– Сиди спокойно.

– Тут нищие пришли, старина Чжан! – крикнул дровосек. – Еду просить, наверное.

Из нашего дома, наклонившись, быстро вышел человек в белом фартуке и серой шапке с изрезанным морщинами лицом. Рукава высоко закатаны, руки в муке.

– Попросите где-нибудь еще, тетушка, – дружелюбно начал он. – Мы солдаты, на пайке, и подать вам что-то не получится.

– Это мой дом, – ледяным тоном проговорила матушка.

Все находившиеся во дворе на миг замерли. Сидевший с намыленной головой вскочил и вытер рукавом потеки с лица, обратив к нам громкое мычание. Это был старший немой Сунь. Он подбежал, издавая нечленораздельные звуки и размахивая руками. Видно, много чего хотелось ему сказать, но что именно – понять было невозможно.

Мы растерянно смотрели на его грубое лицо, и в душе у нас зарождались нехорошие предчувствия. Немой вращал желтоватыми белками глаз, толстый подбородок подрагивал. Повернувшись, он бегом направился в восточную пристройку и притащил оттуда щербатую фарфоровую чашу и свиток с птицей. Подошедший бритоголовый со штыком похлопал его по плечу:

– Ты их знаешь, Бессловесный Сунь?

Немой поставил чашу на землю, поднял одну из щепок, присел на корточки и вывел неровными разнокалиберными иероглифами: Это моя теща.

– Вот оно что! – оживился бритоголовый. – Значит, хозяйка вернулась. Мы пятое отделение первого взвода отряда подрывников-железнодорожников. Я командир отделения Ван. Мы сюда на отдых прибыли, уж простите, что заняли ваш дом. Ваш зять – наш политкомиссар прозвал его Сунь Буянь, Бессловесный Сунь – боец добрый, храбр и бесстрашен в бою, мы берем с него пример. Сейчас освободим дом, тетушка. Лао Люй, Сяо Ду, Чжао Даню, Сунь Буянь, Цинь Сяоци! Быстро собрать свои вещи и очистить помещение!

Солдаты отставили дела и зашли в дом. Потом выстроились на дворе в шеренгу: за спиной – сложенные и крепко связанные одеяла, на ногах – обмотки и матерчатые туфли на толстой подошве, в руках – винтовки, на шее – мины.

– Прошу, тетушка, заходите, – пригласил командир. – Все здесь пока подождут, а я к комиссару за указаниями.

Все бойцы, даже старший немой, которого теперь звали Бессловесный Сунь, стояли навытяжку, как сосенки.

Командир схватил винтовку и убежал, а мы вошли в дом. К котлу, в котором клокотала вода, была пристроена двухъярусная пароварка из камыша и бамбука, из ее щелей вырывался пар; в очаге жарко пылали дрова. В воздухе стоял аромат пампушек. Пожилой повар, с виду очень добродушный, подбросил еще дров, виновато кивнув матушке:

– Вы уж не серчайте, мы тут без вашего согласия печку переделали. – И указал на глубокий желоб под очагом. – Эта штука получше десятка мехов будет. – Пламя гудело с такой силой, что у нас появились опасения – не расплавится ли у котла днище. На пороге сидела раскрасневшаяся Линди и щурилась на вылетавшие из щелей в пароварке струйки пара. Пар поднимался вверх, принимая самые разнообразные формы, и чем дольше за ним наблюдать, тем красивее он кажется.

– Линди! – позвала матушка.

– Сестра! Третья сестра! – подхватили пятая и шестая сестры.

Линди бросила на нас отсутствующий взгляд, будто мы не были знакомы вовсе или же ни на минуту не расставались.

Матушка провела нас по чисто прибранным комнатам, но нам было как-то неловко, мы будто стеснялись, и она решила снова выйти во двор.

Солдаты так и стояли в одну шеренгу. Немой начал строить нам гримасы. Маленький пащенок Сыма бесстрашно подошел к солдатам и стал трогать их крепко затянутые обмотки.

Вернулся их командир, а с ним мужчина средних лет, в очках.

– Это наш комиссар Цзян, тетушка, – представил его командир.

Среднего роста, с белой, чистой кожей, тщательно выбритый, комиссар был перепоясан широким кожаным ремнем, а из нагрудного кармана торчала ручка с золотым пером. Он вежливо кивнул нам и достал из кожаного мешочка на бедре горсть каких-то разноцветных штуковин.

