Эмили: По-моему, ты, дорогая Хенриэтта, превратно понимаешь одну существенную вещь, но я предлагаю обсудить этот вопрос в более подходящее время.

Хенриэтта: Извини меня, дорогая Эмили. Я забылась. Извини!

Эмили: Ты, безусловно, гораздо более умелая хозяйка, чем я. И я буду во всем спрашивать твоего совета.

Хенриэтта: Эдвард тысячу раз меня предупреждал. (Плачет и смеется.) Должна тебе сказать, это не очень-то легко. (Пауза.) Не очень-то легко осознать, что ты стала ненужной.

Фру Бленда (перебивает): Все в порядке, Хенриэтта.

Хенриэтта мгновенно перестает плакать и бросает на мать странный, испуганный взгляд. Из горла фрекен Бергиус исходит слабое урчание. Дети, надувшись, склонились над полными тарелками тюри.

Хенриэтта (улыбаясь): Одну вещь мне, надеюсь, будет дозволено сказать: в этом доме все встают рано, и в будни, и в праздники. В шесть часов мы собираемся на утреннюю молитву в кабинете Эдварда. Хочу напомнить также, что мы сами застилаем свои постели и сами убираем свои комнаты. В этом доме господствуют пунктуальность, чистота и порядок.

Фру Бленда (перебивает): Не бойтесь, деточки. Моя дочь вовсе не собиралась вас запугивать, хотя вы и могли так подумать. Будем начинать с веселого.

Эмили: Я не совсем понимаю, что вы, Бленда, имеете в виду. Если вы намереваетесь ввести какие-то методы воспитания...

Фру Бленда (перебивает): Совсем нет, милочка! Совсем нет. Я уверена, что дети сами постепенно поймут, как интересно хорошо выполнять свои обязанности. Я скорее имею в виду, что для них это будет вроде игры.

Эмили: Не думаю, чтобы моим детям понравились такого рода игры. Мне, кстати, тоже.

Фру Бленда: Будущее покажет, моя дорогая Эмили.

Эдвард (примирительно): А теперь давайте соединим наши руки и поблагодарим господа за трапезу. (Читает молитву.) Благодарю тебя, господи, за то, что и в этот день ты уделил нам от скудости жизни, и да уделим и мы со смирением в сердце от наших излишков голодным и жаждущим. Аминь.

Александр: Задница, сука... дерьмо... сволочь... черт... дьявол... в ухо.

Фанни прыскает.

Аманда шикает.

Эдвард: Александр хочет рассказать какую-то веселую историю?

Александр не отвечает, но лицо его заливает краска. Фанни захихикала ещё громче. Аманда качает головой и отпивает из стакана воду, чтобы сдержать смех.

Эдвард: Имей в виду, мой милый Александр, у твоего отчима отменный слух, можно сказать, фантастический слух. Встаем? Через час встречаемся в библиотеке, почитаем вслух и займемся рукоделием. Хенриэтта, ты не будешь так добра показать детям их комнаты?

Комнаты детей оклеены новыми обоями, потолки побелены, полы выскоблены. Окна выходят на темный, выложенный булыжником двор с глубоким колодцем. Фанни и Аманде выделена комната побольше. Александр размещается в каморке треугольной формы, это вроде как выгороженный угол. Детские кровати с деревянными решетками протравлены морилкой, днища твердые, постельное белье из сурового полотна пахнет сыростью. Обстановка скудная. У одной продольной стены возвышается старомодный, хитроумно сделанный кукольный шкаф. У окна низкий стол и несколько неуклюжих детских стульчиков. В комнате Александра стоит книжный шкаф, набитый иллюстрированными книгами на иностранных языках и старыми, зачитанными еженедельниками. На стенах картины на библейские темы: ребёнок Иисус среди домашних и диких животных с пальмовой ветвью в руке — на лице глуповатая улыбка. На другой картине изображен ангел с семью позолоченными свечами, парящий над погруженным в сон домом на фоне зимнего пейзажа. Видна дочь Фараона, склонившаяся над корзиной, прибитой к тростникам. В корзине лежит толстый, розовый, как поросенок, младенец. Опускающиеся шторы разрисованы виноградными лозами и высокими замками. Ковров на полах из сучковатых, плохо оструганных досок, нет. В углу стоит старая сломанная деревянная лошадь-качалка со злобной мордой. На полке лежит флейта.

