Как нужно выделывать шкуры, чтобы кожа была мягкой? Как сшить из них кароссу? Дни пока стоят теплые, но ночами прохладно, и скоро нам понадобится одежда.

Научи меня, что должна делать женщина, когда она любит мужчину и хочет дать ему радость? Мне столькому предстоит научиться.

Научи меня ловить крабов, чтобы они не кусали клешнями за пальцы. Как ты плетешь сети? Где водятся омары и устрицы? Как ловить речных раков?

— И еще расскажи мне о море.

— Нельзя рассказать о море. Море надо почувствовать.

— Как же его почувствовать?

Он долго глядит на нее, размышляя. Потом слегка улыбается.

— Если хочешь, я тебя научу. Пойдем.

Он поднимает ее за руки и ведет на берег. Часа полтора назад начался прилив, вода медленно поднимается, но они шагают по мелководью навстречу волнам. Вокруг их мокрых бронзовых ног плещется пена.

— Куда мы идем?

Он указывает на маленький скалистый островок в бухте, где он обычно ставит сети.

— Но ведь начался прилив, мы не успеем вернуться.

— Море должно тебя окружать, иначе его не почувствуешь.

Они карабкаются по скользкой черной скале вверх. Наверху несколько широких каменных уступов с лужицами воды в углублениях, они точно ступени спускаются к песчаной овальной площадке — ярда четыре в длину и около двух в ширину, песок там еще белее и мельче, чем на берегу. Над площадкой возвышается острый черный гребень.

Элизабет была здесь раньше только во время отлива и теперь с сомнением глядит в сторону берега.

— Как же мы будем возвращаться?

— Мы подождем, пока вода спадет.

— Но ведь это долго!

— Да, долго.

Когда о скалы разбивается особенно большая волна, их обдает мелкой водяной пылью.

— Не знаю… — нерешительно говорит она.

— Ты же сказала, что хочешь почувствовать море. — Он опускается на корточки возле маленького водоема в углублении скалы.

— Что же мы будем делать столько времени?

— Ничего.

Она неуверенно глядит в его спокойное бесстрастное лицо, глядит на полосу кипящей воды, которая отделяет их от берега. Волны поднимаются все выше.

— Ты в самом деле хочешь вернуться? Сейчас еще можно доплыть, — говорит он. — Но скоро будет опасно.

Она в смятении глядит на берег, который находится всего в сотне ярдов от них, на высокие красные скалы… Наверху лес, внизу валуны и белый песок, а где-то посередине, в отвесной стене, черное отверстие пещеры — их дом. Кричит морской орел.

— Нет, я останусь, с тобой, — обреченно говорит она и садится возле него на уступ.

На гладкой поверхности скалы мозаика из рачков и ракушек, некоторые совсем старые, их панцири и створки обломаны, выщерблены, но все равно достать сидящего внутри моллюска невозможно. По дну водоема ползают беззубки и кальмары, оставляя на песке замысловатые узоры. Из своих тайных убежищ выплывают крошечные рыбки, мелькнут на солнце и снова исчезнут в тени. Вон алые морские звезды, пурпурные актинии лениво колышут бахромой. Крабы, ярко-зеленые водоросли, а в дальнем углу, в тени, медленно шевелятся красные с белым щупальца осьминога.

Они молча глядят в водоем, потом начинают играть с актиниями, пытаются ловить руками юрких серебряных рыбешек. Все как раньше. Нет, не совсем. Раньше они бывали здесь во время прилива и море рокотало гораздо глуше, волны так высоко не поднимались, так мощно не бурлили. Вдруг на голую спину Элизабет швырнуло клок пены, она с криком вскакивает.

— Испугалась? — улыбаясь спрашивает он.

— Еще бы! Вон как волны разыгрались.

Она невольно оборачивается назад, к берегу.

— Поздно, — тихо говорит он.

Она кивает — поздно.

Он встает с уступа скалы и подходит к ней.

— Тебе страшно?

— Да.

— Хорошо. Когда страшно, его легче почувствовать.

— Кого почувствовать?

— Кого? Море.

Они стоят друг возле друга и смотрят на поднявшееся к самой верхушке острова море, волны катятся прямо на них, вспухают и вдруг встают на дыбы, точно готовясь захлестнуть черную стену скал, и потом с грохотом несутся мимо, обдавая их сверкающей белой пеной. По всем желобкам и канавкам в камнях ручьями бежит вода.