– Это вам, дети, леденцы, поешьте сладкого. – Он разделил их поровну, даже закутанной в соболью шубу девчонке досталась парочка, за нее их приняла матушка. Леденцы я пробовал впервые. – Надеюсь, тетушка, вы не будете возражать, если эти солдаты поживут у вас?

Матушка машинально кивнула.

Он поднял рукав, посмотрел на часы и крикнул:

– Пампушки готовы, старина Чжан?

– Вот-вот будут готовы, – доложил выскочивший из дверей повар.

– Детей накорми, пусть поедят первыми, – распорядился комиссар. – Потом дам команду казначею, чтобы пополнил припасы.

Чжан согласно кивал.

А комиссар обратился к матушке:

– Вас, почтенная тетушка, хочет видеть командир отряда, прошу пройти со мной.

Матушка хотела было передать малышку пятой сестре, но комиссар остановил ее:

– Нет, лучше возьмите ее с собой.

И мы пошли за комиссаром. На самом-то деле это матушка следовала за ним, я сидел у нее на спине, а малышка лежала на руках. Двое часовых, стоявших у ворот Фушэнтана навытяжку с винтовками в левой руке, отдали нам честь, вскинув правую руку через грудь и положив на сверкающий штык. Пройдя через несколько галерей, мы вошли в большой зал, где на красном столе Восьми Бессмертных71 стояли два больших дымящихся блюда – одно с фазаном, другое с зайчатиной. Была там и корзинка пампушек, белых аж до синевы. Навстречу вышел человек с бородкой и усами.

– Добро пожаловать, добро пожаловать, – улыбнулся он.

– Это, тетушка, командир нашего отряда Лу, – представил его комиссар.

– Я слышал, вы тоже из рода Лу, почтенная, – заговорил командир. – Лет пятьсот назад мы были одной семьей.

– В чем наша вина, господин начальник?

Лу внимательно глянул на нее, а потом от души расхохотался:

– Вы не так всё поняли, почтенная. За моим приглашением не кроется никаких тайн. Десять лет назад мы с вашим старшим зятем Ша Юэляном были закадычными друзьями, а тут я узнал, что вы вернулись, и приготовил угощение.

– Никакой он мне не зять, – заявила матушка.

– Ну зачем же скрывать, тетушка? – вставил комиссар. – Разве у вас на руках не дочка Ша Юэляна?

– Это моя внучка.

– Давайте сначала поедим, – засуетился Лу. – Вы наверняка ужасно голодны.

– Мы, пожалуй, откланяемся, господин начальник.

– Не спешите уходить, почтенная. Ша Юэлян в письме попросил меня приглядеть за дочерью, он же знает, что жизнь у вас несладкая. Сяо Тан!

В зал стремительно вошла симпатичная девушка в военной форме.

– Прими у почтенной тетушки ребенка, чтобы она могла поесть, – велел Лу.

Та подошла к матушке и с улыбкой протянула руки.

– Никакая она не дочь Ша Юэляна, – твердо повторила матушка. – Она моя внучка.

Снова пройдя галерею за галереей, мы вышли на улицу, прошли по проулку и вернулись домой.

В последующие несколько дней эта симпатичная девушка носила нам еду и одежду. Из еды это были жестяные банки с печеньем в форме собачек, кошечек и тигрят, стеклянные бутылочки с молочной смесью, а также глиняные кувшинчики с прозрачным пчелиным медом. А из одежды – шелковые и бархатные курточки и штанишки с кружевной отделкой и даже шапочка на подкладке с заячьими ушками из меха.

– Это всё подарки ей от командира Лу и комиссара Цзяна, – указала она на малышку. – Маленький братик, конечно, тоже может все есть, – добавила она, указывая на меня.

Матушка бросила полный безразличия взгляд на пышущую энтузиазмом барышню Тан с ее румяными, как яблочки, щеками и глазками цвета зеленого абрикоса:

– Заберите все это назад, барышня. Эти вещи слишком хороши для детей из бедной семьи. – И, выпростав груди, сунула один сосок мне, а другой – девчонке из семьи Ша. Та довольно запыхтела, а я запыхтел злобно. Она задела меня рукой по голове, я в ответ лягнул ее по попе, и она разревелась. А еще до меня доносились беспрестанные, еле слышные и нежные всхлипывания восьмой сестренки, Юйнюй, – плач, которым заслушались бы и солнце, и лунный свет.