Наконец, она поднялась и опять потащила меня за руку:
«Идем в столовую, поможешь мне приготовить все для зажигания субботних свечей».
К ужину нас собралось всего пятеро, Нетта хотела сесть рядом со мной, но Гила ей не позволила. Тогда она села напротив меня и принялась трогать меня под столом босой ногой — она нарочно пришла в столовую в тапочках, которые тут же скинула и осталась босиком. Я сидела тихо, боясь шелохнуться — а вдруг Гила заметит и меня отчислят?
Потом мы посмотрели по видео фильм про детский оркестр — все дети, и черные, и белые, были очень хорошие, они играли на скрипках и заботились друг о друге. В самый трогательный момент, когда черная девочка спасла белую во время грозы, Нетта громко спросила:
«Интересно, они трахаются или нет?» Мальчики загоготали, а Гила сказала:
«Ну как тебе не надоест, Нетта?».
После фильма нас отправили спать — все разошлись по своим спальням сами по себе, а меня повела за руку Гила:
«Я буду спать в твоей комнате, — объявила она. — Для твоей же пользы!».
«Берегись! — крикнула Нетта. — Она ночью влезет к тебе в постель!».
По-моему, она сказала это просто так, чтобы подразнить бедную Гилу, которая ничего не могла ей сделать. Наутро за завтраком, когда Гила пошла за кофейником, Нетта перегнулась через стол и спросила шепотом:
«Ора, ты меня любишь?».
Глаза у нее при этом были несчастные, и я не знала, что ответить, ведь мы с ней не успели перекинуться даже парой слов. После завтрака Гила объявила, что она сегодня сделает исключение и позволит нам поплавать в бассейне. Хотя по субботам нет спасателя, без которого плавать в бассейне нельзя, она, Гила, сама будет за нами следить, потому что когда-то она кончала курсы спасателей и у нее есть диплом.
«Врет! — шепнула мне Нетта, когда мы надевали купальники, — никакого диплома у нее нет. Просто она не знает, что с нами целый день делать».
Мне было все равно, есть у Гилы диплом или нет, и хоть было еще довольно прохладно, я с удовольствием прыгнула в мерцающую голубую глубину, а когда вынырнула, заметила знакомую фигуру, стоящую на бортике у края воды. Хоть фигура была знакомая, я не сразу узнала своего школьного друга Илана, о котором за это время вообще забыла.
Он весь был потный и пыльный — ведь автобусы не ходили, и он всю дорогу в гору от шоссе прошел пешком, а это изрядно далеко. Я выскочила из воды с радостным криком и поцеловала его. Нетта тут же подплыла к бортику сильными взмахами, сердито дернула меня за ногу и прошипела:
«Это еще кто такой?».
Я отмахнулась от нее, но она не отставала — она так сильно потянула меня за лодыжку, что Илан с трудом удержал меня и еле-еле удержался сам.
«Кто он такой?» — повторяла она, пока я не ответила, что это Илан, мой друг.
«Так у тебя есть друг? Почему ты мне не сказала?».
«Ты ведь не спрашивала».
«Ладно, это неважно. У меня в Иерусалиме тоже есть друг, это мне не мешает».
Илану этот разговор надоел и он оттащил меня подальше от бассейна:
«Что она от тебя хочет?».
«Она хочет, чтобы я с ней дружила», — неохотно пояснила я и побежала переодеваться: все-таки весна только началась и я вся издрожалась в мокром купальнике. Илан попытался было пойти за мной, но я ему не позволила — в нашей школе мальчишкам нельзя входить в спальни девчонок, и я боялась, что из-за него меня отчислят и отправят в интернат для трудно исправимых.
Илан обиделся — он так долго ко мне добирался, сначала на попутных машинах, потом много километров пешком, и хотел за это, чтобы я доказала ему свою любовь. Мы пошли в парк, держась за ручки, но я все время чувствовала, что за мной кто-то следит. Когда мы вошли в кипарисовую аллею, я обернулась и в окне второго этажа увидела Нетту — она свесилась вниз и смотрела мне вслед большими грустными глазами.
«Куда ты смотришь? — сердито сказал Илан. — Или ты не рада, что я приехал?».