— Нас не смоет, как ты думаешь?

— Нет, вряд ли.

— А вдруг?.. Адам!

— Все может быть. Меня ни разу не смывало, но ведь море есть море.

— Как, и ты посмел… ты посмел привести меня сюда?

— Но ведь я тоже с тобой пришел. Если ты погибнешь, погибну и я.

— Ты сошел с ума? — Она уже не владеет собой. — Ты хочешь, чтобы мы здесь утонули?

— Конечно, не хочу.

— Как же ты тогда допустил, чтобы я… чтобы мы…

— Ты сказала, что хочешь почувствовать море.

— Я же не знала, что это опасно!

— Как же его почувствуешь, если нет опасности?

— Давай вернемся!

— Поздно, я тебе уже говорил.

— А оно еще выше поднимется?

— Да.

— Намного?

— Посмотрим. Вода будет прибывать еще час-полтора.

— Я не могу ждать так долго, я не выдержу!

— Придется ждать, ничего не поделаешь.

— Адам, я не хочу… — От волнения она даже заикается.

— Что за глупости, — спокойно говорит он.

Ее охватывает паника.

— Как ты смеешь? — кричит она и бьет кулаками по его худой мускулистой груди.

Он хватает ее за руки.

— Пусти! — кричит она.

— Сначала успокойся.

— Пусти меня, пусти!

Но он ее не выпускает, не позволяет вырваться. Ее душит бессильная ярость, еще миг — и она плюнет ему в лицо.

Их снова окатывает с головы до ног пеной. Она ловит ртом воздух.

— Боже мой, Адам!..

— Я здесь, с тобой, — все так же спокойно внушает ей он.

— Я не хочу умирать, — шепчет она, всхлипывая.

— Почему ты вздумала, что умрешь?

Она впивается в него взглядом, ища в его глазах надежду или хотя бы объяснение, пытаясь понять, что же происходит? Но его взгляд непреклонен.

— Чего ты от меня хочешь? — спрашивает она в отчаянии.

— Ложись.

Она опять рванулась было прочь, но он пригибает ее к земле, она сопротивляется и все-таки в конце концов теряет равновесие. Он поддерживает ее, не давая упасть, кладет на песок и крепко прижимает. Клокоча бешенством, лишенная сил, она сдается.

Он несколько минут сидит с ней рядом и пристально смотрит в лицо, все еще не отпуская ее плеч. Потом зовет:

— Элизабет…

Он так редко произносит ее имя, и сейчас она отозвалась на него всем нутром, своими тайными глубинами.

— Чего ты от меня хочешь, Адам?

— Слушай море, — говорит он. — Для этого мы сюда и пришли.

Она закрывает глаза, страх еще не отпустил ее. Она лежит на слое песка, который покрывает уходящие в землю скалы, и слышит море не только слухом, ей кажется, что глухой нескончаемый шум входит прямо в ее тело, пронизывает каждую клетку, и она уже не может различить, где голос моря и где она сама. Мощный рев волн совсем ее загипнотизировал, до ее сознания не доходит, что Адам лег рядом с ней и обнял. Она невольно сжимается, но он снова распластывает ее на земле. Ей больно, она кричит, не понимая, что происходит. Адам словно обезумел, нет, это не он, это кто-то чужой, незнакомый, она бьется, кричит, отталкивает его и вдруг с изумлением осознает, что она на самом деле не отталкивает его, а обнимает, и слышит свой ликующий вопль, похожий на крик чайки.

Гром ударов растет, на них летит через каменные зубцы пена, их заливает вода, но она больше не чувствует обжигающего холода, не ощущает даже страха. Она смирилась с тем, что утонет здесь. В их сплетенных телах отдается канонада смерти.

Лишь потом, долгое время спустя, когда она медленно выплыла из беспредельности этой канонады и вернулась на песчаный островок, со всех сторон защищенный от моря, она слышит у своей щеки его шепот:

— Ну вот и все. Начался отлив.

— Адам…

Он приподнимается на локтях и смотрит на мокрые завитки у нее надо лбом.

— Я — Аоб, — говорит он. — Адамом меня назвали люди чужого племени. Запомнишь? Аоб.

— Кто дал тебе это имя?