Литмир - Электронная Библиотека

«Ты представляешь, что бы было, если бы он меня узнал? Ведь я целых три часа торчала у него перед глазами на расстоянии протянутой руки!».

«Да, история! — протянул Юджин и все-таки сбросил ноги Инес. — Кто бы мог подумать, что мой Эли голубой! Но какого бы цвета он ни был, я не могу его потерять, мы с ним завариваем большое дело».

Опять — голубой! Они просто сговорились запутать меня окончательно. И я решила встрять в разговор — мне уже стало ясно, что меня из салона так запросто не прогонят:

«А что в нем голубого? Я смотрела-смотрела и ничего голубого в нем не нашла».

Гляделки Инес сузились до щелок, а это непросто при ее глазищах:

«Где это ты, интересно, на него смотрела?».

Я тут же поняла, какую глупость сморозила, — нечего было ей сообщать, что я ездила в галерею. Но отступать было поздно, она бы все равно вывела меня на чистую воду:

«В галерее смотрела, где же еще!».

«Ты что, пошла в галерею? Пошла туда, когда я велела тебе ждать меня дома?».

«А почему бы мне было не пойти? Ведь я на его свадьбе на арфе не играла!».

«А зачем тебе вообще понадобилось туда ходить?».

Тут я увидела, как она выпускает когти, у меня на это выработался безусловный рефлекс. Но она уже сообразила, что Юджин тоже это видит, и быстро втянула их обратно. Юджин не вмешивался, только молча наблюдал за нашим поединком, и я свела все к бутербродам с икрой, которыми он меня угощал. Тогда она сделала над собой усилие и просюсюкала с притворной материнской заботой:

«Но теперь ты, надеюсь, сыта? Тогда отправляйся спать, а то завтра школу проспишь!».

И тут я прозрела — если я перейду на иврит, она меня поймет, а Юджин нет. И тогда я смогу сказать ей любую гадость, пусть знает! И я сказала то, что все время думала:

«Ладно, оставайтесь! А я отправлюсь ко всем чертям! Теперь ты довольна, глупая ревнивая корова?».

И громко хлопнула своей дверью.

8

Школу я, конечно, проспала. Когда я открыла глаза и глянула на часы, первый урок уже шел полным ходом. Было ясно, что если даже напрячь все силы и выскочить из кожи, к началу второго урока все равно не поспеть. Я еще не решила, стоит ли идти на третий, но опять изобразить ангину вряд ли удастся, да и не стоит — ведь после вчерашнего прощального приветствия оставаться дома просто опасно.

Я прислушалась — они еще не выходили. Надо было сматывать как можно скорей, пока Инес меня не застукала. Я начала поспешно одеваться, минуя душ и чистку зубов, мне было не до изысков. Раздумывая, стоит ли тратить время на завтрак, я представила себе, как я буду слоняться по городу со своим тяжеленным ранцем, и от этой мысли меня прямо стошнило, — а что, если часть учебников выгрузить и спрятать в кладовке?

Когда я на цыпочках прокралась в кладовку и стала осторожно засовывать учебники под сложенные стопкой одеяла, из спальни, которая граничит с кладовкой, донеслись приглушенные голоса. Значит, они проснулись и с минуты на минуту выйдут на кухню! Оцепенев от ужаса, я замерла на месте, и мне показалось, что Инес плачет.

«Скажи, ты меня совсем не любишь?» — спросила она сквозь слезы довольно громко, уверенная, что в квартире никого нет.

«Почему не люблю? — отозвался Юджин. — Просто мужчине не всегда удается проявить свою любовь по всем правилам».

Их странный разговор окончательно решил вопрос о моем завтраке. Я выползла из кладовки по-пластунски, схватила свой опустошенный ранец и, содрогаясь всей спиной, тихонько закрыла за собой дверь. На улице во весь накал сияло солнце, будто прошлой ночью никакого дождя не было и нас чуть не затопил всемирный потоп.

Если бы так сильно не хотелось есть, было бы одно удовольствие гулять на свежем воздухе, а не томиться взаперти в вонючей школе. Но есть хотелось безумно, тем более, что с вечера меня изрядно недокормили. И выхода никакого не было — денег ни гроша, а все друзья и подруги томятся в школе, куда мне и носа нельзя показать.

Я села на пятерку и поехала к набережной. Там солнце светило еще ярче, и синие-синие волны выплескивались прямо под ноги, но есть от этого хотелось не меньше. Мои бедные кишочки связались в животе в один большой узел, который нужно было срочно распутать.

И я подумала, — вскользь, не всерьез — а почему бы не заглянуть в галерею голубого Эли? С каждой минутой эта идея нравилась мне все больше — Юджина там наверняка еще нет, и Эли вполне может скормить мне остатки вчерашнего вернисажа, недаром я так хвалила его навигатор. А остатки там есть точно — я своими глазами видела вчера в холодильнике целое блюдо маленьких трубочек с мясом и шариков с грибами.

От одной мысли об этих пропадающих даром трубочках и шариках мой рот наполнился слюной, и я отправилась на поиски галереи. Было немножко боязно, что я не смогу ее найти, — ведь в темноте все выглядит не так, как днем. Но я нащупала в кармане куртки вчерашнее приглашение, на котором яснее ясного был написан адрес, и через пятнадцать минут уже стучала в знакомую дверь.

Открыл мне сам Эли и не успел даже удивиться, как я первая выскочила с заранее заготовленным вопросом:

«Юджин уже пришел?».

«Как, ты не знаешь, что он сегодня и не должен приходить? У него отгул».

Я этого действительно не знала, так что мне даже не надо было притворяться:

«Откуда мне знать? Я по утрам ни свет, ни заря ухожу в школу».

Эли топтался на пороге, не в силах решить, выгнать меня или впустить:

«Разве уроки в школе кончаются так рано?». Этого вопроса я только и ждала — я протиснулась мимо него в галерею и произнесла речь, которую отрепетировала по дороге:

«У нас сегодня должен был быть урок эстетики, и нас повели в Камерный театр на репетицию. Но там кто-то заболел и репетицию отменили. Вот я и решила заглянуть к Юджину — я утром опаздывала и не успела позавтракать, так я подумала, может, он меня чем-нибудь покормит».

Услыхав, что есть такая простая причина моего появления в галерее, Эли просиял, повел меня на кухню и вытащил из холодильника то самое блюдо с трубочками и шариками. А сам ушел в зал и стал говорить по-английски с настойчиво наступающим на него женским голосом. Я быстро заглотала половину всех чудес, горой наваленных на блюде — кроме трубочек и шариков там нашлись еще маленькие бурекасы с сыром и круглые рассыпчатые тарелочки с чем-то рыбным. Все бы это было гораздо вкусней в подогретом виде, но с голодухи мне и холодное показалось верхом блаженства.

Чтобы как-то отблагодарить Эли, я на пол-головы вылезла в зал и предложила:

«Переводчик сегодня не нужен?».

Эли засмеялся и спросил у своей собеседницы — вопрос был такой знакомый, что даже я поняла:

«Вы говорите по-русски?».

Вот кто был голубой — высоченного роста, в голубом джинсовом костюме, в голубых очках и с голубым шарфом поверх бледно-голубых волос! Голубая дама ответила по-русски, с сильным акцентом, но вполне правильно:

«Как раз говорью! И с болшим удоволствием! Вы ведь уже заметили, что я обожьяю все русськи!».

«Но я-то не говорю, — огорчился Эли. — Так что давай, переводи, Ора».

И я опять начала переводить — кажется, скоро это станет моей профессией. На этот раз я поняла, о чем шла речь: голубая миссис Хемстен — директор музея в шведском городе Упсала, — давно мечтает открыть там отдел русского авангарда. Придется спросить у Юджина, что это такое — вчера они с Эли тоже этот авангард упоминали. Она счастлива, что ей удалось купить одиннадцать картин на вчерашнем вернисаже, Эли тоже счастлив — он обещает ей отправить эти картины сразу же после закрытия выставки и сообщать обо всех новых вступлениях, которые вступят в будущем.

После этого они опять перешли на английский и отпустили меня во-мояси. Перед уходом я еще заскочила в уборную пописать, и теперь могла болтаться в городе сколько угодно во-твояси и восвояси. Но оказалось, что бродить по улицам без цели очень быстро надоедает. Я покаталась на карусели на детской площадке, потом посидела на скамейке на набережной и, наконец, стала рассчитывать на пальцах, какие у Инес могут быть в этот день уроки. Конечно, я могла и ошибнуться, но по всем прикидкам выходило, что сейчас она не должна быть дома, если только она не решила все уроки отменить из-за Юджинового отгула.

43
{"b":"242916","o":1}