Ныне же Александр Федорович знал, что нельзя игнорировать Совет, и старался, по возможности, посещать все заседания Исполкома.

Присутствие Керенского действовало на членов Исполкома подстегивающим образом. При нем старались не нарушать регламент, воздерживались от реплик. Прежде чем начать рассмотрение очередного вопроса, Чхеидзе неизменно совещался шепотом с Александром Федоровичем, иными членами президиума пренебрегая. Наклона головы Керенского бывало довольно, чтобы председатель приступил к делу.

Уже до заседания Исполкома тридцать первого марта все были настроены на воинственный лад. После того как на Всероссийском совещании меньшевики и эсеры вотировали свою резолюцию о войне, большевики откровенно готовились к неизбежному столкновению с ними. Перед началом заседания они группой курили в коридоре, хмуро переговаривались. И в комнату Исполкома они вошли вместе. Молча устроились в своем углу, не глядя на прочих членов Исполкома. Те в свою очередь сделались озабоченными и как бы заняли боевую позицию.

Последними появились Чхеидзе и его ближайшие сподвижники. Заняли места у стола президиума. Чхеидзе встал с листиком бумаги в руке:

— Товарищи!

Внезапно вошел Керенский. Наклонив голову вперед и заложив руку за борт пиджака, он пересек пространство от двери до президиума, сел между Чхеидзе и Авксентьевым. Чхеидзе посмотрел на него вопрошающе. Керенский наклонил голову:

— Продолжайте, пожалуйста.

— Товарищи! — повторил Чхеидзе. — Прежде чем приступить к повестке дня, предоставляю слово товарищу Церетели.

Ираклий Церетели порывисто поднялся и, волнуясь, сообщил о приезде Георгия Валентиновича Плеханова. «Великий изгнанник», как называли его в приватных разговорах члены Исполкома, возвращался после сорокалетней эмиграции. Покинувший Россию юношей, он стал теперь закаленным в политических схватках вождем социал-демократии и признанным всей Европой теоретиком марксизма.

Исполком проникся волнением Церетели. «Удалось-таки президиуму увести от полемики об отношении к войне», — негодовал Петр Ананьевич. И действительно, Чхеидзе сразу приступил к выбору депутации для торжественной встречи Плеханова. Для приветствия от Совета на Финляндский вокзал делегировались Чхеидзе, Скобелев и Церетели.

Пока обсуждались детали торжественной встречи, Красиков наблюдал за Керенским. Губы Александра Федоровича кривились в усмешке (что ему какой-то там Плеханов!), но иногда он спохватывался, и на лице его вновь появлялось выражение монументальности.

Заседать закончили к вечеру. Депутация отправилась на Финляндский вокзал, а остальные спустились в Екатерининский зал, где работало Всероссийское совещание делегатов Советов. Солдатские гимнастерки, офицерские мундиры, косоворотки, студенческие тужурки, чиновничья форма различных ведомств, адвокатские костюмы — участники совещания образовали несколько разнородных групп, по-разному реагировавших на столь же разнородные речи с трибуны.

Около полуночи дворцовый зал огласился таким ревом, словно к стенам Таврического вплотную приблизился грохочущий океан: в президиуме появился Плеханов. Красиков с любопытством наблюдал за ним. Он еще втайне надеялся на возвращение Плеханова к большевикам и с тревогой ожидал, что скажет он, возвратясь на родину.

Услышать программную речь Плеханова ему случилось лишь второго апреля. Пока Георгий Валентинович говорил о гордости за народ его страны, о том, что сбылось его предсказание: «русское революционное движение восторжествует, как движение рабочего класса, или оно никогда не восторжествует», о своей роли в подготовке революции, Красиков был спокоен. Петр Ананьевич ждал главного: каким видит Плеханов текущий момент, на чьей стороне его симпатии? И вот он услышал:

— Товарищи, я не хочу, чтобы между нами оставались какие-нибудь недомолвки, и, обращаясь сегодня к вам впервые, я не могу не вспомнить, что меня не раз называли социал-патриотом… Что значит социал-патриот? — Человек, который имеет известные социалистические идеалы и в то же время любит свою страну… И когда я признаюсь в этой любви, разве кто-нибудь обвинит меня в преступлении? Я всегда был за освобождение русской трудящейся массы от ига ее домашних эксплуататоров. Но когда я увидел с полной ясностью, что к числу Романовых, к числу их приспешников, к числу всех тех, которые стояли жадною толпой у трона, к числу угнетателей домашнего происхождения спешат присоединиться Гогенцоллерны, спешат присоединиться немцы, то я сказал наша обязанность — защищать весь русский народ также от немцев, от Гогенцоллернов…

Вот ведь на какой демагогический ход пошел марксист Плеханов. Спасти Россию и «русскую трудящуюся массу» от империалистических планов Гогенцоллернов! А наши отечественные капиталисты, оказывается, просто невинные жертвы! Они, что ж, не стремятся к захватам чужих земель, к расширению рынков? Пекутся о благе «русской трудящейся массы»? Ах, Георгий Валентинович, Георгий Валентинович! То, чего может не понимать блуждающий всю жизнь в политических потемках господин Пешехонов, не можете не понимать вы!

Тринадцать лет, со времени Амстердамского конгресса Второго Интернационала, не встречался Красиков с Георгием Валентиновичем и теперь с большим волнением смотрел на Плеханова, ревниво вслушивался в его слова. Но чем дольше говорил Георгий Валентинович, тем горше становилось на душе у Красикова. Даже наружность Плеханова вдруг представилась враждебной: бывший учитель и товарищ казался высокомерным и чужим…

— Теперь мы сделали революцию, — продолжал Плеханов, — и должны помнить, что если немец победит нас, то это будет означать большую вероятность восстановления старого режима. Вот почему нам необходимо всемерно бороться как против врага внутреннего, так и против врага внешнего.

Петр Ананьевич с горечью подумал: «Нет, в одном ряду с большевиками Плеханов уже никогда не будет». Это была одна из многих невосполнимых утрат на его долгом пути революционной борьбы…

Экая досада! Болезнь заточила его дома. Выбежал разгоряченный после стычки с Ногиным во время обсуждения вопроса о Временном правительстве, и вот результат. Горло жжет, голова раскалывается, знобит. Врач распорядился ни под каким видом не вставать с постели. Что он понимает, врач? Если душа не знает покоя, станешь ли печься о теле? Что происходит сейчас там, на совещании делегатов Советов? Соглашатели и без того имели ощутимый перевес над большевиками. А после возвращения Плеханова — пусть растерявшего и революционность свою, и прежнюю силу влияния на массы, но все же Плеханова! — преимущество оборонцев заметно возрастет. Сумеют ли товарищи дать им бой? Важно не дрогнуть перед их объединенной силой. Революцию творят не те, кто избегает опасности и риска.

На его плечо легла Наташина рука. Он повернулся к жене. Она таинственно улыбалась.

Вот уже недели две как Наташа сделалась добровольной помощницей Стасовой и выполняла всевозможные поручения Секретариата ЦК большевиков. Переписывала на машинке тексты листовок, материалы для рассылки по районам и на периферию. Случалось, ее приглашали поработать в редакции «Правды» на Мойке.

Петра Ананьевича радовало, что Наташа не осталась в стороне от событий, что у нее появилась пусть техническая, но все же партийная работа. Это ее основательно встряхнуло, настроение стало лучше, ровнее. Наташа почти ежедневно бывала на митингах, на собраниях, сделалась своим человеком во дворце Кшесинской. На похоронах жертв революции она шла в колонне большевиков.

— Опять лекарства? Не буду. Надоело! — решительно отказался Нетр Ананьевич.

— У меня новости. — Наташа по-прежнему улыбалась. — Получено письмо с фронта от… Петра Красикова.

— От Петьки? — Петр Ананьевич сел на диване, поспешно взял конверт, прочитал адрес. — Садись-ка, Наташа, давай читать.

— Я сама потом, — возразила она мягко. — Сейчас некогда. От Елены Дмитриевны скоро придут, а я еще не управилась.

Она ушла, и из ее комнаты спустя минуту донесся стрекот пишущей машинки.