«Ну что ты! Конечно, я очень рада», — соврала я, чтобы его не огорчать, хотя уже устала от того, что все они добивались моей любви. А я никого, никого не любила! Когда-то раньше, очень давно, я любила маму, пока она не стала Инес и не начала придираться ко мне из-за каждого пустяка. Потом, ненадолго, мне показалось, что я полюбила Юджина, но он меня предал и позволил Инес выставить меня из дому. После этого сердце у меня очерствело и я уже никого не могу любить.
Но я не стала показывать свои чувства Илану а, наоборот, притворилась, что мне с ним очень хорошо. Как только здание школы скрылось за поворотом аллеи, он прижал меня к дереву и стал ползать по мне руками и губами.
«Ора! Ора! — шептал он, балдея. — Я так по тебе скучаю, я не сплю по ночам и все думаю о тебе. А ты обо мне думаешь хоть иногда?».
«Иногда думаю, — мне не хотелось врать совсем бессовестно. — Хотя мне здесь думать некогда, мне очень трудно привыкнуть к этой новой жизни».
«А ты думай обо мне чаще, и тебе будет легче», — посоветовал Илан, понятия не имея, какие у меня здесь проблемы. Тем более, что у него возникли свои проблемы, и он стал тыкать меня в живот чем-то твердым и толкать меня к скамейке, чтобы я на нее легла. Я не стала сопротивляться, несмотря на то, что скамейка была составлена из узких планок, которые все враз впились мне в спину, а он навалился на меня сверху и стал расстегивать молнию на джинсах.
Я бы еще могла его оттолкнуть, но мне было его жалко — ведь он прошел такой длинный путь ради меня. Поэтому я раздвинула ноги и позволила ему делать со мной все, что он хотел. И напрасно позволила — меня вдруг пронзила ужасная боль, такая ужасная, что я громко вскрикнула и упала со скамейки, ударившись затылком о край дорожки. Я думала, Илан испугается и бросится меня поднимать, но он остался сидеть на скамейке с закрытыми глазами, прислонясь спиной к спинке. Мне на минуту даже показалось, что он умер.
Однако посидев неподвижно целую вечность, он открыл глаза, застегнул молнию и сказал:
«Вот теперь я верю, что ты меня любишь».
11
Когда начали ходить автобусы, Илан уехал домой, Гила уехала с ним, зато вернулись другие ребята, и началась обычная школьная жизнь. Педагоги опять принялись безрезультатно искать мою отправную точку, мальчишки из старших классов опять стали приглашать меня прогуляться с ними по парку, а соседки по комнате стали ко мне добрей.
На соседок мне было наплевать, гулять с мальчишками в парке я опасалась после приключения с Иланом, и единственное, что меня интересовало, возьмет ли Инес наконец меня домой на субботу. Тем более, что Нетта все ходила вокруг меня кругами, но никак не могла застигнуть меня в одиночестве и только намекала, как страстно она ждет субботы.
Так продолжалось до вторника, а во вторник вечером все полетело кувырком. Во время ужина кто-то крикнул из коридора:
«Ора! Выйди! К тебе приехали!».
Я бы подумала, что это не ко мне, но у нас в школе другой Оры, кроме меня, нет. Тут как раз принесли клубнику со сливками, которую я очень люблю, но делать было нечего — в полном обалдении я оставила недоеденную клубнику и поплелась к выходу, удивляясь, кто бы это мог быть.
В вестибюле навстречу мне шагнула Инес, вся какая-то встрепанная и незнакомая. «Что могло случиться?», — пронеслось у меня в голове, пока глаз отметил, что в кресле у двери сидит Габи, а с ней темноволосый пожилой господин, из тех, кого нельзя назвать просто мужчина или мужик, как любит называть мужчин Габи. Инес клюнула меня в щеку и сообщила невпопад:
«Как ты изменилась, Светка! Повзрослела и погрустнела!»
«Если месяцами ко мне не приезжать, так в следующий раз ты меня не узнаешь», — огрызнулась я, все больше пугаясь. Что-то явно случилось, может быть, с Юджином?
«А у нас сюрприз! — продолжала Инес скороговоркой. — Представляешь, Дунский тайком от всех сдал на права и купил машину!».
Габи заулыбалась, а пожилой господин, сверкнув очками, наклонил голову, и тут до меня дошло, что это и есть тот самый несносный Дунский.