«Кобылы молодые, — подумал Силин, разглядывая телодвижения девок. — Пахать бы на вас. Плуг и борону прицепить — и в поле.»

Минут через десять девчонки уморились, дружно плюхнулись на диван, долго над чем-то хохотали, допили коньяк и начали прощаться. Повинуясь воле интуиции, Михаил также торопливо спустился вниз, притаился за углом и стал ждать. Вскоре обе гостьи, довольные и пьяные, выплыли на улицу.

— Ой, как хорошо, прохладно! — воскликнула одна из них, та, что повыше.

— Да, надурились, жарко, — согласилась вторая, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Для Силина, болезненно воспринимающего осеннюю стужу, весь этот трёп звучал как издевательство.

— А все-таки классно Нинка пристроилась, — продолжила высокая. Силин различал их только по росту, одеты они были абсолютно по-инкубаторски: одинаковые кожаные куртки, джинсы, осенние сапоги на высокой, массивной платформе.

— Да ладно, чего хорошего-то? Все равно что на панель вышла. Я ни в жизнь бы на такое не согласилась, — довольно резко ответила вторая подруга Нины.

— Ну, ты сказала тоже — на панель. Он просто её любовник, один к тому же.

В тихом ночном переулке голоса хоть и звучали приглушённо, но Нумизмат слышал каждое слово. Осторожно выбравшись из-за угла, он потихоньку сопровождал наслаждающихся прохладой, тишиной и лёгким кайфом подружек.

— Тоже мне — просто любовник, — возмутилась низенькая гостья. — Вон какую квартиру ей купил, просто люкс. Шлюха, она и есть шлюха!

В этом месте Силин заслушался и, не углядев в темноте небольшую лужу, с маху ступил в неё. Хруст тонкого льда и хлюпанье грязи заставили обеих девиц оглянуться. Увидев в трех метрах за собой на пустынной улице высокую, угрожающего вида фигуру, девчонки пронзительно взвизгнули и припустились бежать со всех ног. Силина это позабавило. Впервые за много дней он позволил себе улыбнуться. Эта полуулыбка-полуусмешка блуждала на его губах, когда Нумизмат снова штурмовал пожарную лестницу. Оказывается, это даже приятно, когда тебя боятся.

Ночь Силин провёл там же, на чердаке, пристроившись около тёплых труб отопления. От неудобной позы затекла спина, но если она хоть немного согрелась, то ноги Нумизмата неизбежно зябли. А к утру начал одолевать и голод. Ещё до рассвета он спустился вниз. Смутные замыслы в его голове к этому времени окончательно сложились в определённый план. Надо было только хорошенько подготовиться.

В первую очередь он прошёл в нужный ему подъезд, осмотрел дверь квартиры номер пятьдесят шесть. Внешне она впечатляла: железная, выкрашенная угрожающе-чёрной краской. Вот только толщина железа заставила Силина хмыкнуть. Изготавливали её явные халтурщики, пустили на это дело двухмиллиметровый лист.

«Дерьмо, ковырнёшь ломиком, и она рассыплется», — решил Михаил. К тому же дверной глазок стоял слишком низко, и был не с широкоугольной призмой, а с самой обычной.

Выяснив все с дверью, Нумизмат поднялся выше. В отличие от дома, где он провёл прошлую ночь, этот не имел чердака и был покрыт мягкой кровлей. Как раз в том подъезде, где жила пассия Чалого, лестница поднималась выше площадки пятого этажа и выводила на крышу, в специально построенную для этого бетонную коробку размером с добрую комнату. Дверь, ведущая из неё непосредственно на крышу, оказалась запертой. Подсвечивая себе фонариком, Михаил осмотрел скважину, иронично улыбнулся и спустился вниз. В подъезде уже начали хлопать двери, народ с утра расходился по делам, и ему не стоило попадаться на глаза постоянным жильцам.

Далеко уходить Силин не стал. В ближайшей столовой он заказал две порции пельменей, три вторых блюда, горячий чай. Хорошее настроение от обильной пищи и тепла подпортило брезгливое выражение лица кассирши, сидевшей в конце раздаточного стола. Михаил полчаса потратил на разгадывание странного поведения женщины, но потом догадался, в чем дело. От его матерчатой куртки жутко несло голубиным помётом.

