Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Не смейте заходить в воду! Сейчас домой пойдем!

Происходящее на мосту было необычно и притягательно, и они просто застыли на месте. В том числе и Лайди, которая звала сестер домой, а сама не спускала глаз с моста.

Стоявший там Сыма Ку с довольным видом хлопал в ладоши, глаза у него блестели, а лицо расплылось в улыбке.

– Кто еще смог бы придумать такой блестящий план! – похвалялся он перед слугами. – Никто, кроме меня, мать вашу! Ну-ка суньтесь теперь, гнусные япошки, узнаете, на что я способен.

Слуги одобрительно зашумели.

– Так что, поджигать, второй господин? – спросил один.

– Нет! Вот появятся, тогда и зажжем, – ответил Сыма Ку и в окружении слуг зашагал с моста.

Коляска повернула обратно в деревню.

Над мостом вновь повисла тишина, которую нарушала лишь капель стекающего вина.

Раздвигая заросли кустарника на склоне, Лайди с корзиной креветок в руке вела сестер на гребень дамбы. Вдруг перед ней возникло смуглое худое лицо. Испуганно вскрикнув, она выронила корзину. Та спружинила на кусте и, подпрыгнув, покатилась вниз, к реке. Вывалившиеся креветки хлынули из нее вьющейся блестящей лентой. Линди устремилась за корзиной, остальные сестры бросились собирать креветок. Боязливо отступив к реке, Лайди не спускала глаз со смуглого лица. На нем появилась извиняющаяся улыбка, и открылись два ряда зубов, сияющих подобно жемчужинам.

– Не бойся, сестренка, – послышался негромкий голос. – Мы партизаны. Давай без шума и постарайся побыстрее уйти отсюда.

Только теперь она разглядела в кустах на дамбе множество людей в зеленой форме. Они вжались в землю, лица и взгляды напряжены, у одних ружья, у других гранаты, а у некоторых лишь ржавые широкие мечи-дао. Смуглолицый, что улыбался ей белозубой улыбкой, в правой руке держал отливающий синевой пистолет, а в левой что-то блестящее и тикающее. Позже она узнает, что это карманные часы, по которым определяют время. А со смуглолицым они в конце концов будут спать под одним одеялом.

Глава 6

Входивший во двор Фань Сань был навеселе.

– Скоро японцы сюда заявятся, выбрала времечко ослица ваша! – недовольно ворчал он. – Хотя что тут говорить, ее мой жеребец покрывал. Кто колокольчик на шею тигру повязал, тому и развязывать. Ты, Шангуань Шоуси, смотрю, молодцом, бережешь репутацию. Хотя, тьфу, какая у тебя репутация! Я только из уважения к матушке твоей. Мы с твоей матушкой… – хохотнул он. – Она мне скребок изготовила – лошадям копыта подрезать…

Шоуси обливался потом и что-то бормотал, едва поспевая за Фань Санем.

– Фань Сань! – послышался громкий голос Шангуань Люй. – Тебя, как духа-покровителя, не дождешься, ублюдок!

– Фань Сань явился! – приосанился тот.

Взглянув на распростертую на земле чуть ли не при последнем издыхании ослицу, он тут же почти протрезвел.

– О-хо-хо, надо же так! Что раньше-то не позвали?

Скинув с плеча сумку из воловьей кожи, он нагнулся, потрепал ослицу по ушам и погладил по брюху. Потом повернулся к заду, потянул за торчащую из родовых путей ногу и, выпрямившись, печально покачал головой:

– Поздно, дрянь дело. Говорил я твоему сыну, когда он привел ее в прошлом году на случку: «Лучше с ослом этого вашего кузнечика спаривать». Так он и слушать не стал, жеребца ему подавай. А мой жеребец племенной, чистокровный японец, одно копыто больше ее головы. Как забрался на нее, так она чуть не грохнулась: ну прямо петух воробьиху топчет. Но мой племенной – он племенной и есть, дело свое знает: зажмурился и знай себе охаживает кузнечика вашего. Да будь и чей другой жеребец, что с того? Тоже трудно рожала бы. Ваша для мулов не годится, ей только ослов и приносить, таких же кузнечиков, как сама…

– Фань Сань! – оборвала его рассерженная Люй. – Это и всё, что ли?

– Всё, всё. Что тут еще говорить! – Он поднял сумку, закинул ее на плечо и, снова утратив трезвость, пошатываясь, двинулся к выходу.

Но она схватила его за руку:

– Неужто вот так просто и уйдешь?

