– Ну конечно! У нас просто нет слов, чтоб выразить вам нашу… – за всех гномов ответил Мудрик. – Ваш опыт и ваше умение летать очень бы нам…

От волнения ученый не находил нужных слов, но Ворон понял его, по-стариковски одышливо крякнул и предупредил гномов:

– Принято считать, что Ворон приносит несчастье…

– «Ворон каркает не к добру»… – вспомнил Оюшка. – Хоть я лично и не суеверен, но… Может, знаете, откуда эта поговорка?

– Тот, кто говорит: «Где несчастье, там и черный ворон», тот, возможно, и не ошибается, – ответил Ворон. – Но ошибается тот, кто утверждает обратное, что «Где черный ворон, там и несчастье».

– Ну, конечно! – согласился Дилидон.

«А в чем тут разница? – наморщив лоб, раздумывал Бульбук. – Если можно сказать: «Где пень, там и гриб», то ведь не соврет и тот, кто скажет наоборот: «Где гриб, там и пень»? И про себя: «Я бы с этим Вороном не связывался. Осторожность не повредит».

Расяле вернулась из больницы в тот же день – говорливая, веселая, она то и дело с гордостью поглядывала на свою тяжелую, загипсованную ступню и на два новехоньких костыля. В больнице доктор Альсейка сразу узнал ее и даже удивленно воскликнул:

– Ого! Скажи на милость, Расяле, как это ты так быстро выросла?!

Потом спросил о братике (имени Гедрюса он, наверное, не запомнил), поинтересовался, как его глаза, и передал привет.

Гедрюс немного завидовал сестре, ее поездке в город, но костыли ему ни капельки не понравились. «Тоже мне велосипед… Еще придерживай ее, пока ходить не научится…»

Когда мама, велев ему ухаживать за «этой бедняжкой Расяле», ушла на работу, Гедрюс взял да и уколол ее:

– Хочешь, Расяле, я тебе секрет открою?

– Ну? – вытаращила глаза сестра и огляделась, чтобы никто не подслушивал.

– Заруби себе на носу, – сказал ей Гедрюс шепотом в самое ухо, – что ты еще очень и очень глупенькая!

И довольный растянулся под яблоней.

Расяле не знала, что лучше – зареветь или сказать брату что-нибудь обидное.

– А тебя завидки берут. Вот! – как только могла, спокойно заявила она и гордо повисла на своих костылях.

– Было бы чему завидовать, – зевнул Гедрюс, глядя на румяные яблоки. – Была здоровая, а теперь – инвалидка. И еще радуешься.

И тут – бывает же такое – подточенное червем яблоко – бац! – стукнуло Гедрюсу по носу.

– Вот тебе! – обрадовалась Расяле и поискала взглядом, не спрятался ли в листве гном.

– Ну и что ты там видишь?

– А вот и вижу! – сказала она. – Гнома. Сейчас он еще одно яблоко сорвет и в тебя запустит… Только попробуй сказать какую-нибудь гадость!..

– Да будет тебе! – пробормотал Гедрюс. – Я уже сплю.

Гедрюс и впрямь в тот день встал спозаранку и, оставив Расяле спящей, ушел по грибы… По правде, его занимали не столько грибы, сколько гномы, – ведь Расяле вчера слышала их пение в лесу. Гедрюс нахлобучил отцовскую фуражку и прихватил с собой ведро. Сачок у Януте взять он еще не успел и собирался, если случится гном, накрыть его шапкой. Из корзины гном, чего доброго, выкарабкается, так что Гедрюс прихватил ведро.

Пока искал гномов, проглядел боровики. С полным ведром подберезовиков, сыроежек и подозрительных маслят вернулся он домой и узнал, что Расяле увезли на скорой помощи в больницу.

Теперь, когда несчастье оказалось не таким уж страшным (треснула кость, только и всего), Гедрюс снова стал думать, как он поймает и куда денет гномов. Возьмет дырявый аквариум, который пылится на чердаке, почистит, положит туда всяких игрушек, накроет досочкой или стеклом, и пускай они там живут. Ни дождь, ни мороз не страшен… Еще поставит мисочку с медом, орехов набросает, семечек…

«Курорт! – вспомнил Гедрюс. – Вот как называется такая жизнь. Курорт…»

Так он и заснул в мечтах, как покажет все это Януте, учительнице и еще некоторым. А может, даже всей школе и всей республике…

Для Расяле мама постелила под кленом клетчатое покрывало, которое своими яркими красками, словно цветник, манило бабочек и всяких букашек. Расяле легла и тут же забыла ссору с Гедрюсом. Затаив дыхание она следила, какого цвета клетки больше нравятся бабочкам.

