— Потрясающая штука! — глубочайшее восхищение звучало у него в голосе. — Эх, если бы что-то вроде этого было у нас, когда шла война… воображаю, как человек пять-шесть наших чешет прямо через вражеские батареи, а пулеметчики падают как подкошенные, начиная трястись и разваливаться на кусочки. Ура — и победа за нами! — восторженно заорал он.

— Это все довольно просто объясняется, Ларри, — сказал я. — Эффект связан… я, конечно, не знаю, что собой представляет зеленый луч, но абсолютно ясно, как он действует: суть в том, что он усиливает колебания атомов до такой степени, что разрываются связи между частицами материи; в итоге тело разлетается на мелкие части, точно так же, как это происходит с маховым колесом в том случае, когда скорость его вращения превысит некий предел, и тогда его составные части не могут уже удерживаться вместе.

— И тогда оно разлетается на куски! — воскликнул Ларри.

— Совершенно верно, — кивнул я. — Все во Вселенной участвует в колебательном движении. Вся материя., будь то человек или животное, камень, металл или растение — все состоит из колеблющихся молекул, которые складываются из колеблющихся атомов, а те, в свою очередь, — из поистине бесконечно малых частиц электричества, которые называются электронами. Электроны, эта первооснова всей материи, сами, возможно, представляют собой колебания таинственного эфира. Если можно было бы взять увеличительное стекло достаточного размера и оптической силы и поместить под него кого-нибудь из нас, то вместо тела мы увидели бы нечто вроде сита с ячейками, нашу так называемую пространственную решетку. И для того, чтобы разрушить эту решетку и отправить нас в небытие, только что и надо, как подействовать на нее неким фактором, который заставит атомы нашего тела колебаться с такой силой, что они наконец сорвутся с невидимых веревочек, связывающих их вместе, и разлетятся куда попало. Зеленый луч Йолары и есть такой фактор. Именно он вызвал в теле карлика тот сумасшедший ритм колебаний, который мы наблюдали, что и заставило его рассыпаться даже не на атомы- а, скорее, на электроны.

— На Восточном Фронте у нас была пушка — семидесятипятимиллиметровка, сказал О'Киф, — у каждого, кто стрелял из нее, лопались барабанные перепонки, как бы они ни старались защитить свои уши. Она выглядела как все другие семидесятипятимиллиметровки но что-то там происходило со звуком, что вызывало такой эффект. Пришлось отдать ее в переплавку.

— Да, это практически то же самое, — ответил. — Из-за какого-то дефекта собственные частоты этой пушки были другими, что отражалось на барабанных перепонках артиллеристов. Низкий голос тонущей "Лузитании", как известно, сотряс до основания все здание Зингеровского небоскреба, в то время как "Олимпик" оказал такое же действие не на Зингеровский небоскреб, а на Вульвортовский. В каждом из этих случаев были спровоцированы атомные колебания отдельного здания.

Я замолчал, внезапно ощутив сильную сонливость.

О'Киф, зевая во весь рот, наклонился, чтобы расстегнуть свои краги.

— Бог ты мой! — воскликнул он. — Я засыпаю. Не понимаю, в чем дело… То, что вы говорите, так интересно… — Он снова зевнул, и резко выпрямился, с чего это вдруг красный воспылал такой любовью к русскому? — спросил он.

— Танароа, — ответил я, с трудом удерживая глаза открытыми.

— Что?

— Когда Лугур произнес это имя, я увидел, что Маракинов подал ему сигнал. Танароа, как я предполагаю, это первоначальная форма имени Тангароа — могущественнейшего божества полинезийцев. На островах распространен посвященный ему тайный культ. Маракинов, возможно, тоже принадлежит к нему, во всяком случае, осведомлен о нем. Лугур понял поданный русским знак и, несмотря на удивление, ответил тем же.

— Выходит, он ответил на пароль русского, так? — задумался Ларри. — Как могло случиться, что они оба знают его?

— Культ очень древний, Ларри. Несомненно, он возник еще задолго до того, как этот народ переселился сюда, в далекие, малоизвестные нашей истории времена, — ответил я. — Это звено… одно из немногих звеньев цепочки, соединяющей нынешние времена и затерянные в прошлом.

