В вопросах распределения социализм коренным образом отличается от анархизма. Первый, по крайней мере, в большинстве своих течений, сохранит оплату труда или готовности к труду и, за исключением случая нетрудоспособных лиц, готов сделать такую готовность условием существования вообще или выше определённого низкого уровня жизни. В противоположность этому анархизм предлагает каждому абсолютно безусловное предоставление стольких благ, сколько человек пожелает употребить; если же блага редкие и затрудняют снабжение ими всех людей, их выдача подлежит дозированию и равномерному распределению между всеми. Таким образом, безвластие не навязывает вообще никакой работы, предполагая, однако, улучшение качества труда до его приятности и желательности для добровольного отправления большинством людей. С другой стороны, социалисты требуют, чтобы каждый трудился. Одни пекутся о равенстве зарплат для всех, другие хотят лучше оплачивать более необходимую работу. Хотя все эти различные системы объединяет совместное владение землёй и капиталом, мы всё равно оказываемся в положении лебедя, рака и щуки.
В отношении экономической стимуляции труда социализм неравных доходов не слишком отличается от того, как мы сейчас живём. Однако социалистическое неравенство нам кажется правильным. Современный общественный строй допускает праздность очень многих, кто унаследовал землю или капитал. Немалое число прочих задействовано в промышленности или финансовом деле и в своём доходе они бьют рекорды всех излишеств, превышающих степень полезности их труда. А если посмотреть на тех, кто своими изобретениями и открытиями приносит обществу ни с чем не сравнимую пользу, то признания от капиталистического общества они могут и не дождаться. Те же, кто хочет хорошо зарабатывать, должны сперва потратиться на учёбу, да и после неё надо полагаться обычно на удачу, а не на личные качества. Рабочим платят не за готовность к труду, а только лишь за полезность работодателю. По не зависящим от них обстоятельствам они рискуют обнищать, что обещает незаслуженные страдание и обесценивание жертв. Касательно производства можно привести множество других зол нашего общественного строя, и всё это вроде бы можно исправить при социализме.
Выясняя, насколько труд требует экономической стимуляции, никак нельзя обойти два вопроса. Первый: стоит ли обществу лучше оплачивать более квалифицированный или более ценный ему труд, если он и так достаточно выполняется? Второй вопрос: возможно ли сделать труд настолько привлекательным, чтобы последние лентяи, даже пресыщенные продукцией, всё равно работали в достаточном количестве? Первая проблема лежит на распутье между двумя течениями социализма: за разную оплату разного труда и за окладное равенство всем работникам. Вторая же проблема стала камнем преткновения между социалистами и анархистами: одни отказываются кормить тунеядцев, другие в целом готовы это делать.
Последний вопрос намного важнее первого и требует немедленного разбора, в ходе чего будет много сказано также по поводу окладного (не)равенства.
Лозунг: «Долой оклад» наиболее популярен у анархистов. Хотя передовые социалисты тоже так скандируют, на этот пароль естественно предоставить права только безвластникам. По их теориям, каждый человек из общины получит неограниченный доступ ко всем товарам, подобно тому, как в настоящий момент всем доступна вода. При защите подобной системы указывают на многие вещи, за которые в старину платили: речь, например, о дорогах и мостах. Уж если это стало бесплатным, то следует ожидать бесплатных трамваев, метро и электричек. Можно зайти ещё дальше и — соответственно кропоткинской вере во всемогущество почв — надеяться на раздачу пищи всем нуждающимся из-за несложности её производства в количествах, достаточных для удовлетворения любого мыслимого спроса. Если это соображение распространить на все товары первой необходимости, прожиточный минимум будет обеспечен каждому независимо от того, как кто будет проводить своё время. Что до товаров, не производимых в безграничном количестве, (предметы роскоши, лакомства и прочее) они тоже должны распределяться без оплаты, но равномерно среди всех. Понятно, хоть и не озвучено, что без какого-нибудь подобия платы дефицитный товар не обойдётся, что каждому придётся выбирать, в чём и какую иметь долю: один предпочитает доброе вино, другой — гаванские сигары, третий — картины или мебель. Видимо, чтобы уравновесить спрос, придётся ввести какую-то цену товаров непервой необходимости. В таком обществе полностью исчезнет экономический стимул что-либо производить и к труду должны будут подталкивать совсем другие побуждения.
Возможна ли такая система? Мыслимо ли, во-первых, достать товаров первой необходимости в количестве, достаточном, чтобы каждый человек мог взять из общественных складов, сколько ему захочется?
Сама по себе идея платы и обмена настолько привычна, что избавление от них кажется дикой фантастикой. Всё же я не считаю, что это настолько фантастично, как кажется. Даже даровой хлеб невозможно потреблять в бесконечных количествах. Для богачей он действительно кажется почти даровым, а благодаря успехам мелиорации всем людям доступно есть хлеба не меньше, чем едят богачи (я говорю о мирном времени). Человеческая потребность в продуктах питания имеет свои естественные пределы, а жертвы на производство достаточного количества наверняка могут стать незначительными. Как замечают анархисты, нашим современникам доступно безграничное количество воды при том, что мало кому сложно закрыть неиспользуемый кран. Ещё и по причине общественного осуждения излишнего расточительства. Так что можем, я думаю, поверить в свободу неограниченного потребления предметов ограниченного спроса, удовлетворяемого малыми усилиями. Таковая вполне достижима при эффективной организации производства — не только товаров, а и таких вещей, как образование. Даже если всё образование, вплоть до высшего, сделать бесплатным, молодёжь старого, доанархистского режима всё равно не захочет слишком много учиться. Всё сказанное справедливо для простой еды, простой одежды и прочих составляющих минимальной потребительской корзины.
Следовательно, бесплатный анархистский делёж в принципе возможен.
Вот только можно ли ожидать небходимого труда от тех, кто уверен, что проживёт и без работы?
Многие без колебания дадут отрицательный ответ. Редкому работодателю не мерещится вокруг одно лишь пьяное нерадивое мужичьё, от которого нечего ожидать труда без угроз сокращения штатов. Но можно ли надеяться на лучшее? Если человеку и дальше будет работаться, как сейчас, без сомнения, что пахать пойдут только с голоду. Однако зачем ожидать, будто рабочий процесс навсегда останется угрюмо-однообразным и усугублённым скотскими условиями труда? Если охота к труду пуще неволи, все силы действительно надо бросить на то, чтобы его подсластить. Но до поры, пока вся работа не превратится в сплошной праздник, нечего ждать установления счастливого общества. Неужели и вправду рабочих мук не избежать?
В наш век обычно лучше всего платят за приятную работу. Не то, чтобы бизнесменам, адвокатам или преподавателям не на что было пожаловаться, просто в целом их жизнь счастливее жизни тунеядцев с таким же доходом. Деятельному человеку для поддержания его душевного здоровья и жизненного тонуса просто необходимо какое-то напряжение его сил, некое продвижение по службе. Очень многое делается без денежного вознаграждения. Как бы идеалисты ни отвращались от судейства, что от чистки выгребных ям, циники всё равно могут указать на садистские радости наказания, ощущения своего нравственного преимущества, достаточные почтенному старику, чтобы даже без вознаграждения посылать на муку виновных. И помимо упоения своей деятельностью, многие люди работают ради честолюбия и самоактуализации.
Но всё равно надо признать, что редко у кого душа лежит к труду: огромная туча необходимой работы способна вызвать лишь негативный отклик. Ну кто, имея доступ к лёгкой жизни, по собственному желанию станет лезть в угольную шахту или жариться у лайнерной топки? Никуда не деться от суровой правды, что бóльшая часть небходимого труда всегда будет совершаться через «не хочу» — возможно, ради особых привилегий, если речь идёт о безначальном общественном строе. Разумеется, система привилегий сильно уродует утончённую логику безвластников, однако я всё равно не вижу тут смертельной раны для анархистского проекта. Если вопросу уделить внимание, то всегда можно договориться, как отплатить за неприятную работу. Даже в наши времена труд делает невыносимым его длительность. Достаточно норму рабочих часов снизить, скажем, до четырёх, что достижимо при совершенствовании организации и технологии производства, как деятельность перестанет казаться бременем. Если пожизненное однообразное подвижничество неотёсанного крестьянина, близкого к бедности, сделать всего лишь эпизодическим занятием пролетариев и служащих; если допотопные методы труда, не уживающиеся ни с каким интеллектом батрака, подменить возможностью вольного рационализаторства, поощрением умственного сотрудничества наравне с сотрудничеством физическим, то работать будут не на износ, а на здоровье и с радостью.