– А ты разве не слыхала, почтенная, о чем хозяин Фушэнтана горланит? Скоро уже вся деревня разбежится! Так кто важнее – я или ослица?

– Верно, думаешь, не уважу тебя, почтенный Сань? Будет тебе две бутыли доброго вина и свиная голова. В этой семье я хозяйка.

– Знаю, знаю, – усмехнулся Фань Сань, глянув на Шангуаней – отца и сына. – Таких женщин, чтобы семью кузнеца как клещами держали да с голой спиной молотом махали, во всем Китае не сыщешь, экая силища… – И он как-то странно рассмеялся.

– Не уходи, Сань, мать твою, – хлопнула его по спине Люй. – Как ни крути, две жизни на кону. Племенной – твой сынок, ослица эта сноха тебе, а муленок у нее в животе – внучок твой. Давай уж, расстарайся: выживет – отблагодарю, награжу; не выживет – винить не буду, знать судьба моя такая несчастливая.

– Экая ты молодец: и ослицу, и жеребца в родственники мне определила, – смутился Фань Сань. – Что тут скажешь после этого! Попробую, может вытащу животину с того света.

– Вот это я понимаю, разговор. И не слушай ты, Сань, россказни этого полоумного Сыма! Ну зачем японцы сюда потащатся? К тому же этим ты благие деяния свои приумножаешь, а черти добродетельных стороной обходят.

Фань Сань открыл сумку и вытащил бутылочку с маслянистой жидкостью зеленого цвета.

– Это волшебное снадобье, приготовлено по тайному рецепту и передается в нашей семье из поколения в поколение. Как раз для случаев, когда у скотины роды идут не так. Дадим ей, а уж если и после него не родит, то даже Сунь Укун16 не поможет. Ну-ка, подсоби, господин хороший, – махнул он Шангуань Шоуси.

– Я подсоблю, – сказала Шангуань Люй. – У этого все из рук валится.

– Раскудахталась курица в семье Шангуань, что петух яиц не несет, – проговорил Фань Сань.

– Если хочешь обругать кого, третий братец, так обругай в лицо, не крути, – подал голос Шангуань Фулу.

– Осерчал, что ли? – вскинулся Фань Сань.

– Будет пререкаться, – вмешалась Шангуань Люй. – Говори давай, что делать?

– Голову ей подними, – скомандовал Фань Сань. – Мне лекарство влить надо!

Люй расставила ноги, напряглась и, обхватив голову ослицы, приподняла ее. Животное замотало головой, из ноздрей с фырканьем вылетал воздух.

– Выше! – прикрикнул Фань Сань.

Люй поднатужилась, тяжело дыша и тоже чуть не фыркая.

– А вы двое, – покосился на отца с сыном Фань Сань, – неживые, что ли?

Те бросились помогать и чуть не споткнулись об ослиные ноги. Люй закатила глаза, а Фань Сань только головой покачал. В конце концов голову подняли достаточно высоко. Ослица распустила толстые губы и ощерила зубы – длинные, желтые. Фань Сань в это время вставил ей в рот рожок из коровьего рога и влил зеленой жидкости из бутылочки.

Шангуань Люй перевела дух.

Фань Сань достал трубку, набил ее, присел на корточки, чиркнул спичкой, прикурил и глубоко затянулся. Из ноздрей у него поплыл сизый дымок.

– Японцы уездный город заняли, – проговорил он. – Начальника уезда Чжан Вэйханя убили, а его домашних изнасиловали.

– Тоже Сыма наслушался? – уточнила Люй.

– Нет, мой названый брат рассказал. Он там живет за Восточными воротами.

– Через десять ли17 правда уже не правда, – хмыкнула Люй.

– Сыма Ку отправил слуг на мост кострище устраивать, – вставил Шоуси. – И это, похоже, не выдумки.

– Чего серьезного никогда от тебя не услышишь, – сердито зыркнула мать на сына, – а вот на выдумки горазд. Мужик ведь, детей целая куча, а все не понять, голова у тебя на плечах или пустая тыква. Можно ведь поразмыслить: японцы – они же не без роду-племени, у каждого и отец, и мать имеется. Какая у них может быть вражда или ненависть к нам, простым людям, что они нам сделают? Бежать – так пуля все одно догонит. А если прятаться, то до каких пор?

Отец и сын слушали, понурив головы и не смея пикнуть. Фань Сань вытряхнул пепел из трубки и прокашлялся:

вернуться

16

Сунь Укун – могущественный царь обезьян, персонаж классического романа «Путешествие на Запад».

вернуться

17

Ли – мера длины, равная 0,5 км.

9
{"b":"242235","o":1}