— Что за черт, — пробормотал Ларри, — проклятое зелье! Я чую запах. Эй, док, это естественная сонливость, как вы думаете? Интересно, где мой… проти… во… газ… — добавил он почти бессвязно.

Но я сам отчаянно сопротивлялся одурманивающей мозги дремоте.

— Лакла! — послышался шепот О'Кифа. — Лакла, девушка с золотыми глазами… а не фея… Эйлид! — он сделал невероятное усилие, чтобы приподняться, и усмехнулся.

— Я решил, что нахожусь в раю, когда увидел ее, док, — вздохнул он. Теперь-то я знаю, что лучшее на земле место для медового месяца — здесь, в стране этих нелюдей! Они, они овладели нами, док, — Ларри упал на спину. Всего наилучшего, дружище, где бы вы ни оказались, не забывайте… меня!.. он вяло покачал рукой. — Рад, был… познакомиться., надеюсь увидеть… вас… снова…

Голос Ларри растворился в тишине. Сопротивляясь изо всех сил каждым нервом, каждой клеточкой мозга надвигающемуся на меня сну, я чувствовал, что он неодолимо овладевает мною. Но прежде чем я погрузился целиком в забвение, мне почудилось, будто на стене из серой ширмы, рядом с ирландцем, начал разгораться розовый овал; наблюдая до тех пор, пока мои неумолимо слипающиеся веки не закрылись окончательно, я успел увидеть, как появилась колеблющаяся тень, охваченная язычками пламени: она сфокусировалась и четко обрисовалась на стене… и вот уже, глядя сверху вниз на лежащего Ларри похожими на золотые звезды глазами, в которых боролись сильнейшее любопытство и застенчивая нежность, слегка изогнув губы в сладостной улыбке, стояла девушка по имени Лакла (как ее называл зеленый карлик) — видение, которое призывал Ларри, прежде чем неумолимый сон заставил его замолчать.

Ближе… все ближе подходила она, устремив на нас глаза! И тут я окончательно провалился в небытие!

ГЛАВА 16. ЙОЛАРА ИЗ МУРИИ ПРОТИВ ЛАРРИ О'КИФА

Я проснулся от хорошо знакомого, привычного чувства, будто в темной комнате, где я спал, подняли на окне штору. Угольно-черная вуаль, которая вчера затягивала верхнюю часть спальни, исчезла, и вся комната была залита ярким серебристым светом. С огромным наслаждением я потянулся, разминая тело; от вчерашней усталости не осталось ни малейшего следа, и я чувствовал себя бодрым как никогда, физически и морально. Из дворика, где вчера нам показали бассейн с фонтаном, доносились мощные взрывы смеха и плеск воды. Я прыжком подскочил к двери и отдернул портьеры. О'Киф и Радор как сумасшедшие гонялись друг за другом в бассейне; Радор плавал легко и свободно, словно выдра, выделывая в воде всевозможные фортели.

Так что же, выходит, вчерашний непреодолимый сон был не что иное, как естественная реакция утомленного мозга и до предела вымотанных нервов? Мне пришлось признаться самому себе, что все мои тщетные потуги сохранить бодрость и не заснуть были спровоцированы страхом… да-да, я просто испугался, что меня одолевает та аномальная сонливость, которая в рассказах Трокмартина предвещала появление Двеллера, после чего он забирал свои жертвы.

А то видение, что явилось мне напоследок: золотоглазая девушка, склонившаяся над Ларри? Не было ли это тоже галлюцинацией переутомленного мозга? Ну может так оно и было, я уже ни за что не мог поручиться с уверенностью. В любом случае, решил я, надо бы рассказать об этом видении О'Кифу, как только мы останемся одни.

А затем, отбросив в сторону все мысли и ощутив мощный прилив жизненных сил, я завопил как мальчишка, скинул с себя одежду и бултыхнулся в бассейн, присоединившись к резвящейся парочке. Вода была теплая; я обратил внимание на какое-то необычное покалывание и пощипывание, из-за чего кровь быстрее побежала у меня по жилам: вода будто массировала кожу, так что в каждой клеточке моего организма забурлила жизнь и энергия. Наконец, всласть наплававшись и наигравшись, мы вылезли из бассейна.