Когда бабочка с огромными вишневыми расписными крыльями неожиданно села Расяле на щеку, девочка осторожно закрыла глаза, чтоб не вспугнуть ее, и сама не почувствовала, как заснула.

Спал Гедрюс, тихонько посапывала Расяле, даже Кудлатик, пуская слюну, дремал у конуры, и никто, кроме кур, которые чуть не умерли со страху, не увидел, как во двор опустился Ворон. По его растопыренным иссиня-черным крыльям на землю сползли два пассажира: Дилидон и Мудрик с толстой книгой под мышкой.

– Ух! – перевел дух Мудрик. – Признаюсь, мне было страшновато…

– Надо было обеими руками держаться! – наставительно сказал Дилидон.

– Спасибо за совет! Я обеими руками держал свою книгу.

В последние дни ученый не расставался с толстой книгой, полной всяких тайн, которая называлась научно: «Метаморфозы», что примерно значит «превращения». Пока не улетели в теплые края певчие птицы, Мудрик спешил прочесть ее и узнать, может ли гном, превратившийся в соловья, снова обернуться гномом. Иначе говоря, есть ли надежда вернуть в отряд Живилька.

Мудрик, конечно, не терял бы времени на полеты, но он знал, что вот-вот начнутся дожди, и искал удобный уголок, где бы можно было засесть за книгу.

– Вот, – показал Дилидон улей. – Пустой. Наскребешь воска, сделаешь свечу – чем не читальня?

– Посмотрим! – сказал Мудрик, направляясь к улью.

А Ворон потопал пешком к Гедрюсу, встал в тени яблони и, склонив голову набок, уставился на спящего мальчика. Ворон сразу почуял, что именно снится Гедрюсу, но по своей неразговорчивости только вздохнул и улетел в лес.

Дилидон сорвал травинку, подошел к Гедрюсу и пощекотал ему ухо. Гедрюс, не просыпаясь, хлопнул по щеке рукой, отпугивая муху, и тут же подумал: «Уж, верно, Расялины шутки!..» И, не открывая глаз, сказал:

– Чеши отсюда… Знаю, кто это!

– Гедрюкас! – негромко позвал его Дилидон. Гедрюс вскочил. «Вот удача и вот незадача! Есть гном, но нету шапки!»

– Что с тобой? – спросил гном. Он понял, что Гедрюс задумал неладное.

– Приснилось что-то, – ответил тот. – Я и сейчас не верю, неужели это ты?

– Я… – ответил гном. – И Мудрик здесь, только он занят. Послушай, – Дилидон подошел к нему еще поближе, – ты не можешь сегодня, когда стемнеет, незаметно выйти из дому?

– Могу, – ответил Гедрюс. – Через окно чулана. Как только Расяле заснет – могу уйти и вернуться, когда захочу.

Узнав, что ему придется вечером делать, Гедрюс собрался с духом и спросил: может, гномы могли бы, если не все, то хоть некоторые – показаться Януте, двоюродной сестре Микаса-Разбойника? Она очень красивая, добрая и вообще совсем другая…

– Не знаю, – поморщившись, ответил Дилидон. – Мы сейчас очень заняты, и пока не посоветуемся… Просто не знаю, – повторил он.

Тут из улья вылез пропахший воском Мудрик и весело воскликнул:

– Чудесно! Даже окошко есть. Я там и свою книгу оставил.

И сдержанно кивнул – поздоровался с Гедрюсом. Тот тоже кивнул и потупился: побоялся, как бы гномы не поняли по глазам, что он задумал…

Расяле днем выспалась и вечером так развеселилась, что стала рассказывать, как ее доктора просвечивали, как гипсовали ногу да как медсестра хвалила ее за терпение… Гедрюс рассердился и строго потребовал, чтобы Расяле спала. Она притихла и только шепотом разговаривала сама с собой да напевала песни гномов. Было ясно, что скоро она не заснет. Гедрюс, испугавшись, что сам может ненароком задремать, отбросил подушку и свесил с кровати ногу.

Через час, когда Расяле затихла, он осторожно спустил вторую ногу, встал… А тут, как на грех, завизжали половицы, настланные после пожара… Замирая на месте от каждого звука, Гедрюс тихонько оделся, на коленях переполз через скрипучую кровать и, даже вспотев от напряжения, выскочил в окно – прямо в палисадник, где уже играл на все голоса ночной оркестр кузнечиков.