– Пожалуйста, подождите у телефона, – снова сказала она, и в голосе ее звучало раздражение.

«Теперь он меня, конечно, вспомнит», – убеждал я себя.

– Алло, – снова отозвалась секретарша. – Мистер Уортон говорит, что припоминает вас, и он очень сожалеет, но убывает из города на длительный отдых. Он с радостью примет вас, когда вернется.

– Когда это будет? – заставил я себя спросить.

– Месяца через три-четыре.

– Тогда спасибо, – ответил я, повесил трубку и уставился в окно на растрепанную пальму.

– Кому ты звонил? – спросила Мона.

– Никому, – ответил я и отошел к окну. – Одному другу.

– То-то я и заметила, – съязвила она. – Ты бы себя слышал. Голос как у человека, стоящего под виселицей с петлей на шее. – Сделав несколько шагов ко мне, она остановилась. – Кто это был?

– Я уже сказал – никто, – отрезал я и вернулся к столу.

– Но я же слышала, как ты говорил, что ему тебя вчера вечером представила миссис Смитерс.

– Оставь меня, ради Бога, в покое, – взмолился я. Снова подойдя ко мне, она остановилась.

– Не хочу совать нос в твои дела, Ральф, – спокойно сказала она. – Хочу только уберечь тебя от лишних неприятностей. Ты же ужасно доверчив. Неужели до тебя не доходит, что ты слишком доверяешь всем этим людям? Они разобьют твое сердце!

– Никто мне сердце не разобьет, – огрызнулся я. – Я всем им покажу, и очень скоро. Я смогу стать самой большой звездой. И раньше, чем они думают.

– Звучит уже лучше, – улыбнулась она. – А ты, я вижу, не сдаешься.

Зазвонил телефон, и Мона взяла трубку. Услышав голос на другом конце, она не справилась со своим лицом и сунула мне трубку.

– Это тебя.

Я взял ее, прикидывая, кто это мог быть.

– Доброе утро, мой мальчик, как ты себя чувствуешь в такую ужасную погоду?

– Вполне нормально, – ответил я, пытаясь сообразить, как мне быть.

– Ты ведь не сердишься на меня, нет?

– Нет.

– Это хорошо. Я хочу, чтобы ты со мной пообедал. В «Вандоме».

– Я уже обедал.

– Ты можешь просто посидеть со мной, а потом мы вместе проедемся по магазинам.

– Я должен сидеть дома и отвечать на звонки.

– Этим может заняться та девушка.

– У нее назначена встреча. Она уходит.

– Тогда я пообедаю, кое-что прикуплю и заеду за тобой.

– Но, миссис Смитерс, я…

– Пока, мой мальчик, рада буду тебя видеть.

Она повесила трубку раньше, чем я сумел придумать хоть что-нибудь, чтобы заставить ее выбросить из головы свою затею.

– Она придет сюда? – спросила Мона.

– Ну, придет.

Она смотрела на меня не меньше минуты, прежде чем заговорила.

– Мне кажется, ты безнадежен.

– Но она ничего не слушает, – оправдывался я. – Я не хочу ее видеть.

– Так почему же ты так и не сказал?

– Ты ее не знаешь. Для нее это не ответ.

– Слушай, если тебе не хватит смелости сказать ей все, что ты о ней думаешь, то это сделаю я.

– Дело не в смелости. Речь идет о том, что эта женщина – большая шишка и я бы не хотел стать ее врагом. Мне целый день было не по себе от мысли, что она зла на меня из-за вчерашнего вечера.

– А что произошло вчера вечером?

Я рассказал – в основном о том, как миссис Смитерс меня проклинала и как я оставил ее одну.

– Какая прелесть! Просто сука! – фыркнула Мона. – Почему же ты сейчас этого не сделал?

– Я же пытался тебе объяснить, что не хочу ее обидеть.

– Господи Боже, да больше, чем вчера вечером, ты ее обидеть просто не в состоянии.

– Вчера я об этом не думал. Был слишком возбужден.

Мона рассмеялась:

– Ты не был возбужден. Ты был перепуган. Потому и сбежал. Просто струсил.

– Нет, не струсил.

– Черта с два не струсил. Она попыталась расстегнуть тебе штаны, ты и перепугался.

Я чувствовал, как горит у меня лицо.

– Ты что, еще никогда не имел дела с женщиной? Нет?

Теперь у меня пылало не только лицо, горел я весь.

– Ты что, девственник? Говори, да или нет?

