Если «старшина» захватил самолет в свой пучок — дело худо: вряд ли упустит, передаст другим прожекторам, а те, скрестив многие лучи, будут уже цепко держать, пока самолет двигается к цели; артиллерия обрушит всю сталь из своих стволов, так что прицельного бомбометания не жди, если самолету на боевом курсе надо шарахаться из стороны в сторону, лавируя между разрывов.
Уже на подлете к Гомелю Венин самолет — между собой мы подполковника Веней зовем — был сразу же схвачен этим «старшиной». В кабине будто взъярилось голубое солнце! Глаз не спрячешь.
С Вениамином Дмитриевичем в ту ночь был опытный штурман Иван Старжинский. Он потом нам все и рассказал.
Видя, что они в голубых лучах «старшины», Старжинский сказал Зенкову: "Дальше идти нет смысла. Крути обратно порезче; уйдем из лап «старшины», а там будем пытаться зайти снова".
Командир не возразил штурману, сделал глубокий разворот на обратный курс — вроде уходить от Гомеля; «старшина» не стал его сопровождать, полагая, что тот отказался от атаки.
Отойдя подальше, Веня снова двинулся на цель. И снова их поймал этот самый «старшина».
Старжинский предложил Зенкову проделать тот же ложный маневр. На этот раз Веня проворчал:
"Если «старшина» будет нас хватать в каждом заходе, а мы от него бегать, никогда не доберемся до цели!"
Все же и на этот раз он выполнил указание штурмана и, повернув обратно, выскочил из цепких лучей «старшины». А когда зашли они в третий раз, тут им удалось проскочить мимо. И так как другие прожектора, что были поближе к цели, привыкли принимать самолеты от «старшины», то они самолет Зенкова и проморгали. Штурман Старжинский — такой он у нас хитрец-мудрец — обхитрил прожектористов.
Ладно. Обманув прожектористов, не попали они тем самым и в гущу зенитного обстрела, что и дало им возможность прицельно сбросить бомбы. Закрывая бомболюк, Веня приглушил моторы, чтоб не слышно было, стал снижаться в развороте на обратный курс. А прожектора вокруг беснуются, кромсают небо! Поняли глазастики, что проштрафились, а поймать самолет не могут: стороной прошел и низом.
И захотелось тут нашему Вене насолить этим прожектористам пакостным, прямо мальчишеский азарт на него нахлынул.
"Слушай, — говорит, — Иван! Что, если врезать им по очкам?"
"А что? Давай!" — подхватил Старжинский.
Ну и врезали они, как договорились. Так врезали, что об их подвиге газета напечатала передовую. Почитайте, почитайте, товарищ младший лейтенант! Даже очень полезно будет.
Стартех замолк и стал шумно пыхтеть в рукав самокруткой.
— Здорово! — вздохнул Ефим. — В "Красном соколе", говорите? Завтра же разыщу.
Некоторое время молча курили. Ефиму хотелось узнать, как это они врезали. И спросить вроде бы уже стало неудобно. В конце концов любопытство взяло верх. Он усмехнулся:
— Так по очкам, говорите, товарищ старший техник-лейтенант?..
— Угу, по очкам! — не без удовольствия подхватил стартех. — Снизились почти до земли и пошли чесать по прожекторам из крупнокалиберных пулеметов, гася их один за другим. Ночью для стрелков с такой малой высоты нет лучше цели, чем светящий в небо прожектор. А самих летящих низко не просто поймать в луч. Так что пришлось немцам спрятаться — погасить на время прожектора. Этим и воспользовались другие наши самолеты, безнаказанно бомбившие в ту ночь. Вот, собственно, и все. — Стартех встал: — Скоро наши прилетят. Надо готовиться.
Васенин пожал ему руку и направился на старт, к будке руководителя полетов.
Здесь уже был командир дивизии, с ним несколько старших офицеров, не занятых в полетах. Прислушиваясь к напряженным разговорам, Ефим уловил, что в воздухе происходит что-то неладное. Через минуту молодой летчик понял: ходит немец рядом с их аэродромом: то ли разведчик, то ли бомбардировщик — ждет, очевидно, когда на аэродроме включат прожектора.
На старте иногда слышался его отдаленный гул, характерный для «даймлер-бенцев». Несомненно, немец выжидал удобный момент, зная, конечно, что аэродром где-то здесь, но его пока не видя. Все на старте это прекрасно понимали.
А тут вскорости свои самолеты загудели, возвращаясь с боевого задания. Немец к этому времени, как видно, и подгадывал. Как быть? Командир дивизии приказал огней не зажигать, посадку пока никому не разрешать.
