелю.
— Мы ненадолго останемся, — сказал Сашо по-болгарски Ники. — Я хочу кое-что тебе показать.
Он поднял руки к небу, и Ники увидел Землю. Огромная, потемневшая сфера Земли подошла совсем близко к Солнцу.
— Скоро мы окажемся в ее тени. Она пройдет между нами и Солнцем.
Земля двигалась со страшной быстротой и с каждой минутой чернела все больше. Но может быть, это не она, а Луна движется с такой скоростью? Ведь Луна вращается не только вокруг своей оси, но и вокруг Земли? Сейчас на этой ее стороне ночь, там все спят, с грустью подумал Ники. Постой! Раз они сейчас войдут в земную тень, значит, будет полное затмение, и жители Земли выйдут на улицы смотреть его, как и сам он выходил когда-то…
Земля уже съела краешек огненного шара и постепенно поглощала его. Лунный горизонт совсем почернел и придвинулся очень близко. Чернота бежала им навстречу, как стена, упирающаяся краями в космос. Вскоре она достигла бетонных построек, и они растворились во тьме. От Солнца остался только раскаленный докрасна уголек. Скоро и он исчез, мрак залил ребят, но стекло шлема тут же просветлело, и Ники увидел необыкновенное зрелище. Земля, закрывшая Солнце, была похожа на черную дыру, по краям которой буйно трепетали розовые и оранжевые языки пламени. Ему даже стало страшно, — а вдруг не Земля поглотила Солнце, а Солнце поглотило его родную планету, — но Ники тут же сказал себе: постой, ведь это же, в сущности, не лунное, а солнечное затмение! Или, может быть, для Луны оно солнечное, а для Земли — лунное! Но раз мы здесь видим Землю такой черной, значит, это может быть и земным затмением… Буф-ф! — вздохнул Ники, — ну и путаница в этом космосе с его вечной относительностью…
Однако Сашо так и не дал ему окончательно определить явление, которое они наблюдают.
— Посмотри вон на те звезды, которые движутся с такой скоростью… Вон там, и там, и там… — сказал он, показывая рукой на небосвод.
Ники уже видел их в самом начале своего пребывания на Луне и еще тогда догадался, что они сотворены руками человека.
— Это космические города, о которых я тебе рассказывал. Отсюда видны не все, а только ближайшие из них. А вон то яркое пятно, видишь, которое движется рядом о тем городом? Там сейчас строится первый звездолет. Его собирают прямо в космическом пространстве, уж очень он велик.
Ники даже задохнулся от волнения. Звездолет? Значит, он полетит к звездам?
— А когда он вылетает?
— Года через три-четыре, — ответил Сашо, не подозревая, какое разочарование вызвал в душе мальчика.
Ники снова посмотрел на Землю и увидел, что она как ошпаренная бежит прочь от Солнца. Сбоку от нее вынырнул огненный серп, он быстро рос, и вскоре безжалостное светило снова залило Луну зноем, а его свет поглотил далекий звездолет.
— Ну как, понравилось? — спросил Сашо.
— Да, — вяло ответил Ники.
Студент-педагог тут же угадал причину его плохого настроения.
— Если ты решишь вернуться на Землю, найдешь новых друзей. Сейчас там очень красиво, люди хорошие, и вообще…
— Конечно, — перебил Ники, — и меня засунут в музей, как ты сунешь в музей мою рогатку. Скажи им, чтобы меня взяли на звездолет.
— В экипаж будут отбирать людей, прошедших специальную подготовку. А насчет музея выброси из головы!
— Но я могу показать им дорогу на Пирру!
— А ты знаешь, где она?
— Не знаю, — признался Николай.
Но Сашо не стал над ним смеяться.
— Я передам комиссии твое желание. Может быть, ты действительно окажешься полезным во время полета.
Но тогда тебе придется остаться на Луне, чтобы твой организм приспособился к космосу, и многому, очень многому научиться.
— Конечно! — твердо заявил Николай, испытывая давно забытое чувство радости.
Ему впервые захотелось попасть в школу, сесть за парту. И это нетрудно понять. Каждый из вас, кто долго не ходил в школу по той или иной причине, знает, что в конце концов начинает скучать по родной парте, по товарищам и даже по некоторым учителям.
9. Ники не желает быть выдающимся гражданином. Какими бывают межзвездные разговоры. Истина — жестокая вещь
Настоящая работа, однако, началась только тогда, когда они вернулись в Институт. Николаю пришлось самым подробным образом рассказать всю историю своих приключений. Его то и дело перебивали, по нескольку раз заставляли объяснять одно и то же, рисовать Мало снаружи и изнутри.
Рисовал он неважно, и все-таки и сомо кусапиенс у него получился похожий, и гигантские животные, и клетчатые лизуны. Во многом помогли записи, которые он надиктовал в аппарат пирранского скафандра. Зато звездные жители и обитатели Райской планеты на его рисунках почти не отличались друг от друга, хотя в жизни были очень разные. Но что поделаешь, если он не умеет рисовать людей.
Дольше всего его мучили, когда он описывал расположение звезд перед посадкой на каждую планету, особенно на Пирру. Ему даже показывали разные звездные карты, но на этот вопрос Ники Буян не мог дать удовлетворительного ответа. До того ли ему тогда было! Сейчас-то он понимал, как это важно для экипажа будущего звездолета, и все время сам себя ругал в душе за ненаблюдательность.
Его и самого исследовали какими-то аппаратами, делали бессчетное количество снимков — и изнутри, и снаружи. И наконец отпустили совсем обессиленного, да еще дали диктофон и попросили записать и зарисовать все, что он вспомнит дополнительно. Аппарат записывал звук, как старинный магнитофон, кроме того, сверху у него был экран, на котором можно было рисовать палочкой. Нарисуешь картинку, нажмешь кнопку, аппарат передает рисунок в свою электронную память и освобождает экран для следующего рисунка.
— Ты сказал им про звездолет? — спросил Ники своего переводчика, когда ученые занялись аппаратами и перестали обращать на него внимание.
— Да, — ответил Сашо, — но об этом еще рано думать. Все равно решать твою судьбу будут не они, а другие люди.
Ники возмутился.
— Это еще почему? Я сам буду решать свою судьбу!
— Ты, дедушка Николай, стал выдающимся гражданином мира, а выдающиеся граждане должны делать то, что от них требуется, а не то, чего им хочется. Я попросил комиссию, чтобы тебя оставили при мне, пока ты не привыкнешь к новому миру.
Ники обрадовался.
— Давай вернемся на базу, а?
— Надо подумать, — хитро улыбнулся воспитатель. — Куда такому старику, как ты, ходить в школу! И потом ученики — тоже вроде выдающихся граждан, они должны делать что полагается, а не что захочется.
— Я буду хорошо учиться, вот увидишь! — горячо заверил его Ники и потом выпалил то, о чем уже давно думал: — Сашо, у вас, наверное, есть очень мощные передатчики. Можно мне послать сигнал по радио? Вы пошлете мои слова в космос, а на Пирре их наверняка услышат. Ведь Нуми уже рассказала им про меня, и они знают, на какой длине волны мы разговариваем. Она вам и скажет, где они находятся. И звездолет полетит куда надо.
