И здесь мы снова видим подтверждение истины, упомянутой выше: самые тщательные меры предосторожности могут обернуться против того, кто их предпринял. Допуская, что болезнь мадам Р** была результатом преступного умысла, можно предположить, что для провоцирования первого приступа самым подходящим временем была бы ночь — никаких свидетелей. Но именно это обстоятельство побуждает уточнить одну дату, имеющую принципиально важное значение. Мадам Р** стало плохо в субботу, 5 апреля. В ту же самую ночь, а если быть предельно точным, в тот же самый час, безо всякой рациональной причины произошел первый приступ болезни миссис Андертон. Симптомы недуга у обеих сестер были совершенно идентичны. Эти приступы стали повторяться синхронно через каждые 14 дней. По совету барона, в течение какого-то времени применялся рекомендуемый им препарат, и поначалу эффект от него был ощутимый. В дневнике доктора Марсдена имеется запись, свидетельствующая о непродолжительном улучшении состояния здоровья мадам Р** (дата та же самая). В обоих случаях прогресс был кратковременным; далее болезнь вновь шла своим чередом. Обе женщины оказались в состоянии крайнего истощения сил: в случае мадам Р** — в состоянии, близком к смерти, а поскольку сестра ее была слабее здоровьем, исход был летальным. Была проведена посмертная экспертиза. Внешние признаки полностью соответствовали описанию отравления сурьмой (то же самое можно сказать и о характере болезни, которая свела миссис Андертон в могилу).
Вместе с тем никаких фактических следов присутствия в организме сурьмы при вскрытии выявлено не было. В силу этого, а также ряда других обстоятельств, был поставлен диагноз «ненасильственная смерть». Вот каким образом завершилась история миссис Андертон 12 октября.
С этого дня началось выздоровление мадам Р**.
Первое препятствие для получения бароном суммы наследства в размере 50 000 фунтов было устранено. Этим препятствием была миссис Андертон. А теперь давайте припомним обстоятельства, при которых было устранено препятствие под номером два. И снова изначально все может показаться простым и естественным; однако, собранные воедино, факты дают нам повод для самых серьезных подозрений. Речь идет о дознании, имевшем место после кончины миссис Андертон. На вдовца пало подозрение в отравлении своей жены; расследование началось при тяжких для него обстоятельствах. Попробуем же отследить их истоки — были ли они прямыми или косвенными, вольными или невольными, это уже отдельный вопрос. Во время болезни своей жены мистер Андертон настаивал на том, чтобы подавать ей еду или лекарства только самостоятельно. Барон этим всячески восторгался, тем самым одобряя практику, диаметрально противоположную его собственной. Между тем именно эта настойчивость мистера Андертона могла стать главной причиной для возникших подозрений. Было предложено определенное лекарство, наводящее на мысль об отравлении. Исходило это предложение от барона Р**. Было обнаружено два листка бумаги: на одном из них частично, а на другом — полностью фигурировало название предположительно используемого ядовитого вещества. Первый листок предъявляет сам барон, второй обнаруживают там, где этот господин только что успел побывать. Находит листок женщина, которую он только что попросил поискать для него нечто совсем другое. Он проявляет неустанное внимание к этой исключительной находке, на которой в основном и построены все подозрения. Ответы барона доктору Додсуорту касательно рекомендаций по использованию возможного противоядия при отравлении сурьмой сформулированы так, чтобы подтвердить наихудшую из версий. Даже когда сиделка показывает ему найденный под кроватью листок бумаги с компрометирующей надписью и барон предлагает его уничтожить, он все же явно намекает на необходимость сохранения этой бумажки и использования ее так, чтобы нанести максимальный урон репутации его щепетильного друга.
Вина не доказана. Какова роль барона в последовавшей трагедии? Он отлично знает, насколько трепетно подозреваемый относится ко всему, что касается его репутации. Под видом дружеской заботы барон Р** спешит передать мистеру Андертону самые свежие известия о возможном снятии обвинения. Он заходит в комнату вдовца; выйдя оттуда, барон позаботился о том, чтобы арестованного не тревожили, необходимо дать ему возможность отдохнуть. Наутро мистера Андертона находят мертвым. На его подушке — пузырек из-под яда, а также записка, отчаянный крик души. Оказывается, у умершего не было ни малейшей надежды на оправдательное решение присяжных. Каким же невероятным образом получилось так, что обнадеживающие вести о результатах химической экспертизы были столь трагически превратно истолкованы? По чьей халатности или же попустительству под рукой у подозреваемого оказалась эта склянка с роковым содержимым? Одно нам известно доподлинно:
Новости мистеру Андертону сообщил именно барон. Яд находился в походной аптечке барона, которую он оставил в пределах досягаемости душевно страдающего человека.
Так оборвалась еще одна жизнь, которая являлась помехой для барона на пути к получению наследства: 50 000 фунтов. Из этой суммы половина являлась долей сестер — миссис Андертон и мадам Р** — и барон уже имел право претендовать на эти двадцать пять тысяч, но пока он с этим не спешил. Возможно, он счел благоразумным выждать, пока утихнет первая волна потрясения, вызванная кончиной четы Андертонов. Какими бы ни были мотивы поведения барона, в течение нескольких недель после смерти Уильяма Андертона он не предпринимал никаких шагов для предъявления своих прав на наследство.
Возможно, барон подыскивал какой-либо благовидный предлог, чтобы обнародовать факт, известный ему по меньшей мере год назад. Между тем здоровье мадам Р** медленно, но верно восстанавливалось.
Да, правильнее было бы не торопить события, но неотвратимая сила судьбы приближала катастрофическую развязку. Барон получает письмо с угрозами от ревнивой возлюбленной. Она готова отомстить ему, если этой же ночью барон не устранит причину ее гнева. От этого послания сохранился лишь обрывок, но содержание письма нетрудно восстановить. Его автор грозила также предать огласке некое серьезное преступление. Связь барона с мадам Р** должна была быть оборвана незамедлительно.
«Wen sais tu bien le moyen?» («Разве ты не знаешь верного средства?»)
И это условие в ту ночь было выполнено. Вновь в сомнамбулическом состоянии мадам Р** отправляется в свое полуночное путешествие по дому. Она направляется в лабораторию мужа. Вновь ее рука бессознательно наполняет стакан, только на сей раз это не отрава медленного действия, это смертоносный яд, безжалостно обжигающая кислота. На какое-то мгновение она пробуждается от своего транса, чтобы вновь погрузиться в вечный сон; страшная, молниеносная гибель. Пронзительный вопль, сменившийся сдавленным хрипом, будит всех домочадцев. Они спешат на место трагедии и обнаруживают лишь распростертое тело. Мадам Р** лежит на полу босая, в смятой ночной рубашке. За окном — мрак бурной ноябрьской ночи. Рука умершей сжимает стакан, в котором была губительная жидкость.
Моя миссия выполнена; все свидетельские показания находятся в вашем распоряжении, и вы, так же как и я, вправе сделать на их основании определенные выводы. Словно отдельные звенья, все факты выстроились в единую цепочку. Состоит ли эта цепь из случайных совпадений, или же она с неумолимой точностью указывает на череду преступных деяний, совершенно чудовищных по сути своей и способу осуществления? Это первый вопрос, который приходит на ум, и на который я, должен признаться, ответить не готов. Второй же вопрос еще более странный и, пожалуй, еще более неоднозначный. Являются ли такого рода преступления доказуемыми, а если они и доказаны, то достаточно ли это для того, чтобы виновного настигло возмездие?