А самолеты все прибывают и прибывают. Уже десятки их кружатся на остатках горючего. Время идет минута за минутой, и все чувствуют на старте, что так долго тянуть нельзя. Нарастающий гул самолетов все больше взвинчивает и без того острую обстановку.
Заметно нервничая, комдив проговорил, словно бы спрашивая самого себя:
— Что же творится сейчас в небе?
Услышав это, старший штурман дивизии Молчанов возьми и дай совет:
— А вы, товарищ полковник, прикажите всем кораблям включить на несколько секунд посадочные фары: вот и увидим, что там у них творится!
Командиру дивизии идея понравилась, и он распорядился радировать об этом всем на борт.
Ночь была ясная, и небо в мгновенье прочертили сотни ярчайших лучей от фар. Черный небосвод сразу будто кто заштриховал светящимся пером! Ефим остолбенел от зрелища невиданного. Казалось, вся масса самолетов, невидимая для глаз, но мечущаяся в светящихся сетях, вот-вот спутается в клубок и рухнет вниз. Ефим прикрыл глаза. Командир дивизии тут же приказал погасить все фары.
Потом Васенин понял: вся эта армада самолетов была видна с земли, и снизу казалось, что в воздухе безумный хаос, шабаш ведьм. На самом деле у каждого самолета был свой «эшелон», своя высота подхода к аэродрому, и все они, хотя и пересекали нередко путь друг другу, все же находились в относительной безопасности, так как были "на разных полках".
А немец, скорей всего, испугался иллюминации и ушел на запад. Нашим бомбардировщикам стали давать посадку. Так все и обошлось.
Глава пятая
— Ну и какой же мудрости ты у нас набрался, Ефим Александрович? — спросил Васенина заместитель командира полка, готовясь знакомиться с ним в воздухе.
— О! Читал о вас, товарищ подполковник, в газете "Красный сокол". Как вы ловко били прожектористов по очкам.
— Это ладно. А что еще?
— От стартеха нашего слышал удивительный рассказ, как экипаж выпрыгнул по ошибке из исправного самолета, а самолет сам мягко сел на кусты и теперь опять летает.
— Так. И какой же ты для себя вывод сделал, Ефим Александрович?
— Какой? Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не паниковать! Действовать обдуманно.
— Ну положим, обстановка не всегда даст тебе время рассуждать, — задумчиво возразил Зенков.
— Я и не имею в виду обдумывать сколько угодно. И все же, увидев, что бензиномер показывает "бензина нет", прикинул бы прежде всего: почему? Либо пробиты баки и бензин вытек, либо отказал прибор. Поскольку моторы работали исправно, подождал бы с минуту и убедился, что отказал бензиномер. После чего спокойно бы себе летел.
— Скажи, Ефим Александрович, а как бы ты поступил, если бы действительно были пробиты баки и бензин вытек? — Зенков хитро заглянул Ефиму в глаза,
— Ну тут, как только бы заметил, что давление бензина падает, что моторы начинают чихать, немедленно скомандовал бы приготовиться к прыжку. Но сам прыгать бы не стал, пока не убедился, что все, кто был на борту, прыгнули.
— Так, так. А садиться, скажем, ночью решился бы?
— Нет, садиться бы не стал. Прежде всего потому, что по инструкции это запрещено. Да и правильно: не видя под собой земли, можно рассчитывать лишь на случайную удачу. Во всех других случаях можно ожидать катастрофы.
— Ладно. Пока вопросов нет. Надевай парашют, Ефим Александрович, и полетим. На земле ты кумекаешь неплохо. Пощупаю тебя, какой ты сокол в воздухе!..
Заместитель командира полка Вениамин Дмитриевич Зенков с первого же провозного полета усадил Ефима Васенина на левое пилотское кресло, сам занял место правого летчика и будто вовсе не замечал ничего в манере пилотирования молодого летчика. Сделал с ним три посадки в полетах "по кругу", слетал еще "в зону", где Ефим показал подполковнику, как умеет выполнять виражи, спирали на крутом снижении, змейки и другие важные для бомбардировщика эволюции в воздухе. После этого подполковник, не говоря ни слова, убрал газ одному мотору и зафлюгировал винт. Ефим, не взглянув ни на Зенкова, ни на остановленный пропеллер, удержал штурвалом потянувший в разворот самолет, снял нагрузки от несимметрично отклоненных рулей и продолжал выдерживать самолет на прямой с заданным курсом. Так они прошли минут пять, и подполковник вывел винт из флюгера, а когда мотор снова заработал в привычном крейсерском режиме, сказал:
