Никто не зрел, как ночью бросил в волны

Эдвина злой Варвик;

И слышали одни брега безмолвны

Младенца жалкий крик.

От подданных погибшего губитель

Владыкой признан был —

И в Ирлингфор уже как повелитель

Торжественно вступил.

Стоял среди цветущия равнины

Старинный Ирлингфор,

И пышные с высот его картины

Повсюду видел взор.

Авон, шумя под древними стенами,

Их пеной орошал,

И низкий брег с лесистыми холмами

В струях его дрожал.

Там пламенел брегов на тихом склоне

Закат сквозь редкий лес;

И трепетал во дремлющем Авоне

С звездами свод небес.

Вдали, вблизи рассыпанные села

Дымились по утрам;

От резвых стад равнина вся шумела,

И вторил лес рогам.

Спешил, с пути прохожий совратяся,

На Ирлингфор взглянуть,

И, красотой картин его пленяся,

Он забывал свой путь.

Один Варвик был чужд красам природы:

Вотще в его глазах

Цветут леса, вияся блещут воды,

И радость на лугах.

И устремить, трепещущий, не смеет

Он взора на Авон:

Оттоль зефир во слух убийцы веет

Эдвинов жалкий стон.

И в тишине безмолвной полуночи

Все тот же слышен крик,

И чудятся блистающие очи

И бледный, страшный лик.

Вотще Варвик с родных брегов уходит —

Приюта в мире нет:

Страшилищем ужасным совесть бродит

Везде за ним вослед.

И он пришел опять в свою обитель:

А сладостный покой,

И бедности веселый посетитель,

В дому его чужой.

Часы стоят, окованы тоскою;

А месяцы бегут…

Бегут – и день убийства за собою

Невидимо несут.

Он наступил; со страхом провожает

Варвик ночную тень:

Дрожи! (ему глас совести вещает)

Эдвинов смертный день.

Ужасный день: от молний небо блещет;

Отвсюду вихрей стон;

Дождь ливмя льет; волнами с воем плещет

Разлившийся Авон.

Вотще Варвик, среди веселий шума,

Цедит в бокал вино:

С ним за столом садится рядом Дума, —

Питье отравлено.

Тоскующий и грозный призрак бродит

В толпе его гостей;

Везде пред ним: с лица его не сводит

Пронзительных очей.

И день угас, Варвик спешит на ложе…

Но и в тиши ночной,

И на одре уединенном то же;

Там сон, а не покой.

И мнит он зреть пришельца из могилы,

Тень брата пред собой;

В чертах болезнь, лик бледный, взор унылый

И голос гробовой.

Таков он был, когда встречал кончину;

И тот же слышен глас,

Каким молил он быть отцом Эдвину

Варвика в смертный час:

«Варвик, Варвик, свершил ли данно слово?

Исполнен ли обет?

Варвик, Варвик, возмездие готово;

Готов ли твой ответ?»

Воспрянул он – глас смолкнул – разъяренно

Один во мгле ночной

Ревел Авон, – но для души смятенной

Был сладок бури вой.

Но вдруг – и въявь средь шума и волненья

Раздался смутный крик:

«Спеши, Варвик, спастись от потопленья,

Беги, беги, Варвик!»

И к берегу он мчится – под стеною

Уже Авон кипит;

Глухая ночь; одето небо мглою;

И месяц в тучах скрыт.

И молит он с подъятыми руками:

«Спаси, спаси, творец!»

И вдруг – мелькнул челнок между волнами;

И в челноке пловец.

Варвик зовет, Варвик манит рукою —

Не внемля шума волн,

Пловец сидит спокойно над кормою

И правит к брегу челн.

И с трепетом Варвик в челнок садится —

Стрелой помчался он…

Молчит пловец… молчит Варвик… вот, мнится,

Им слышен тяжкий стон.

На спутника уставил кормщик очи:

«Не слышался ли крик?» —

«Нет; просвистал в твой парус ветер ночи, —

Смутясь, сказал Варвик. —

Правь, кормщик, правь, не скоро челн домчится,

Гроза со всех сторон».

Умолкнули… плывут… вот снова, мнится,

Им слышен тяжкий стон.

«Младенца крик! Он борется с волною;

На помощь он зовет!» —

«Правь, кормщик, правь, река покрыта мглою,

Кто там его найдет?»

«Варвик, Варвик, час смертный зреть ужасно;

Ужасно умирать;

Варвик, Варвик, младенцу ли напрасно

Тебя на помощь звать?

Во мгле ночной он бьется меж водами;

Облит он хладом волн;

Еще его не видим мы очами;

Но он… наш видит челн!»

И снова крик слабеющий, дрожащий,

И близко челнока…

Вдруг в высоте рог месяца блестящий

Прорезал облака;

И с яркими слиялася лучами,

Как дым прозрачный, мгла,

Зрят на скале дитя между волнами;

И тонет уж скала.

Пловец гребет; челнок летит стрелою;

В смятении Варвик;

И озарен младенца лик луною;

И страшно бледен лик.

Варвик дрожит – и руку, страха полный,

К младенцу протянул —

И со скалы спрыгнув младенец в волны

К его руке прильнул.

И вмиг… дитя, челнок, пловец незримы;

В руках его мертвец:

Эдвинов труп, холодный, недвижимый,

Тяжелый, как свинец.

Утихло все – и небеса и волны:

Исчез в водах Варвик;

Лишь слышали одни брега безмолвны

Убийцы страшный крик.