Я и теперь не ответил, повернулся к ней спиной и отошел к окну.

– Держите меня! – покатывалась она.

Часа два мы почти не разговаривали. Изредка перебрасывались парой слов, да и те были намеренно сдержанными и сухими, словно два незнакомых человека решили произвести друг на друга впечатление своим воспитанием и вежливостью. Я не знал, что происходит с Моной, но зато знал, что со мной. После вчерашней ночи, после той сцены с миссис Смитерс мне было безразлично, увижу ли я ее еще, но в то же время я ждал ее прихода. Не понимал сам себя, разве что, как я сказал Моне, надеялся, что она могла мне помочь. Не только мне, но и Моне. Я надеялся, если подвернется случай, как-нибудь помочь и Моне.

Миссис Смитерс приехала в два часа. На шляпе у нее был целлофановый чехол, а на самой – непромокаемый плащ, в котором она казалась вдвое крупнее. Открыв двери, я пригласил ее войти.

– Привет, мой мальчик! – воскликнула она. – Ну и ужасная погода, верно?

Тут она увидела Мону и запнулась.

– Ох! – только и сказала она.

– Входите, входите, – пригласила Мона. – Я уже ухожу.

И она ушла наверх. Я помог миссис Смитерс снять плащ и взял ее шляпу.

– Ну, мне уже лучше, – сказала она. – Что за ужасная погода, а?

– Для разнообразия неплохо, – ответил я.

Она оглядела комнату, и в уголках ее глаз собрались морщинки.

– А у вас тут уютно. Прямо любовное гнездышко.

Мона спустилась вниз в плаще, но без шляпы.

– Не нужно тебе уходить, – сказал я.

– Разумеется, нет, – поддержала миссис Смитерс. – Зачем же вам уходить в такую ужасную непогоду?

– Мне она не кажется такой ужасной. – Мона открыла дверь.

– Ты бы лучше осталась, Мона, – сказал я.

Ничего не ответив, она закрыла за собой дверь.

Я видел, как она прошла под окном. Дождь все еще не переставал.

– По-моему, я пришлась ей не по душе, – заметила миссис Смитерс. – Пожалуй, она ревнует. Совершенно ясно, ревнует. Тебе так не кажется?

– Не знаю, – смутился я.

– Что с тобой происходит, мой мальчик? Ты так странно себя ведешь. Неужели все еще думаешь про вчерашний вечер?

– Уже нет.

Она села на диван.

– Ты даже не представляешь, как такие вещи выводят из себя. Знаю, я вела себя ужасно, но я не в состоянии долго сердиться. Сразу же все выбросила из головы.

– Я тоже обо всем забыл, – заверил я.

Когда я сел в кресло напротив нее, она задумчиво уставилась на меня.

– Я много думала о вчерашнем вечере, – начала она. – Видимо, ты вовсе не такой, за которого я тебя принимала. Я хочу сказать, совсем не голливудский тип. Ты совершенно другой…

– Серьезно?

На время воцарилась тишина, мы оба молчали. Она закурила и несколько раз глубоко затянулась, глядя при этом на меня в упор. Мне было не по себе, и это меня раздражало.

– Да, это так – ты другой. Ты думал когда-нибудь о женитьбе?

– Нет, не думал.

– А как тебе нравится эта идея?

– Я никогда об этом не думал. Хватало других проблем.

– Ну… а хотел бы ты жениться на мне?

Я уставился на нее. Ни один мускул не дрогнул у нее на лице, оно вообще ничего не выражало. Она знала, что я подумал.

– Почему бы и нет? У меня полно денег, а у тебя нет недостатков, которые нельзя компенсировать деньгами. Я старше тебя, но ведь не в этом дело, верно? Не хотелось бы тебе попутешествовать?

– Ну, это конечно, – спокойно ответил я. Я не испытывал ничего, никаких эмоций. Она была первой женщиной, которая говорила мне подобные вещи, и уже хотя бы потому я должен был хоть что-то чувствовать. Но не чувствовал ничего.

– Мы могли бы вместе поехать куда-нибудь ~ в Европу или на Дальний Восток – и обо всем забыть.

– Вначале хотел бы добиться чего-то в кино, – сказал я, потому что не хотел прямым отказом обидеть ее.

– Но там такая конкуренция, такая страшная драчка. Знаю, как ты из-за этого переживаешь, как страдают тысячи других, но поверь мне, оно того не стоит. Тебе это никогда не приходило в голову?