Когда дети, умывшись ледяной водой, улеглись в постели под присмотром тощей Юстины, мать и отчим заходят пожелать им спокойной ночи. Дети хором читают положенную вечернюю молитву. Дядя Эдвард включается в список лиц, подлежащих особой милости господа: храни, более, папу и маму, бабушку и дядю Эдварда и так далее. Александр читает свой собственный вариант молитвы, где Епископ становится подонком, и отказывается поцеловать как мать, так и отчима. Епископ в ответ дарит его лаской, которую правильнее было бы назвать пощечиной. Александр глотает бурно подступившие слёзы и показывает язык черной спине пастора. Эмили просит мужа идти в спальню одного, он колеблется, но повинуется. В дверях он оборачивается, его фигура, освещенная светом из соседней комнаты, вырастает до ужасающих размеров.

Эдвард: Моё самое большое желание — чтобы мы жили в мире друг с другом. Любви не прикажешь, но мы можем относиться друг к другу с уважением и вниманием.

Это произносится тихим, бесцветным, печальным голосом. Не услышав ничего в ответ, он коротко кивает и удаляется. Его шаги гулко отдаются в высоком коридоре, выложенном каменными плитами, который ведет в спальню.

Аманда: Что это за кукольный шкаф?

Эмили (мягко): Пятнадцать лет назад в этой комнате жили две маленькие девочки.

Аманда: Они ведь утонули, да?

Александр: Их мама тоже.

Фанни: А вдруг они стали привидениями!

Эмили: Не выдумывай, Фанни. Привидений не существует.

Аманда: Дети жили в этой комнате?

Эмили: Думаю, это была детская.

Фанни: Однажды, когда стемнеет, я войду в эту комнату и увижу двух маленьких бледных девочек в черных одеждах. Они будут сидеть перед шкафом и скажут шепотом, что пришли поиграть со мной.

Эмили (смеется): Перестань, Фанни! Хватит дурачиться.

Фанни: А потом они заманят Фанни на самое глубокое место реки. И Фанни ничего не сможет сказать, не сможет позвать на помощь. Она исчезнет. Александр: Я не хочу жить здесь. Аманда: Ты обещала, что осенью я поступлю в балетную школу. Я останусь здесь только при условии, что в сентябре уеду.

Фанни: По-моему, наш отчим зануда. Александр: А его сестра ненормальная.

Аманда: А эта гора жира, которую кормят с ложечки!

Фанни: Мама, я хочу есть.

Эмили сидит какое-то время молча и неподвижно, только моргает несколько раз. Потом поднимает обе руки к лицу, но останавливается и внезапно улыбается Фанни.

Эмили: Дайте мне время! Здесь надо многое изменить. Кое-что пойдет быстро и легко, с чем-то справиться будет намного труднее. Главное — не падать духом. Главное — держаться вместе.

Аманда: Почему ты вышла замуж за дядю Эдварда?

Эмили: Я вышла за него замуж потому, что люблю его. Вас я тоже люблю, но с тех пор, как умер папа, мне было очень одиноко. Вот так. А теперь будем спать. Как следует отдохнем, и жизнь покажется гораздо веселее.

Она обнимает и целует дочерей. Александр гордо отклоняет всякие нежности, он смотрит на мать холодным взглядом. Но она все-таки наклоняется к нему, окутывая его своим ароматом, и улыбается.

Эмили: Не изображай из себя Гамлета, мой мальчик. Я не королева Гертруда, а твой милый отчим вовсе не король Дании, и это не Кронборг, несмотря на всю свою мрачность.

Александр откидывается на подушку и зажмуривается, он в бешенстве. Мать мгновенье смотрит на него, потом уходит и закрывает за собой дверь. Комната сначала погружается в непроницаемый мрак, но тут же свет летней ночи проникает сквозь светлые разрисованные шторы.

Дети ещё какое-то время перешептываются, потом Александр на цыпочках подходит к кровати Фанни и залезает к ней под одеяло. Повозившись несколько минут, они берут свои подушки и отправляются к Аманде, которая уже приготовила им место. И почти сразу же засыпают.