Насытившись и согревшись, Силин снова отправился на Птичий рынок. Нумизмат хотел избавиться от увесистой тяжести орденов и медалей. Он мог бы продать их в ДК «Звезда», там бы выручил больше, но Силин опасался показываться в столь цивилизованном месте. Кроме запаха и грязных сапог, сильно портила облик Нумизмата чёрная двухсуточная щетина на лице.

В этот день ему повезло, часа за два он продал почти все, не сойдясь в цене только за орден Ленина. Приберёг он и два ордена Боевого Красного Знамени, ещё из первой серии, времён гражданской войны. В своё время Силин выцыганил их у дочери почётного гражданина города Свечина Семена Пустовойтого, лихого рубаки и не менее лихого алкаша. Бывший комэск у самого

Чапаева мог пропить все — квартиру, одежду, но ордена хранил свято. Заразил он этой своей болезнью и единственную дочь, Коммуну Семёновну. Силин обхаживал Каму, как её звали соседи, два года. Помогли ему товарищи Лигачев и Горбачёв, придумавшие антиалкогольный указ. Водку Силин не пил, но талончики, позволявшие покупать в месяц целый литр спиртного, отоваривал неизменно. Дочь героя не устояла против тринадцати бутылок столь любимой ею отравы. Из этого запоя Коммуна уже не вышла. Допив все до конца, мучаясь похмельем и угрызением совести седая, грузная старуха открыла газ и сунула голову в духовку. Часа через два её сосед выйдя покурить почувствовал неприятный запах, но спросонья не поняв что это такое все же чиркнул спичкой. Пожалеть об этом он уже не смог. Бабахнуло так, что в подьезде вышибло все двери. Кроме Камы и невезучего курильщика, раскроившего себе череп о стенку, пострадали ещё трое, но не так сильно Опустевшую сумку Нумизмат быстро наполнил самыми разнообразными вещами: походным примусом «Шмель», двумя котелками, легко вставляющимися друг в друга, пятилитровой пластмассовой канистрой, спичками, набором слесарных инструментов и литыми заготовками для изготовления ключей. В завершение закупочной страды Михаил прошёлся по магазинам и запасся чаем, солью, сахаром, хлебом и даже тёплым одеялом. Были и непривычные расходы: Силин разорился на несколько одноразовых станков для бритья, крем для этой же процедуры и сильный одеколон, дабы перебить устоявшийся чердачный запах.

К трём часам дня Нумизмат был готов к длительному проживанию в «шведских» условиях, но взлететь на чердак подобно Карлсону побоялся. Пришлось шататься рядом с Хлебным переулком. Силин собирался и дальше барражировать по городу, но вдруг понял, что ему сейчас лучше заняться дверью на крышу. Ночью возиться с ней будет и неудобно, и подозрительно. Беспрепятственно поднявшись наверх, Нумизмат вытащил купленные заготовки для ключей, набор надфилей, синьку и за десять минут изготовил нужный ему ключ. Подобными делами он раньше занимался часто, и хотя последние годы ему пришлось трудиться на более грубой работе, руки его не забыли былой сноровки.

Очутившись на крыше, Силин внимательно осмотрелся и остался доволен открывающимся отсюда видом. После этого он сотворил нечто странное: прикрутил с обратной стороны двери самый обычный шпингалет и скобу к нему. Лишь в темноте Нумизмат вернулся к себе на чердак. Первым делом он приник к биноклю. Девица была дома, позевывая, смотрела телевизор. Тогда Силин занялся устройством своего быта. Пройдясь с фонариком по чердаку, он обнаружил в углу беспощадно истрёпанный временем и голубями матрас. Переборов брезгливость, перетащил его к своему наблюдательному пункту, прикрыл его вместо простыни освободившимся от орденов и медалей алым стягом. От слухового окна нещадно дуло, Силин чуть-чуть переместил постель, затем оторвал кусок шифера, так, чтобы можно было наблюдать за квартирой Нинули, не вставая с лежбища. Бросив на матрас одеяло, Нумизмат отправился на охоту.

Голубей он не ловил с детства, но навыков не растерял. Сизари в темноте не летают, и Силин по утробному воркованию быстро нашёл место ночёвки. Поймав одного, Михаил зажал между указательным и средним пальцами голову голубя и, резко встряхнув рукой, почувствовал, как хрустнули и подались шейные позвонки. Голубь ещё бился в агонии на полу у его ног, а Нумизмат уже шарил руками по загаженной балке перекрытия в поисках следующего дармового куска мяса. Все хлопоты с разделкой дичи он оставил на утро.